Плутоний для «Иисуса» - Фридрих Незнанский

А тут еще Николаев сказал, что на расследование убийства следователя по особо важным делам аж из Москвы, из самой Генеральной прокуратуры, прислали. Тоже обуза. Сам по себе «важняк» столичный, может, и не великого ума человек и азарта особого к делу не испытывает, так ведь местные ищейки, чтобы себя в лучшем виде представить, всё перероют, найдут чего бы и находить не хотелось.

Когда, еще при жизни Фрола, оговаривали условия контракта, немецкий гость, бывший советский человек Борис Матвеевич Лазкин, сказал, что в деле будет задействован человек из столицы по фамилии Месхиев. Тогда Колбин поинтересовался, зачем тот нужен. Боря занервничал, сказал, что без помощи Месо очень трудно будет переправить груз через границу. Генерал, скорее всего, Лазкину не поверил, но смолчал. А это значит, что теперь ему, Сашке Лисовскому, надо ставить в известность этого самого Месо о том часе, когда груз будет готов к отправке.

Лисовский с тревогой ожидал, когда объявятся воры в законе. Это сейчас было главным. Если удастся пережить внеочередной съезд, можно будет подумать о делах. Значит, надо предпринять все, чтоб выйти из этой переделки живым и невредимым. Он отправил уже телеграммы Лазкину и Ларисе Колбиной. Конечно, если учесть то, как покойный Фрол Алексеевич в открытую приударил здесь за Наткой, законная супруга не сильно будет его оплакивать. Но эмоции эмоциями, а бизнес — это бизнес. Лара может заявиться на внеочередной сходняк, и ее допустят, потому что она не просто, как смеялся Фрол, «шмара в законе», она еще и компаньон. Борька, тот, скорее всего, побоится. Он ведь, как и Лисовский, зоной не пуганный.

И вот еще что надо сделать, решил Александр Андреевич, хочешь не хочешь, а Месхиеву надо позвонить. Коль он в деле, пусть прикрывает. У ихнего смуглого брата сейчас силы много, хорошо поднялись!

Лисовский дозвонился до Москвы с третьей попытки. После нескольких длинных гудков в трубке зашуршало и мелодичный девичий голос, слегка с металлом оттого, что, записанный на пленку, изрядно заездился, произнес:

— Говорит автоответчик. После звукового сигнала у вас есть минута для того, чтобы оставить сообщение…

Дождавшись сигнала, Лисовский коротко бросил в трубку:

— Пусть Алик позвонит в Копеевск. Умер дедушка.

После этого несколько минут сидел, бесцельно глядя в окно.

Дверь отворилась.

Бесшумно в кабинет вкатился здоровенный, но слегка оплывший на легких хлебах Вася-Дурак, исполнявший при Генерале обязанности водителя, пугала и денщика.

Лисовский невольно вздрогнул, когда Вася краснолицей горой возник в кабинете, и досадливо прикрикнул:

— Стучать надо!

Вася хмыкнул, потянул носом, гыгыкнул и протяжно произнес:

— Стучать будем, когда от братвы в ментовку прятаться побежим! Не уберегли хозяина!..

Лицо упитанного гиганта скривилось, будто он собирался наглядно продемонстрировать безутешность своего горя, но потом вспомнил, зачем пришел:

— Малява тебе, Лис.

— Дурень! — прошипел зло Александр Андреевич. — Это на хазе у себя можешь меня так называть! А здесь я — господин Лисовский! Ясно?

— Вот повесят тебя за яйца, тогда будешь господин! — протягивая ему конверт, весело заявил Вася.

— Чего радуешься? Думаешь, только я буду отдуваться? Иди давай!

Лисовский отправил Василия и только после этого вскрыл послание. Мало ли что там может быть написано, а ведь о контракте знают всего несколько человек, и громила Васька отнюдь не входит в число избранных и посвященных.

Письмо было от Месхиева. Оно было напечатано на электрической машинке и содержало, на первый взгляд, сухую коммерческую информацию о тоннах груза и тысячах рублей. Лисовский не один год проработал рядом с Генералом, успел изучить тайнопись, научился читать между строк. То, что сейчас прочел, обрадовало его. Месо сообщал, что внеочередной съезд воров в законе по случаю убийства Генерала состоится через неделю в Москве. В Челябинск решили не ездить, потому что там из-за этого чепе большой шухер. Лис должен быть на съезде не только потому, что ему докладывать по делу, но также и для того, чтобы провести последнее совещание по контракту. Соберется узкий круг лиц: Месо, Лис и Боря Лазкин, который специально для этого приедет из Германии.

Лисовского вполне устраивало такое положение дел. Что бы ни думал Месхиев о нем, Лисе, будет беречь как зеницу ока, пока будет длиться работа по контракту.

Он смял листок бумаги, на котором было написано послание от Месхиева, положил его в пепельницу и поджег. В этом не было особой необходимости, сожжение бумажки отдавало театральностью, но иногда Александр Андреевич любил внешние эффекты.

В дверь, предварительно постучав, вошла секретарша Людочка, девица вульгарно-красивая и очень здоровая, потому что не обременяла ум и душу думами и сомнениями. Она понимала, что должна быть печальной по поводу гибели начальства, и честно пыталась придать лицу постное и скорбное выражение, но получалось плохо.

— Сан Андреич, там какой-то парень к вам рвется.

— Что ему надо?

— Говорит, на работу хочет устроиться.

— Люда! Ты же знаешь!..

— Знаю: никого не берем, штат укомплектован. А он говорит, что вы примете, даже поспорить предлагал.

— Ну вот еще! Ладно, впусти на минуту, посмотрим, что за тип.

Тяжело ступая, Люда скрылась за дверью.

Вместо нее на пороге вырос высокий молодой мужик, одетый дорого, но безвкусно.

— Здорово! Ты, что ли, будешь Лис?

— Кому как, — осторожно произнес Лисовский, пытаясь вспомнить, лежит ли у него в столе пистолет. — Кому Лис, а кому и Александр Андреевич.

— На работу вот пришел к тебе наниматься, — будто не слыша Лисовского, сказал парень.

— Боюсь, что не смогу помочь. Нам работники не нужны.

— Э! Не надо лапшу вешать! У вас как раз вакансия освободилась!

— Это какая же?

Не иначе какой-то урка, из тех, что Фролу на зоне шестерили, подумал Лисовский, решил, что я теперь каждого из них лопатником буду оделять прямо у ворот тюрьмы!

— У тебя, Лис, место директора фирмы освободилось!

Лисовский даже ошалел от такой наглости.

— Сынок, я понимаю, может, угорел или похмелье… Давай так: я этого не слышал, ты этого не говорил. Дам тебе на литр водяры, и иди выпей за помин души Фрола Алексеевича!

Парень улыбнулся снисходительно:

— Не егози, старичок, а то в швейцары переведу! Ты, может, прикинул уже, куда Генералову долю от контракта пустишь, на какой «мерседес»? Не спеши. У Фрола Алексеевича наследничек имеется.

С этими словами парень протянул поближе к Лисовскому свою широкую, мясистую ладонь, на которой поблескивал полукруг половинки монеты достоинством один доллар США.

Такую же половинку всегда носил с собой Фрол Алексеевич Колбин по прозвищу и по сути своей Генерал…

Александр Борисович Турецкий не очень любил беседовать с женщинами. Конечно, это относилось прежде всего к разговорам, вызванным служебной необходимостью. Исключение составляли разве что добровольные свидетельницы, но они чаще всего доставались розыскникам, работающим по горячим следам. До следователя доходили чаще дамы натасканные и упорные, которым было что скрывать, которые неплохо умели это делать.

Он предполагал, что разговор с Еленой Ивановной Тузик будет непростым, но все же ожидал от него хоть совсем небольшого, даже крохотного результата.

Добраться до нее, засевшей в гулкой и пустой четырехкомнатной квартире в закрытом городе-заводе «Маяк», было непросто. Сначала потребовалось испросить разрешение на въезд, затем миновать несколько постов с вооруженными часовыми — и только после этого подняться на четвертый этаж пятиэтажного дома.

Дверь она открыла сразу, не глядя в глазок, не спрашивая кто и зачем.

— Проходите в гостиную. Сейчас будет кофе.

Квартира была подготовлена к печальной необходимости принять в свои стены покойника: все яркие, веселые вещи спрятаны, мебель, кроме самой необходимой, сдвинута и зачехлена, зеркала завешаны.

Елена Ивановна вкатила в гостиную сервировочный столик на колесиках, уставленный кофейной посудой.

— Курите, если хотите, — предложила она.

И Турецкий, благодарно кивнув, вытащил из пачки сигарету.

Она последовала его примеру.

— Вам еще не говорили, Александр…

— Борисович.

— …Борисович, что это я сломала Тузику жизнь?

Фраза прозвучала настолько двусмысленно, что Турецкий невольно посмотрел на вдову: вдруг она сказала так специально, с умышленной издевкой. Кажется, нет, в глазах прячется испуг и затаенная боль.

— Нет, Елена Ивановна, я не обсуждал ни с кем вашу личную жизнь, хотя предположение об убийстве из ревности слышал.