Колодец и маятник. Рассказы - Эдгар По

В юмористическом описании полета Ганса Пфааля на Луну есть серьезные рассуждения о самочувствии астронавта и вообще живых существ в космосе, и мы снова удивляемся прозорливости писателя, так же как и в рассказе «Mellonta tauta», где он пишет о железной дороге будущего, и поезд преодолевает пространство со скоростью триста миль в час. Как доказано исследователями, По сделал только два путешествия через океан, когда вместе с Алланом плыл в Англию и обратно. Он много ездил по Америке и, кроме Англии, за границей не бывал. Тем более захватывают его живописные и точные описания чужих земель, его подробное знание морского дела. Интересно, что для рассказа «Низвержение в Мальстрем» писатель воспользовался сведениями Британской энциклопедии, а позже это издание в новых выпусках цитировало описание Мальстрема… по тексту По, так эффектно он изобразил это природное явление (когда читаешь этот текст, на ум приходят современные материалы о Бермудском треугольнике. Опять По как будто заглянул в будущие проблемы). Можно продолжать перечень профессиональных вопросов по различным наукам, с которыми По был ознакомлен и которые оригинально воплотились в его художественном творчестве. Вспомним, что он был соавтором специального произведения о ракушках. Эта научно-популярная работа имела успех и переиздавалась несколько раз.

Эдгар По – один из немногих тогдашних и великих писателей, кто с таким интересом и восторгом следил за достижениями научной мысли, за техническими изобретениями, кто так тянулся ко всему необычному, новому, только что открытому в мире природы. И в этом проявилась его «американскость» – характерная черта гражданина страны, где технический и научный прогресс был самой движущей силой развития. Об этой увлеченности свидетельствуют и публицистика, и художественная проза автора «Тысяча второй сказки Шехерезады». Этот юмористический рассказ является развернутымй текстом жены султана о чудесах нашей земли. Своей реальной невероятностью они превосходят любую фантастику и вызывают сомнения и скепсис у султана, что для сказочницы заканчивается весьма печально. По успешно использует прием, который в наше время с легкой руки Виктора Шкловского называют «эффектом очуднения», т. е. показывает известное под новым углом зрения, раскрывает его странные, необычные стороны. Рисуя технические открытия – пароход, паровоз, телеграф, воздушный шар и т. п., – Шехерезада описывает их с точки зрения человека средневековья. Это вызывает не только «эффект очуднения», но и веселый смех. Следовательно, и в этом Марк Твен продолжает традицию По в своем романе «Янки при дворе короля Артура».

Бесконечный процесс познания мира представлялся писателю, как это следует из философского диалога «Сила слов», счастьем: «Ох, счастье не в самом знании, а в получении этих знаний. Вечно познавая, мы вечно блаженны… единственная цель бесконечной материи – создать множество источников, из которых душа может утолять всегда ненасытную в пределах материи жажду познания, ибо утолить эту жажду значит уничтожить бытие души». Круг чтения Эдгара По, о чем свидетельствуют и его произведения, был очень широк и удивительно разнообразен. Он следил за открытиями в областях различных наук, рецензировал специальные труды по философии, биологии, географии, истории, широко использовал полученные знания в своих художественных произведениях. Его увлекал процесс создания новых реальностей с помощью научных открытий, воплощения в жизнь величественных планов, приумножающих блага мира, украшающих его. С чисто американским практицизмом он предлагал немедленно воплощать в жизнь научные теории, опережая художественным словом медленный, как ему казалось, прогресс. Его воздушные шары пересекали Атлантический океан или даже летали в космос гораздо раньше, чем могли это сделать настоящие летательные аппараты, а исследователи возвращали жизнь умершим, останавливая с помощью месмерических ремней смерть и разложение.

Фантазия По дает иногда странные и одновременно рациональные плоды. Например, в рассказе «Поместье Арнгейм» он излагает теорию парковой архитектуры как искусства не менее прекрасного, чем живопись, скульптура или музыка. Увлечение созданием поэтически прекрасных садов приобрело особый размах в XVIII веке во всех европейских странах. В США По первым воспел этот вид искусства, доказывая великолепие своего вымышленного парка до неслыханного и невиданного, превосходящего мифические сады Семирамиды. Национальные парки страны и даже такая коммерческая организация, как прославленный Диснейленд, видимо, являются далекими наследниками поэтических фантазий По.

Некоторые поэзии и рассказы По напоминают уже когда-то услышанное, знакомое. Когда это сходство подтверждается сопоставлением со стихами или прозой Кольриджа, Гофмана или Вашингтона Ирвинга, ясно, что здесь выразителен отзвук знакомства По с произведениями этих художников и его искреннего восхищения ими. Нельзя забывать и о поразительной стилистической восприимчивости, которая делает такими эффектными пародии По на разных литераторов («Герцог де л’Омлет», «Трагическое положение», «Черт на колокольне»).

И значительно больше моментов узнаваемости возникает при чтении книг литераторов, писавших после По, то есть тех, на кого он произвел несомненное влияние. Это символисты, неоромантики, многие писатели-декаденты, некоторые представители экспрессионизма и, как бы неожиданно это не звучало, довольно многочисленный отряд реалистов.

Символисты разных стран, в том числе и отечественные, называли По своим предшественником и учителем. В целом это так, хотя определенно прав был и Александр Блок, когда писал: «Мир его творчества так широк, что вряд ли справедливо считать его основоположником так называемого символизма». Талант По такой щедрый, что небрежно разбросал зерна новых идей и художественных форм, как будто не замечая собственного новаторства и в поэзии, и в прозе.

Своей судьбой и творчеством По был близок к «про́клятым поэтам», во многом предшествовавший этим французским художникам. Не случайно на родине Рембо, Верлена его пылким и талантливым популяризатором стал Шарль Бодлер, во Франции По поняли глубже и тоньше, чем на родине. Известная статья Бодлера, посвященная американскому писателю, сохранила свое значение и до наших дней как одна из наиболее вдумчиво и хорошо написанных работ о По. Здесь, конечно, оказалась, если прибегнуть к высказыванию Гете, Wahlverwandschaft, родство избранных.

И в изобразительном искусстве Франции ощутимо влияние пластичной поэзии и прозы По, в частности в картинах символистов Гюстава Моро или Одилона Редона, самых причудливых художников прошлого столетия. Однако это отдельная тема, требующая серьезного изучения.

До последнего времени в работах российских исследователей подчеркивалось, что символисты и декаденты мифологизировали фигуру и творчество По, видели в нем только то, что хотели видеть. И если американские современники негативно относились к писателю за его «демонизм», тот же демонизм автора «Ворона» захватывал Бодлера, Брюсова и Бальмонта. Это так. Творчеству По действительно присущ определенный демонизм, хотя символисты и преувеличивали значение этого своеобразного байронизма американского писателя. Они были довольно односторонние, оставляли без внимания другие важные приметы литературной деятельности поэта, в частности его ироничный критицизм и юмор, забывали о его новаторстве в создании литературных жанров и т. д.

Говоря о неоромантиках, отмечали, что их связи с По очевидны и многочисленны. Кроме лежащих на поверхности – склонности к экзотике дальних стран, драматическим путешествиям (особенно морским), описаниям загадочных природных явлений и катаклизмов, созданию трагически обостренного конфликта между героем и обществом – важен сам выбор героя – одинокого, загадочного, психологически сложного, часто действительно демонического. И борьба в душе этого героя добра и зла, большой духовности, таланта и мерзких грехов извращений – тоже близки к подобным конфликтам в сознании героя многих рассказов По. Неоромантическая завороженность смертью, преступлением, таинственность – тесно связаны с романтизмом американского писателя. Конечно, герои и неоромантиков, и По имеют общих предков – героев Байрона. Все они как будто одна семья, представленная несколькими поколениями. И каждое поколение вносит свои черты и передает их следующим. «Гены» По оказались очень сильными и передались многим из тех, кто творил после него.

Среди реалистов, которые учились у По, первым нужно назвать Марка Твена. Его юмористические и сатирические рассказы по стилю и приемам часто близки к прозе По подобной окраски. Твену гротескные преувеличения, накопления гипербол, избыточность подробностей, определенная грубоватость тона, особенно в ранних произведениях, как и склонность разворачивать действие поздних повестей на фоне условно-европейских декораций с «немецким» колоритом – все это напоминает отличительные черты повествовательной манеры автора «Без дыхания» или «Черта на колокольне». Перекликаются и определенные характерные образы обоих писателей. Например, на дьявола По похож твеновский соблазнитель обывателей города Гедлиберг или мистически ужасный «Таинственный незнакомец». И это лишь некоторые черты родства Марка Твена с его талантливым предшественником.