В бесшумном полете гналась я за ним - Мацей Сломчинский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Рютт глянул в сторону открытого окна. Далеко внизу сияло белое пятно света от лампы за экраном. Он различил две фигуры, склонившиеся над небольшим столиком возле экрана, и вздохнул с облегчением. Не спуская глаз с этих двух фигур и освещающей их лампы, он сказал:
— Я должен за сегодняшнюю ночь закончить правку его рукописи. Мне осталось еще восемьдесят страниц. Если уверена, что она спит, говори быстро, что случилось. Надеюсь, он ничего не заподозрил?
— Да ничего не заподозрил! — пожала она плечами. — Он вообще считает меня настолько вне всяких подозрений, что ни в чем бы не усомнился, даже если б увидел нас тут собственными глазами. Ну ты же его знаешь… А Джудит спит.
Но она ошибалась, потому что в эту минуту Джудит Бедфорд не только не спала, но даже не лежала в постели. Услышав шепот в соседней комнате, женщина мгновенно вскочила с кровати и босиком бросилась к камину. Она наклонилась и сунула в него голову. В эту минуту она выглядела, как ведьма из страшной сказки — в прозрачном балахоне и со сверкающими во тьме глазами. Сдерживая дыхание, Джудит слушала.
— Не сердись, — сказала Сильвия. — Я должна была прийти.
Она тихо подошла и забросила ему руки на шею, почти силой отворачивая его лицо от окна. Рютт неуверенно обнял ее, стараясь по-прежнему следить за садом.
— Я больше не могу так… — Сильвия положила голову на плечо Рютта. — Это должно окончиться! Должно, понимаешь!.. Я уже ни дня больше не могу ему улыбаться, не могу выносить, когда он целует меня, желая спокойной ночи и доброго утра. Я не могу думать об этой поездке с ним в Америку. Мне кажется, я могла бы его просто хладнокровно убить! — Она посмотрела в глаза Рютту. — Да, могла бы убить и убью его, если ты что-нибудь не придумаешь! — Произнося последние слова, Сильвия невольно заговорила громче.
— Тише! — Рютт прижал ее к себе, как бы обнимая, но даже она, вероятно, ощутила, что мужчина сделал это лишь для того, чтобы заставить ее молчать, и резко отстранилась.
— Ну ты же видишь, что они ловят там этих проклятых бабочек, — сказала она со злостью.
— Но твоя невестка… Если услышит хоть одно слово — тут же ему донесет! Она тебя ненавидит… — Он умолк и быстро прижал палец к ее губам, предвидя ответ. — Пойми, — закончил он не очень уверенно, — я ведь всем ему обязан. Не могу вынести мысли, что он о нас знает… Что мы здесь… под его крышей…
— Под его крышей?! — Она смотрела на него в темноте, и Роберт внезапно ощутил надежду, смешанную с острой болью унижения. А может, она в эту минуту отдала себе отчет в том, что любит человека, который является всего лишь секретарем знаменитого профессора и не хочет быть никем другим до конца своей жизни, а свой роман с его женой считает величайшей, хотя, может, и самой приятной ошибкой в жизни. Но Сильвия явно хотела остаться слепой. Как подавляющее большинство женщин, обладающих сильным характером, она не видела очевиднейших истин, если не хотела их замечать. — Какое мне дело до его крыши?! А если ты, как и я, не можешь больше это выносить — давай убежим! — Она снова приблизилась к нему и взяла его за плечи. — Слышишь? Убежим прямо сегодня… или завтра утром, потому что я больше так не выдержу! О, если бы он умер! Я была бы самой счастливой женщиной в мире!
— Тии-и-ше! — машинально предостерег он ее снова, но тут, словно молния, блеснула в его голове мысль о том, что если бы действительно профессор Гордон Бредфорд каким-то чудом скончался этой ночью, то тогда и он, Роберт Рютт, был бы самым счастливым человеком на свете. Или если бы она умерла? При одной мысли о том, что случится, если эта безумная женщина, в конце концов, проговорится о том, что их связывает, его окатил холодный пот.
— Послушай, — мягко сказала Сильвия, прерывая ход его мыслей, — я вышла за него, потому что он был очень богат и добр ко мне. Я тогда очень от всего устала и думала, что ничего уже не хочу, кроме покоя, а потому легко через все это пройду. Но теперь уже не хочу ни доброты, ни денег этого старого ревматика. Я хочу тебя. И ты будешь моим, явно и открыто перед всем миром, так, как женщина и должна иметь мужчину.
Роберт подумал, что скорее мужчина должен говорить такие слова женщине, которая ему желанна, но смог сказать только:
— Ради бога — тише!
— Вот именно! — тряхнула головой Сильвия. — Мне надоели ложь, шепот и тайные свидания! Если ты меня любишь так, как говоришь, да если даже ты лишь наполовину любишь меня так, как говоришь, то давай убежим, или… или… Послушай, мы должны что-то сделать! Все это не может так продолжаться! Роберт! — Она взяла его голову в ладони и вынудила смотреть ей в глаза. — Ты меня слышишь? Скажи что-нибудь…
— Я тебя слышу, — прошептал Рютт. — Но что мы можем сделать? Пойми, если уеду сейчас с тобой, я потеряю работу. Я ведь его секретарь и живу на деньги, которые он мне платит. Содержу на это жалованье мать и младшую сестру. Я не говорил тебе об этом, — добавил он быстро, — потому что мы никогда не говорили о моих делах. Но это правда. Я отвечаю за их судьбу. Но и ты… ты ведь тоже все потеряешь, если перестанешь быть его женой. Сейчас тебе все кажется простым, но что будет потом? Я ведь не сумею дать тебе и одной сотой того, что он. Я люблю тебя, но не настолько безумен, чтобы загнать нас обоих в безвыходное положение. Наша любовь растаяла бы среди нужды и упреков совести. Нам надо спокойно все обдумать. Когда ты вернешься из Штатов, мы что-нибудь придумаем…
Он умолк и скосил глаза на сад за окном. Огонек по-прежнему горел. Две огромные тени двигались у экрана. Роберт быстро отвел глаза от окна и посмотрел на Сильвию. Аргумент о матери и сестре пришел ему в голову в последнюю минуту. Он с облегчением вздохнул. Надо держаться этой версии.
— Хорошо… — сказала Сильвия после краткого раздумья. — Может, ты и прав. Надо, конечно, спокойно все обдумать, но…
— Послушай, — Рютт снова глянул в окно, — они могут оттуда заметить, что погас свет. Ведь профессор… я хотел сказать — твой муж, знает, что я сейчас