Введение в Ветхий Завет. Книга 2. - Павел Юнгеров

О богодухновенпости и каноническом достоинстве книги Притчей высказывались сомнения и среди иудеев, и среди христиан. Так, иудеев смущало взаимное несогласие и противоречие некоторых притчей (25 гл. 4 и 5 стт.), а также, якобы неуместное в священной книге, пластичное описание поведения распутной жены (7:10–27). Но эти смущения, сохранившиеся и в талмуде, не поколебали общего мнения иудейских учителей, признавших всю книгу канонической (Pirke aboth. 1. Schabbat. 30b. Huetti. Demonstr. evang. 4 prop. Carpzovii. Introd. II, 184 p. Wogue. Hist. d. 1. Bible… 48 р.). Для христиан канонический авторитет книги Притчей утвержден многократными цитатами ее в Новом Завете с ясным указанием на ее содержание, как на «изреченное Господом»: Господь гордым противится, смиренным же дает благодать (Иак 4:6; 1Петр 5:5 = Притч 3:34); его же любит Господь наказуем, биет же раба, его же приемлет (Евр 12:6 = Притч 3:11–12). Также Рим 3:15–17 = Притч 1:16 и др. Апостольские мужи очень часто цитировали эту книгу, как богодухновенное ветхозаветное писание (Варнава. Посл. 5; Климент Римский. 1 Кор 14:21; Игнатий Богоносец. Ефес. 5; Поликарп Смирнский. Филип. 6). В Апостольских правилах (85 пр.) и во всех канонических соборных и отеческих исчислениях Православной Церкви книга Притчей всегда помещалась в числе 22-х канонических писаний [240]. Вопреки столь единогласному и непрерывному церковному учению, Феодор Мопсуетский видел в книге Притчей лишь «земную, чисто человеческую мудрость Соломона, имевшую в виду земную же пользу человека», а не Божественно-вдохновенную книгу. Но его мудрование было осуждено пятым Вселенским собором (Concil. V. Constit. II, coll. 4, n. 63).

Точно также мудрование и новых ученых, видевших здесь «естественную», а не богодухновенную мудрость, например Спинозы, Клерика и др., опровергалось своевременно Ричардом Симоном и другими учеными (Response aux sentiments etc. 13 ch. Rotterd. 1686 138 p. Cornely. Introd. spec. 2, 153–154 pp. Вигуру. Руков. II. 5. 871–872 стр.) и не поколебало общехристианского убеждения в каноничности книги.

Выше уже при анализе некоторых надписаний книги Притчей (22:17; 24:23; 30:1; 31:1), мы видели примеры значительной разности в сей книге перевода LXX-ти толковников и нынешнего еврейского текста. Специалисты, в детальных исследованиях книги, находят несравненно большее количество таковых разностей, происшедших от разных причин. Находя в равной мере, как достоинства, так и недостатки и в еврейском тексте, и в тексте перевода LXX, беспристрастные современные ученые советуют «на взаимном согласии» того и другого памятника строить осторожные критико-текстуальные суждения и признавать текст еврейский и LXX в равном достоинстве [241].

Толкованием книги Притчей занимались в отеческий период Ориген, Ипполит, Дидим Александрийский, позднее — Олимпиодор. Но от их трудов сохранились некоторые фрагменты (Migne. 10, 13, 17, 39, 33 tt.). Святитель Василий Великий составил прекрасные гомилии на начало книги Притчей, вполне сохранившиеся (Рус. пер. Т. IV). Прокопий Газский составил пространный комментарий на всю книгу, также сохранившийся (М. 87 t.). Бл. Августин посвятил три беседы на «похвалу жене» — Притч 31:10–31 (М. 381.). В новое время следующие ценные экзегетические монографии изданы на западе: Delitzsch. Die Sprüche Salomon. 1873. Rohling. Das Salomonische Spruchbuch. 1879. Lesetre. Le livre des Proverbes. 1879. Strack. Die Spruche Salomos. 1888 и 1899 гг. Более резкого направления: Nowack. 1883 г. Wildeboer. 1897. Frankenberg. 1898. Тоу. 1899. Grafword. 1899. По критике текста: Bickel. Kritische Bearbeitung d. Proverbien. 1890 г. Lagarde. Anmerkungen zur griechischen Uebersetzung d. Proverbien. 1863 г. У Штракка и Франкенберга перечислена более подробно экзегетическая и критико-текстуальная новейшая литература. У Франкенберга ценны также критико-текстуальные суждения.

На русском языке существует вышеупомянутая очень ценная для библеистов библиологическая монография проф. Олесницкого: Книга Притчей и ее новейшие критики. Киев, 1884 г. Экзегетический труд еп. Виссариона: Толкование на паремии из книги Притчей. Москва, 1888 г. и Спб. 1894 г.

Книга Екклезиаст.

Своеобразное наименование книги , вызвавшее разнообразные изъяснения его [242], по справедливому суду отцов Церкви, основанному на понимании поставленного у LΧΧ: Εκκλησιασής — означает проповедника, церковного оратора. Такому пониманию соответствует еврейское корневое значение слова  — собирать народ на собрание церковно-учительного характера (2 Пар 5:2; Числ 8:9; 16:3); существительное означает церковно-богослужебное собрание (Лев 4:13; Втор 31:30) и в нынешнем, вслед за талмудическим, еврейском языке; производное (Втор 33:4; Неем 5:7) значит: собрание церковное. Отсюда, слово (по форме  — 1 Езд 2:55;  — 2:57 и др.) означает проповедника (Gesenius. Hebr. Handwörterbuch. 740 s.). В соответствие такому значению наименования, древние христианские толковники (Ориген, Василий Великий, Григорий Нисский, Олимпиодор, Иероним), признавали книгу Екклезиаст последней прощальной и покаянной речью Соломона, произнесенной всему еврейскому народу [243], как произносили подобные же речи Моисей (Втор 28–32 глл.), Иисус Навин (Нав 24 гл.), Самуил (1 Цар 12 гл.).

Книгу Екклезиаст по содержанию удобнее всего разделить на две части: 1–4:16 и 4:17–12:8 и эпилог: 12:9–14. В первой части Екклезиаст отрицательно подходит к определению истинного блага для человека выяснением ошибочных понятий о благе и средствах для достижения его, во второй дает он положительное определение истинного блага и указывает правильные средства достижения его и сохранения; в эпилоге заключается несколько замечаний о писателе и цели книги и предостережений для мудрецов неопытных. — Но при указанном небесспорном делении [244] книги Екклезиаст, в ней видно полное единство по мысли, цели и раскрытию их. Сходно с книгой Притчей, Екклезиаст начертывает идеал мудрой жизни и мудрого поведения человека. Но в то время, как в Притчах этот идеал начертывается конкретно, в определении и уяснении отдельных поступков человека мудрого, в частом противоположении их с поведением и поступками человека глупого, в частных практических жизненных советах и мудрой практической мотивировке их, — в книге Екклезиаст этот идеал рисуется в более систематической и последовательно-рассудочной отвлеченной форме, на основании общего рассуждения о плодах жизни мудрого человека. Здесь преимущественно выясняется отношение человека к земной жизни и ее благам, и все его поведение оценивается с точки зрения суеты земных благ и наслаждений и будущего загробного суда за всю земную жизнь человека. Таким образом, в книге Екклезиаст этические вопросы решаются более принципиально, абстрактно, а в книге Притчей конкретно, практически. В обеих книгах излагается, в отличие от всех других ветхозаветных книг, modus vivendi ветхозаветного подзаконного человека, но с разных точек зрения и при разном мудром освещении его: в Притчах выступает практик моралист, в Екклезиасте — философ моралист, но в обеих книгах ветхозаветный богодухновенный учитель Израиля, величайший из всех его мудрецов.

При таком понимании мудрствования Екклезиаста, конечной целью книги и выводом из нее должно быть, по суждению христианских богословов (бл. Августина, свт. Григория Нисского, Василия Вел., Иеронима и др.), возвышение мысли человека над чувственными благами, стремление к стяжанию духовных благ и устроение жизни, направленной к приобретению блаженной вечности, чуждой земных суетных благ [245].

В виду того, что книга Екклезиаст в современной западной, не только рационалистической [246], но и ортодоксальной протестантской (Геферник, Кейль, Делич др.) и католической (Ян, Гербст, Моверс, Каулен и др.) литературе признается писанием не Соломона, а позднейшей, послепленной, эпохи и неизвестных по имени лиц, необходимо и нам сказать несколько слов по этому вопросу, чтобы современный русский богослов не увлекся указанным «единогласием» и имел у себя научную основу для согласия с древним церковным по сему вопросу преданием. Отсылая за историей этого вопроса и разбором возражений против подлинности книги Екклезиаст к русской монографии архимандрита Филарета [247], изложим положительные доказательства происхождения ее от Соломона.

1) Книга Екклезиаст в иудейском ветхозаветном каноне всегда занимала место среди писаний Соломона: между Притчами и Песнью Песней. В этом были согласны палестинские и александрийские иудеи древнего доталмудического периода. Так, о палестинском каноне свидетельствуют Мелитон, Ориген, Епифаний Кипрский, Иероним; об александрийском каноне свидетельствуют перевод LXX-ти и отцы Церкви: св. Афанасий, Кирилл Иерусалимский, Григорий Богослов, Лаодикийский собор и другие христианские памятники. Во все последующее время, по талмудическим и масоретским спискам, в еврейском каноне книга Екклезиаст помещалась среди Притчей и Песни Песней (Baba Batra. 15а), хотя во многих списках, по богослужебному употреблению в праздники, эта книга помещалась в другом расположении, в «пяти свитках»: Песнь Песней, Руфь, Плач, Екклезиаст и Есфирь. В христианском каноне: греко-восточной Церкви, католической, протестантской церквей и общин книга Екклезиаст помещалась и помещается между книгами Притчей и Песнь Песней.