Джузеппе Бальзамо (Записки врача). Том 2 - Александр Дюма

– Так вас, должно быть, заразили этой болезнью те, кого свели с ума вы сами?

– Берегитесь! Мне надоели ваши любезности, потому что они неискренни.

– Графиня, графиня! Я начинаю думать, что вы не с ума сошли, а просто неблагодарны.

– Нет, я – не сумасшедшая, не неблагодарная, я…

– Кто же вы?

– Я разгневана, господин герцог!

– В самом деле…

– Вас это удивляет?

– Нисколько, графиня. Клянусь честью, есть от чего разгневаться!

– Вот именно это меня в вас и возмущает.

– Неужели есть что-то такое, что может вас во мне возмутить, графиня?

– Да.

– Что же это? Я уже довольно стар, однако я готов приложить любые усилия для того, чтобы вам понравиться.

– Да вы просто не знаете, о чем идет речь, маршал.

– Ошибаетесь, мне это известно.

– Вы знаете, что меня раздражает?

– Разумеется: Замор разбил китайский фонтан. Едва уловимая улыбка промелькнула на губах молодой женщины, однако Замор, почувствовав себя виноватым, униженно склонил голову, словно небо затянуло тучей, полной пощечин и щелчков.

– Да, – со вздохом проговорила графиня, – да, герцог, вы угадали: причина именно эта, вы действительно тонкий политик.

– Мне всегда это говорили, графиня, – скромно отвечал де Ришелье.

– А я и так это вижу, герцог. Вы сразу определили причину, отчего я не в духе: это восхитительно!

– Ну и прекрасно. Однако это еще не все.

– Неужели?

– Да, я догадываюсь, что есть еще кое-что…

– Вы так думаете?

– Да.

– А о чем вы догадываетесь?

– Мне кажется, вы ждали вчера вечером его величество.

– Где?

– Здесь.

– Что же дальше?

– Его величество не пришел.

Графиня покраснела и приподнялась на локте.

– Ax, ax! – прошептала она.

– А ведь я приехал из Парижа, – продолжал герцог.

– Ну и что же?

– А то, что я мог ничего не знать о том, что произошло в Версале, черт побери! Однако…

– Герцог, милый герцог, вы сегодня чересчур сдержанны. Какого черта! Раз уж начали – договаривайте. Или не надо было начинать.

– Вольно вам говорить, графиня! Дайте мне хотя бы передохнуть. Так на чем я остановился?

– Вы остановились на… «однако».

– Да, верно. Однако я не только знаю, что его величество не пришел, но и догадываюсь, почему не пришел.

– Герцог! Я всегда думала, что вы колдун. Мне недоставало лишь доказательства.

– Сейчас я вам представлю и доказательство. Графиня, уделявшая беседе значительно больше внимания, чем ей хотелось это показать, оставила в покое голову Замора, волосы которого она перебирала своими белыми изящными пальчиками.

– Представьте, герцог, представьте, – сказала она.

– В присутствии господина дворецкого? – спросил герцог.

– Ступайте. Замор, – приказала графиня негритенку. Обезумев от радости, он одним прыжком выскочил из будуара в приемную.

– Прекрасно! – прошептал Ришелье. – Должен ли я все вам говорить, графиня?

– Чем вам помешала эта обезьяна – Замор, герцог?

– Сказать по правде, меня кто угодно смущает.

– Кто угодно – это я понимаю, но разве Замор – кто угодно?

– Замор – не слепой, не глухой, не немой. Значит, он тоже – «кто угодно». «Кто угодно» для меня – тот, у кого такие же, как у меня, глаза, уши, язык; значит, он может увидеть то, что я делаю, услышать или повторить то, что я говорю; одним словом, этот «кто-то» может меня выдать. Итак, изложив свою теорию, я продолжаю.

– Да, герцог, продолжайте, доставьте мне удовольствие.

– Не думаю, что это будет удовольствием, графиня. Впрочем, неважно, я должен продолжать. Итак, король посетил вчера Трианон.

– Малый или Большой?

– Малый. Ее высочество держала его под руку.

– Вот как?

– Ее высочество очаровательна, как вам известно…

– Увы!

– Она так с ним носилась, называла «папочкой», что его величество не устоял – ведь у него такой мягкий характер! За прогулкой последовал ужин, за ужином – невинные игры. Одним словом…

– Одним словом, – бледная от нетерпения, подхватила Дю Барри, – король не поехал в Люсьенн, не так ли? Вы это хотели сказать?

– Да, черт возьми.

– Это просто объясняется: его величество нашел там все, что любит.

– Отнюдь нет, и вы сами далеки от того, чтобы поверить хоть одному своему слову. Он нашел там всего-навсего то, что ему нравится.

– Это еще хуже, герцог. Судите сами: поужинал, побеседовал, поиграл – вот и все, что ему нужно. С кем же он играл?

– С де Шуазелем.

Графиня сделала нетерпеливое движение.

– Может быть, не стоит больше об этом говорить, графиня? – предложил Ришелье.

– Напротив, продолжайте.

– Вы столь же отважны, сколь умны, графиня. Давайте возьмем быка за рога, как говорят испанцы.

– Госпожа де Шуазель не простила бы вам этой пословицы, герцог.

– Пословица к ней не относится. Я хотел сказать, графиня, что де Шуазель, раз уж я вынужден о нем говорить, играл в карты, да так удачно, так ловко…

– Что выиграл:

– Нет, он проиграл, а его величество выиграл тысячу луидоров в пикет. А в этой игре его величество крайне самолюбив, притом что играет он из рук вон плохо.

– Ох, этот Шуазель! – прошептала Дю Барри. – Госпожа де Граммон тоже была там?

– Нет, графиня, она готовится к отъезду.

– Герцогиня уезжает?

– Да, она делает глупость, мне кажется.

– Какую?

– Когда ее не преследуют, она дуется; когда ее не прогоняют, она уезжает сама.

– Куда?

– В провинцию.

– Она собирается строить козни.

– Ах, черт побери! Чем же ей еще заниматься? Итак, собираясь уезжать, она, естественно, пожелала проститься с ее высочеством, которая, понятно, нежно ее любит. Вот как она оказалась в Трианоне.

– В Большом?

– Разумеется, ведь Малый еще не готов.

– Окружая себя всеми этими Шуазелями, ее высочество недвусмысленно дает понять, чью сторону она принимает.

– Нет, графиня, не надо преувеличивать. Итак, герцогиня завтра уезжает.

– Король развлекался там, где не было меня! – воскликнула графиня с возмущением и в то же время со страхом.

– Ах, Боже мой! Да, в это трудно поверить, однако это так, графиня. Что же из этого следует?

– Что вы прекрасно обо всем осведомлены, герцог.

– И все?

– Нет.

– Ну так продолжайте!

– Я из этого заключаю, что по доброй воле или силой необходимо вырвать короля из когтей этих Шуазелей, или! мы погибли!

– Увы!

– Простите, – продолжала графиня, – я говорю «мы», однако не волнуйтесь, герцог, это относится к членам семьи.

– И к друзьям, графиня. Позвольте на этом основании тоже принять в этом деле участие. Таким образом…

– Таким образом, вы себя причисляете к моим друзьям?

– Мне казалось, что я говорил вам об этом, графиня.

– Этого недостаточно.

– Я полагал, что доказал это.

– Вот это уже лучше. Так вы мне поможете?

– Я готов сделать все, что в моей власти, графиня, однако…

– Что?

– Не стану от вас скрывать, что дело это весьма трудное.

– Их что же, нельзя вырвать, этих Шуазелей?

– Во всяком случае, они неискоренимы.

– Вы полагаете?

– Да.

– Стало быть, что бы ни говорил славный Лафонтен, против этого дуба бессильны и ветер, и буря.

– Этот министр – большой талант!

– Ага! Вы заговорили, как энциклопедисты.

– Разве я уже не член Академии?

– О, вы в такой малой степени академик…

– Вы правы. Академик – мой секретарь, а не я. Однако я по-прежнему настаиваю на своем.

– Что Шуазель – талантливый политик?

– Совершенно верно.

– В чем же состоит его талант?

– А вот в чем, графиня: он сумел так представить дела в Парламенте и отношения с Англией, что король не может больше без него обойтись.

– Да ведь он настраивает Парламент против его величества!

– Ну конечно! В том-то и состоит ловкость!

– Он же толкает англичан к войне!

– Вот именно, потому что мир был бы для него губителен.

– Это не талант, герцог.

– Что же это, графиня?

– Это государственная измена.

– Когда государственная измена имеет успех, графиня, это талант, как мне кажется, и немалый.

– Ну, раз так, герцог, я знаю еще кое-кого, кто не менее ловок, чем де Шуазель.

– Неужели?

– По части парламентов, по крайней мере.

– Это – главный вопрос.

– Да, потому что это лицо причастно к возмущению Парламента.

– Вы меня заинтриговали, графиня.

– Вы не знаете, о ком я говорю, герцог?

– Нет, признаться…

– А ведь он – член вашей семьи.

– Неужели у меня в семье есть талантливый человек? Вы изволите говорить о моем дяде – кардинале, графиня?

– Нет, я говорю о вашем племяннике, герцоге д'Эгийоне.

– Ах, герцог д'Эгийон! Да, верно, это он дал ход делу ла Шалоте. По правде сказать, он очень милый мальчик. Он в этом деле славно потрудился. Клянусь честью, графиня, вот тот человек, которым умной женщине следовало бы дорожить.

– Видите ли, герцог, – отвечала графиня, – я даже незнакома с вашим.., племянником.