Путь океана: зов глубин (СИ) - Александра Райт

Треуголку с затёртой кокардой он держал под мышкой, и оттого в глаза сильнее бросилась его голова: вьющиеся светлые волосы были собраны в подвязанный чёрной лентой хвост. Часть прядей падала на жёсткое лицо, но не скрывала, а только привлекала к нему внимание: скулы с вязью тёмных татуировок были перечёркнуты толстыми белыми полосами шрамов, как если бы мореход, стоя у зеркала, правил собственное лицо, прокладывая новые кровавые дороги вопреки пройденным во имя Гильдии путям.

Перед Виталом стоял самый настоящий, матёрый пират.

Не в силах отвести взгляд, капитан всё смотрел на шрамы на изрезанном лице, и в горле его всё рос и наливался болью ком.

Он вспоминал, как требовательно разъяснял своему татуировщику всю ценность непрерывной линии поверх самых неприметных шрамов, когда после всех ранений кожа его зажила, и как аккуратно, в несколько слоёв, перекрывали малейшие разрывы узоров.

Сглотнув, Витал представил, как стоит после трибунала перед зеркалом, и рукоять ножа в его кулаке такая липкая, и лицо его стянуто почерневшей кровавой коростой, по которой алыми бороздами зияет его новая судьба, и пятна на груди его бушлата такие тёмные, а белки его глаз такие белые…

— У тебя проблемы, капитан первого ранга?

Он вздрогнул от неожиданности. Пират обращался прямо к нему.

— Я?.. нет, я…

— Да нет, братан, проблемы как раз кончились. Мы только после приговора, пришли на корабле торговцев чёрным деревом, — Джу чуть кивнул в приветствии и как бы невзначай потёр шею, демонстрируя следы от колодок на запястье. — Осматриваемся…

Витала передёрнуло. При всём знании криминальных кругов, которые проходил по касательной, для него было совершенно неприемлемо вываливать вот так всю биографию первому встречному. Да ещё и пирату…

На удивление, мореход водрузил на голову треуголку и почтительно поцокал языком.

— В таком случае, братан, могу только пожелать тебе удачи шальной. Разыщи Вдову, коли нужда в работе будет.

Верность и любовь к Гильдии проросли в нём в нечто настолько кошмарное, что превратили его изрезанное лицо в месиво застывшей слепой ненависти. Витал рассеянно смотрел в спину выходящему из арсенала головорезу.

Головорезу, который мог бы запросто всадить ему нож в спину.

Головорезу, который, если уж себя так изувечил, был способен на подлинные зверства в сторону любого неугодного.

Головорезу, который говорил с ним на равных.

* * *

Прошло около пары месяцев с той поры, как нога Витала ступила на землю Вердены. И казалось, мало-помалу он начинал считать себя частью новой, всё ещё непредсказуемой и опасной, реальности.

«Пыльное Весло», таверна Чёрного Рынка, радикально отличалась от того убогого притона, в который превратилась городская таверна наверху из-за чумной эпидемии и наплевательского отношения хозяев. И не кого-нибудь, а самой Лиги Доблести!

На фоне добротной обшарпанности торговых рядов с контрабандой, «Пыльное Весло» радовало глаз возвеличиванием милых криминальному сердцу ценностей. В солидных рамах висели тщательные копии мясных натюрмортов и сцен с богатой охотой, ненавязчиво вызывающих аппетит; приоткрытые лари с педантично выписанными драгоценностями в окружении обломков человеческих костей; груды небрежно сложенного оружия с кокетливо раскиданными вокруг зернисто-кровавыми гранатами и аллегории мимолётной, но грудастой, Госпожи Удачи в крепкой хватке самого Морского Дьявола…

С кухни доносился запах наваристого бульона из говяжьих голяшек. За спиной трактирщика стояла внушительная обойма пойла, от грошового, для самых опустившихся забулдыг, и до марочных вин, достойных освежить серьёзную сделку густотой переливчатого послевкусия.

В «Весле» в этот день было оживленно. Завсегдатаи, как и залётная публика, отличались колоритом: контрабандисты, мореходы, пираты и даже несколько беглых рабов.

Витал любил это место за предельную концентрацию на малой площади максимально разных взглядов, стилей жизни и — упрямый, словно маяк под ударами волн, — неколебимый нейтралитет.

За более чем стопятидесятилетнюю историю существования «Пыльное Весло» знало только один вооружённый конфликт. Тогда некий герцог удумал прикрыть это местечко, и на всякий случай пришёл со свитой. Поначалу его вежливо выпроводили. Он не потерпел подобного отношения и вернулся уже со своей многочисленной хорошо вооружённой стражей.

Да так и не вышел на поверхность. Ни он сам, ни его бравая свита.

Гарантом безопасности выступали с виду медлительные громилы у дверей да несколько рассредоточенных по залу неприметных людей.

Словом, отличное заведение было это «Пыльное Весло»!

И если прежде Витал наскоро навещал трактирщика и передавал особые заказы, то теперь он приходил как… как тот, для кого и было создано «Пыльное Весло».

Как… посетитель.

В ожидании Джу Витал сидел в углу за отдельным столом и размышлял.

Картины начали приносить хорошую прибыль, даром что тяжкие времена делали богачей парадоксально жадными до предметов роскоши. За свои кредиты у мадам Моник и за её собственные он рассчитался, и наконец привёл лавочку «Чай, кофе и другие колонiальные товары» в божеский вид.

Но они с Джу так и обитали в подполе у радушной Мадам, невзирая на возможность съехать в просторные меблированные комнаты в опустевших жилых кварталах Вердены.

Он рассматривал портвейн в тяжёлом стакане. Как быть дальше? Со дна души мутью поднималась чёрная маркая безысходность, и на что бы он ни обращал внимание, любая тронутая им радость рассыпалась прахом бессмысленности. Маленький бурый водоворот в стакане так сильно напоминал ему воронку, которую оставляет за собой судно, уходящее в своё последнее плавание, что он всё смотрел, смотрел, смотрел…

— Слыш, чо расселся, эй! Не пройти — не проехать.!

Сиплое шамканье явно обращалось к нему, но Витал и бровью не повёл.

Наезды местной шпаны имели всего два исхода.

Первый. Разъяснительная беседа, «пояснение за приличное место для приличных людей» и ощутимый штраф.

Второй. Беседа на повышенных тонах.

За пределами «Пыльного Весла». При этом из двоих собеседников за стол возвращался только один. Негласный закон таверны был известен повсеместно, и являлся единым для всех, так что вот этот конкретный забияка был либо новеньким, как некогда и сам Витал, либо шибанутым самоубийцей.

Ему нравилось как можно дольше отводить внимание прочь от раздражителя.

Ему нравилось думать, что таким образом он любезно предоставляет несчастному самостоятельно выбирать свою судьбу. До определённого момента. До момента, пока внутри Витала не скручивалась добела раскалённая пружина и где-то в груди не мерещился тихий щелчок, взрывающий грудь разбитной лёгкостью. До момента, в котором Витал отпускал поводья своего бесстрастного гнева, не знавшего ни ненависти, ни жалости.

Ещё он помнил, что не был таким до триб…

В дальнем углу грянул хохот дружный компании.

— Я те чо говорю-то! Чо расселся-то,