Том 1. Стихотворения 1813-1849 - Федор Тютчев

Г.И. Чулков, соглашаясь с Брандтом, указывает на единственный «источник», говорящий о знакомстве Тютчева с Гёте, на который ссылаются и Брандт и В.Я. Брюсов. В статье (БЛ) Брюсов пишет: «Утверждают, что Тютчев «был обласкан» великим Гёте». Этот источник — заметка Н. Гербеля в книге «Русские поэты в биографиях и образцах» (СПб., 1880. С. 337). Чулков, приведя все эти сведения, заключает, что «это стихотворение могло быть написано лишь в 1831 г., т. е. вскоре после взятия Варшавы Паскевичем» (Чулков I. С. 355). Вместе с тем исследователь предполагает, что стихи были переписаны поэтом после смерти Гёте, что будто бы существовали какие-то первоначальные автографы. К.В. Пигарев (Лирика I. С.356) не подтверждает факта личного знакомства Тютчева с Гёте, говоря об отсутствии каких-либо документов, свидетельствующих об этом. Вместе с тем ученый не сомневается в том, что написание стихотворения вызвано смертью Гёте, которого Тютчев много переводил и к которому был весьма внимателен в 1820-х — начале 1830-х гг. До нас дошли 15 тютчевских переводов стихотворений Гёте, включая фрагменты из «Фауста».

Таким образом, стихотворение можно датировать не ранее конца марта 1832 г.

Автографы (2) — РГАЛИ. Ф. 505. Оп. 1. Ед. хр. 21. Л. 1; РНБ. Альбом Н.В. Гербеля. Л. 194.

Первая публикация — РА. 1879. Вып. 5. С. 134; тогда же — ННС. С. 39. Затем — Изд. СПб., 1886. С. 92; Изд. 1900. С. 87. Везде напечатано без названия с указанием даты — 1833 г., 17 января. Но в Изд. 1900 — 15 (27) января 1833.

Печатается по второму автографу. См. «Другие редакции и варианты». С. 246.

В первом автографе подчеркнуты слова «Сам» (3-я строка), «мыслящей» (4-я строка); в нем 4-я строка — «Или низвергнут мыслящей рукой». В конце стихотворения указана дата — «января 15/27 дня 1833». В конце 2-й и 3-й строк поставлено тире, в конце 4-й — знак вопроса, в конце 5-й — двоеточие, в конце стихотворения— восклицательный знак. Название отсутствует.

Во втором автографе есть название «Problème», и 4-я строка имеет другой вариант: «Иль был низринут волею чужой!». Слово «чужой» подчеркнуто. Указана другая дата — 2 апреля 1857 г. Второй, более поздний, вариант свидетельствует об акцентировке проблемности стихотворения, о нерешенности поставленного вопроса. Вариант «мыслящей рукой» — малоудачный, хотя и допустимый метанимический образ, заменен более точным в смысловом отношении. В то же время в сопоставлении двух понятий, двух состояний — мысли и воли — поэт отдал предпочтение второй. У него получилось: не мысль, а воля играет созидающую роль; слово «чужой» вносило момент холодной отстраненности в изображенный природный акт.

Даты первой и второй редакций указаны в автографах.

Во всех указанных изданиях XIX в. и в Изд. 1900 использован первый автограф, и публикации не различаются: во всех нет названия, сохраняется образ «мыслящей руки», везде не воспроизведены особенности тютчевского синтаксиса (отсутствуют тире и восклицательный знак в конце стихотворения). Эти издания оказали влияние на последующих издателей (см. Чулков I. С. 210; Изд. Маркса. С. 79). Р.Ф. Брандт (Материалы. С. 36) так определил идею стихотворения: «...мысль этой пьесы (правда, не очень уж удачно выраженная) та, что человечество бесплодно ломает голову над загадками природы». Можно признать, что «Problème» — одно из ранних произведений, запечатлевших скептические колебания поэта в решении онтологических вопросов.

Автограф — РГАЛИ. Ф. 505. Оп. 1. Ед. хр. 13. Л. 1.

Первая публикация — Совр. 1836. Т. III. С. 20, № XV, с общей подписью под стихотворениями — «Ф.Т.», общий заголовок — «Стихотворения, присланные из Германии». Затем — Галатея. 1839. Ч. II. С. 187 (с подписью «Ф. Тютчев»); Совр. 1854. Т. XLIV. С. 24–25; Изд. 1854. С. 48; Изд. 1868. С. 54; Изд. СПб., 1886. С. 55–56; Изд. 1900. С. 48.

Из списков наиболее интересны те, что помещены в Сушк. тетради (с. 87), Муран. альбоме (с. 101–102) и среди списков, сделанных Э.Ф. Тютчевой и И.С. Аксаковым (РГАЛИ. Ф. 505. Оп. 1. Ед. хр. 52. Л. 16).

Печатается по автографу. См. «Другие редакции и варианты». С. 246.

Датируется летом 1829 г., между 12 июля и 12 августа, см. Летопись 1999. С. 284–285.

В автографе специфически тютчевские знаки препинания. Как обычно, особенно выделяются окончания строк: преобладают тире, которыми завершаются 2, 6, 11, 12, 14, 22-я строки, но и там, где нет тире, а предложение как будто заканчивается, точки не проставлены, строфы отсутствуют. Создается впечатление единого безостановочно льющегося эмоционального потока. И в соответствии с таким эстетическим переживанием в самом конце стихотворения тоже нет точки, вместо нее — удлиненное тире, в результате сохраняется впечатление незавершенности потока чувств, снов, морских валов. В выражении «как бог» второе слово написано со строчной буквы, что вызывало античные, а не христианские ассоциации. Тютчевское тире полностью не удалось сохранить, поскольку некоторые из них не соответствуют современным грамматическим нормам.

Автограф получил впервые наиболее полное отражение в пушкинском Совр., однако в 7-й строке — «летал оглушен» (здесь, возможно, — опечатка) вместо «лежал оглушен», что существенно меняло образ лирического «я», делая его более романтически-фантастическим. В 11-й строке еще опечатка — «В лугах огневых». В 20-й строке — «Лишь слышался», вместо «Мне слышался»; не сохранялись тютчевские тире, они были заменены либо двоеточием (в 11-й строке), либо запятой, точкой; вообще в тексте зафиксированы длинные остановки, расставлены точки, многоточия, точки с запятой. Публикация в Галатее во многом близка Списку РГАЛИ, и в том и другом варианте сохранялись тютчевские ритмические перебои (кроме амфибрахия, в стихотворении появились и дактили и анапесты), в обоих вариантах были выделены двустишия и отделены друг от друга значками, что разрушало плавность развития эстетической эмоции. Но есть и отличия, которые позволяют предполагать, что список более позднего происхождения, нежели текст в Галатее. В списке появился вариант 1-й строки: «И Буря и море качали наш челн». Получилось как бы упорядочение логики образа: «Буря» (да еще написанная с прописной буквы, будто олицетворенная) взволновала море, а оно укачало человека. Но сам поэт воспринимал ситуацию иначе. Назвав стих. «Сон на море», он именно морю придал первенствующее значение в происшедшем, морская стихия определила характер сна, и само слово «море» выдвинуто на первое место. 13-я и 14-я строки в Галатее ближе к автографу и тексту в Совр.: «Сады, лавиринфы, чертоги, столпы — / И сонмы кипели безмолвной толпы»; в списке исчезли старинные слова «лавиринфы» (стало — «лабиринты»), «сонмы» (стало — «роились, кипели»). 17 — 18-я строки в Галатее дали новый вариант: был исключен образ летающего бога (так в Совр.) и появилось сравнение с «духом» («как дух, я летал»), и сияющий мир уже располагался не «под», а «над» летящим. С ортодоксальной точки зрения такой вариант мог удовлетворять, но в списке осуществлен возврат к Совр.— «как Бог, я летал», мир был «подо мною», однако сохранялся исконный образ 7-й строки — «я лежал». 19-я строка в Галатее («Я спал и сквозь сон...»), не совпадавшая с автографом («Но все грезы насквозь...»), в списке приобрела новый вариант: «Но все и во сне». Однако начало строки в результате не улучшалось; преимущество автографа — в отсутствии повтора слов («спал», «сон») или сочетания безóбразных слов («Но все и во»), в оригинальной выразительности словосочетания — «все грезы насквозь». Выражение «вторгалася пена» (22-я строка) того и другого варианта ослабляло экспрессию образа в автографе и Совр., где было: «врывалася пена».

В списке Сушк. тетради, а также в прижизненных изданиях и Изд. СПб., 1886, и Изд. 1900 предложен новый вариант стихотворения: все дактили и анапесты превращены в амфибрахии, в результате исчезла особая музыка тютчевского стихотворения, как бы воспроизводящая движение морских волн. Появились образы менее выразительные, чем в оригинале, но, может быть, более «правильные» с точки зрения традиционной стилистики: в автографе было — «окликалися ветры», стало «и ветры свистали», значительно ослаблено олицетворение. Осталась романтизация лирического «я»: «летал оглушен», хотя у Тютчева исходная ситуация более жизненная: «лежал оглушен», тем сильнее выступал контраст с фантастическими сновидениями. 14-я строка приобрела в Совр. 1854 г. вид — «И чудился шорох несметной толпы»; тютчевский же образ более приближен к грезам сна: у него толпа «безмолвная» (без шороха); в сочетании со словом «кипели» усиливается странность картины — «И сонмы кипели безмолвной толпы». Слово «сонмы» вызывало античные ассоциации, особенно в соседстве со словами «лавиринфы» и «чертоги». И весь этот эффект исчез в новом варианте. 17-я строка там же продолжила традицию текста Галатеи — отказа от сравнения с богом, и получился бледный по сравнению с автографом вариант: «По высям творенья я гордо шагал», а в 18-й выражение «недвижно сиял» семантически неудачно, в автографе слово «недвижный» было определением мира — «И мир подо мною недвижный сиял». Новый вариант начала 19-й строки, более простой и обычный («сквозь грезы»), также ослаблял специфическую тютчевскую выразительность, хотя и мог казаться более «правильным», чем — «все грезы насквозь».