Стальные посевы. Потерянный двор - Мария Гурова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И феи старались, но эксперименты занимали много времени: Трините и юный часовщик находились так далеко от столицы. Война не ждала готовности любого из противников, она, заведенная на Старом фронте, теперь рвалась наружу. Прошел только месяц, а радожцы смогли не только прорвать оборонную линию и подойти к границе, но переступать ее… Бесповоротный шаг. Так обе стороны и стояли, расчерченные договоренностью, где родная земля становится чужой. Эскалотцы, за месяц стояния собрав силы, пошли в наступление. Илия приказал отправить «Ужас» с авангардом. Феи ничего не успели изучить, но времени не оставалось. Король помнил, как шел еще не отреставрированный, сгнивший танк, едва оживленный Тристаном. И чудо свершилось тогда, когда было необходимо: «Ужас» шел напролом, не нуждался в снарядах и был неуязвим.
– Выяснили причину этого явления? – допытывался король.
Тристан, собравший все варианты, идеи и предложения с фей, пришел с ответом:
– Видимо, Оркелуз оказался прав: Бланш что‑то сделал с образами королей. Следовательно, танкам, в которых они возродились, тоже это передалось.
– Да что «это»?! – не понимал его Илия.
– Аномалия, – спокойно уточнил Тристан. – В них летят противотанковые патроны, их бомбит артиллерия, но едва снаряды долетают, как тут же искажается время, они будто зависают в воздухе и танки спокойно их огибают.
– Я себе слабо такое представляю, – король почесал затылок.
– Гаро сам видел. Он ездил на передовую. Я тебе передаю его показания.
Все же слабость нашлась и у танков-близнецов. Чудо исправно работало на эскалотской земле. Дальше межи, даже после прорыва, «Ужас» идти отказался. Тристан объяснил, что подобное закономерно, – Рошан тоже не мог покинуть Горм по своим причинам, связанным с историей его смерти. Но волшебных машин имелось всего две, а остальные ресурсы Эскалота иссякали. Радожцы, укрепленные силой Кургана, превосходили эскалотских солдат и вместе, и по отдельности. Радожская армия сдвинулась, переступила границу, стремительно подступала к столице, и Илия принял горчащее и скручивающее нутро решение ее оставить, чтобы спасти людей. Так линия фронта все сдвигалась дальше на запад, как солнце катится по небу к вечеру, теряя свое тепло и свет. Дальше и дальше на запад. Курган наступал, но не был жесток, у Потерянного двора сложилось впечатление, что его волнует только одна цель – добиться от Илии того, что тот сам поначалу требовал от вождя. Пали Шевальон, Сантье, Вале, Шилт и прочие графства. Двор нашел последнее пристанище в Пальер-де-Клев. Укрепления в округе строили долго, последние силы армии сосредоточились здесь. Илия порывался не сдаться, но выполнить условие, и почему‑то (он не понимал причин) все: его семья, друзья, пальеры, солдаты и простые люди в окрестностях, которые они вынужденно оставляли, – умоляли его не отказываться от Эльфреда. Теперь все ждали от него последнего рывка, решающего боя. Один Илия знал простую Истину: то, что он победил Лжеца, не делает его победителем всех прочих грядущих войн. Король прошлого оказался не готов к современному миру, у которого было лицо Кургана. Если бы, опираясь на тексты агнологов, Радожны пробудили богатыря Якова, все сложилось бы иначе.
Последний год походил на снежный ком: он прокатился кубарем, разрастаясь, сметая все в бешеном полете. Но для Илии этот процесс казался пустым – все равно однажды растает. И вот уже поздняя весна, Илии исполнилось тридцать три года, а все, что он думал по этому поводу, так только то, что он успел пережить Эльфреда Великого, которому судьба поскупилась даровать еще немного лет. На стене, с высоты которой Илия взирал на то, что у него осталось, короля нагнал Тристан. Они говорили, они молчали, а потом нужно было или расходиться, или снова заговорить.
– Просто… – сорвалось у Илии, но он не стал останавливать себя, – вся жизнь такая была…
– Не говори так, словно она уже закончилась, – одернул его Тристан, хотя и сам давно уже смотрел только на то, что оставил позади.
Но Илия не внял ему и продолжил, будто Тристан его и не перебивал:
– Посмотришь – и не вспомнить годы, когда пожил без войны. Знаю, что они были, но прямо пролетели! – И тут он с таким восхищением посмотрел на окружающий мир: возрождающийся из разрухи Пальер-де-Клев, зелень на деревьях и небо над головой, которое закрывали собой только редкие кляксы порхающих птиц. – А такое чувство, будто всегда только и воевал.
Илия знал, конечно, знал, что то же самое можно сказать и о Тристане, и о всяком эскалотце. Но он так хотел говорить о себе. Он вспомнил себя семнадцатилетнего, согласившегося на все авантюры агнологов, ушедшего на фронт сразу же, как только позволил возраст, чтобы все закончить и жить иначе – не так, как получилось.
– И у меня так, – тихо отозвался Тристан. – Смотрю на дом и думаю, что здесь все началось.
Никто из них не договорил, а окончание фразы повисло липким обещанием. И оно сбылось, Курган уже подступил к последнему рубежу. В де Клев готовились к той самой битве.
Неизбывность конца вывела Илию на поле боя. Кто теперь бы его остановил? Никто, кроме матери и сестры, не пытался. И чудом ли, или только им, линию обороны удерживали, но понесли невосполнимую – впрочем, здесь они все таковыми были – потерю. Танки-близнецы, до того неуязвимые для снарядов, оказались незащищенными в ближнем бою. Когда радожцы прорвались, они окружили «Ужас» и остановили голыми руками. Илия наблюдал страшное, хотя до того в жизни повидал уже столько явственных кошмаров: «Ужас» огрызался из последних сил, раскатывал буйными шасси тех, до кого смог дотянуться, вырываясь. Но многорукий Курган все равно во всем его превосходил. В конце концов радожцы перевернули танк, и тот, кувыркнувшись, сполз на башне в глубокий овраг. Бой продолжился, а после него «Ужас» никто не видел.
– «Восторг» тоже перевернули, но пальеры успели ее прикрыть и оттащить, – доложил Тристан. – Мы потеряли там двенадцать рыцарей.
Его голос сломался в середине фразы – или просто свист начинающегося шторма попросил пальера замолчать. Король походил на флюгер. Ветер метался по стене, вздымая волосы Илии, он поворачивался, подставляя потокам лицо. На судьбе «Восторга» закончились все сколько‑нибудь хорошие новости, и Тристан уже подумывал уйти.
– Он знает, – внезапно послышалось оттуда, где стоял Илия.
Ветер сорвал с губ его речь и понес кувырком по воздуху.
– Курган знает, что я стал причиной его
