Спартанцы Гитлера - Олег Пленков

ГЛАВА III.

РАБОЧИЙ КЛАСС И «НАРОДНАЯ ОБЩНОСТЬ» (VOLKSGEMEINSCHAFT)

«У меня нет большего достижения и нет в жизни большей гордости, чем сознание того, что перед смертью я смогу сказать, что я отвоевал германский Рейх и передал его немецким рабочим».

«Либерализм — это вера в деньги, а социализм — это вера в труд».

Первоначальная унификация рабочих: одобрение и апатия

7 августа 1921 г. Гитлер, обосновывая необходимость сохранения в названии партии обозначения «рабочая», сказал, что если Фридрих Великий говорил о себе как о первом слуге государства, работнике, то почему нужно стыдиться этого слова? На самом деле, нацисты много сделали для того, чтобы увеличить уважение к рабочим в обществе. В соответствии с доктринально-расовой точкой зрения Гитлера, рабочие после крестьян представляли из себя «более здоровую», чем остальные, часть немецкого народа, не «выродившуюся» в расовом отношении. В этой оценке прежде всего выражалось презрение Гитлера к интеллигенции, являвшейся, на его взгляд, виновницей рассудочной политической позиции и отсутствия патриотизма. В этой связи гитлеровское толкование причин поражения в Первую мировую войну пребывало в двух плоскостях: метаисторических спекуляций (урбанизация, упадок нравов, материализм, евреи, слабоволие руководящих слоев, тотальная политическая дегенерация). Другая плоскость, находившаяся в минимальной связи с первой — предательство вождей рабочего класса («удар кинжалом в спину» борющемуся фронту).

Исходя из этой логики, первым шагом Гитлера стала ликвидация организованного рабочего движения. Гитлер считал, что «освобождение» немецкого рабочего, — в сущности, патриота и националиста, — от разлагающей идеологии «ноябрьских преступников» составляет одну из важнейших предпосылок будущей успешной войны. За ликвидацией организованного рабочего движения последовало столь же последовательное и скрупулезное уничтожение всякого подпольного сопротивления. При этом первоначальные масштабы репрессий были абсолютно беспрецедентными. Эти репрессии были следствием вывода Гитлера, что революционные и пацифистские агитаторы должны быть безжалостно уничтожены. Политику нацистов отчасти можно представить как стремление сделать опыт национального воодушевления августа 1914 г. перманентным состоянием народа, что было довольно трудно, ибо требовало постоянного подкрепления, подпитки, но нацистам это по большей части удавалось.

В соответствии с гитлеровским расовым антисемитизмом, именно еврейская интеллигенция смогла через марксистские пролетарские партии внедрить в рабочей среде классовое сознание. Вспоминая годы жизни в Вене, Гитлер писал, что крайне негативное впечатление произвело на него отсутствие патриотизма у венских строительных рабочих, а также восприятие ими законов, религии, школы и морали исключительно через призму классового сознания. Поэтому он считал, что только подъем социального положения широких рабочих масс поможет им избавиться от положения париев в обществе и вовлечет их в нацию как единое целое, а также оторвет от социалистических агитаторов{620}.

После прихода Гитлера к власти в пропаганде вновь и вновь поднимался вопрос о том, что в Германии происходит истинная социалистическая революция, в результате которой немецкие рабочие займут то место, которое им давно пророчила НСДАП. 11 мая 1933 г. Гитлер сказал, что «Германия лишь тогда станет самой великой и мощной державой, если самые бедные немцы станут самыми верными гражданами»{621}. Еще раньше — 10 февраля 1933 г. — Гитлер произнес программную речь в берлинском дворце спорта. Высшей целью партии он объявил «сохранение народа и устранение нелепого положения классового противостояния в обществе». Второй после крестьян опорой нации он назвал рабочих, которых «следует вернуть в национальную общность как равноправных членов».

11 ноября 1933 г., выступая перед рабочими завода Сименс-Шукерт, Гитлер заявил: «Если сейчас я обращаюсь к миллионам рабочих, то на это у меня прав больше, чем у кого-либо. Я вырос среди вас, я был одним из вас, я 4,5 года сидел вместе с вами в окопах и говорю с вами о том, что нас объединяет и что нас заботит»{622}.

До прихода Гитлера к власти численность рабочих в НСДАП колебалась (в 1930–1933 гг.) между 26% и 38%{623} — этого было явно недостаточно при нацистских претензиях на положение массовой партии, представлявшей интересы всей нации. Несмотря на усилия нацистской пропаганды и повышенное внимание Гитлера к вопросу привлечения на сторону НСДАП как можно большего количества рабочих, дело у нацистов не шло, так как нацистской пропаганде противостояли традиции классовой солидарности и превосходная партийная организация СДПГ и КПГ. Вслед за известным немецким историком Бросцатом следует констатировать, что «рабочий элемент выказал пренебрежение НСДАП как массовой политической организацией»{624}. Однако немецкий рабочий класс смог сохранять дистанцию по отношению к нацистам только в условиях Веймарской демократии; после прихода Гитлера к власти дело приняло другой оборот: в условиях диктатуры и безоглядной демагогии нацисты в минимально мыслимые сроки смогли свести к нулю и пролетарскую классовую солидарность и, казалось, непоколебимую и жесткую партийную организацию СДПГ и КПГ. Большую роль в разрушении этой солидарности сыграло и то, что в Третьем Рейхе было много возможностей для социального подъема — немецкими историками подсчитано, что социальная мобильность немецкого общества в течение первых шести лет нацистского режима была в два раза выше, чем за последние шесть лет существования Веймарской республики: «различные бюрократические инстанции, — писал немецкий историк Шефер, — и всевозможные частные инициативы поглотили один миллионов человек, которые вышли из рабочего класса»{625}.

Унификация и опека в нацистской системе не распространялась по всему обществу равномерно: рейхсвер, промышленность, церковь и бюрократия довольно долго сохраняли относительную свободу, в отличие от них рабочий класс сразу стал объектом охранительной и социальной политики гитлеровцев. Гитлер как-то сказал, что он вмешается, если деятельность крупной промышленности будет противоречить интересам нации, но не раньше; и на самом деле заметно, что если структура промышленности в целом долгое время не претерпевала каких-либо изменений, то рабочее и социальное законодательство и организация изменилось сразу и кардинально, да и гитлеровское внимание к этим вопросам носило устойчивый характер. Несмотря на уступчивую позицию руководства профсоюзов — после успешных для нацистов парламентских выборов 5 марта 1933 г. председатель АД ГБ (самого крупного немецкого профсоюзного объединения) Лейпарт в письме Гитлеру открыто отказался от ориентации на СДПГ{626} — все равно нацисты были исполнены решимости покончить с организованным профсоюзным рабочим движением.

Для достижения этой цели еще 10 апреля Гитлер распорядился объявить 1 мая Днем национального труда; он стал праздноваться официально, сделавшись выходным днем. Таким образом Гитлер хотел заменить международный красный праздник солидарности трудящихся (официальное признание которого было мечтой многих поколений рабочих) национальным праздником, что ему и удалось сделать. 1 мая 1933 г. в Берлине на аэродроме Темпельхоф был проведен миллионный митинг, на котором нацисты призвали покончить со снобизмом и классовой борьбой и установить отношения взаимного уважения между разными составляющими нации{627}. Под завесой эйфории, вызванной установлением нового праздника, нацисты смогли разрушить социал-демократическую профсоюзную организацию, вожди которой — Лейпарт и Грассман — надеялись, что у Гитлера не достанет смелости пойти на столь радикальный шаг; они считали, что лучше не провоцировать нацистов. В этом профсоюзное руководство серьезно просчиталось: уже на следующий день после праздника штурмовики начали действовать, и вскоре профсоюзов не стало, их имущество было конфисковано. По приказу Геринга 10 мая 1933 г. вслед за имуществом профсоюзов было конфисковано недвижимое имущество и денежные средства СДПГ, а партийную организацию запретили еще через месяц — 22 июня{628}. За полгода до этого никому и в голову не могло прийти, что самое мощное и организованное в Европе рабочее движение будет так быстро разбито без всяких затруднений и сопротивления: для нацистов это была феноменальная удача. Для того, чтобы пресечь возрождение старых профсоюзов, в рамках ДАФ была создана собственная контрразведка{629}.

Предпринимательские организации также подверглись унификации — 20 января 1934 г. вышел закон «О регулировании национального труда», провозглашавший равенство прав рабочих и предпринимателей; предприниматель объявлялся «вождем» предприятия, создавался доверительный совет, который в процессе руководства предприятием имел право совещательного голоса, закон также регулировал продолжительность рабочего дня, заработки, условия найма и увольнения рабочих — все было в компетенции предпринимателя. Доверительный совет формировался по представлениям предпринимателя и ДАФ, а затем утверждались общим собранием коллектива. Работодатель становился «вождем предприятия», а рабочие считались его «дружиной» (Gefolgschaft), обязанной сохранять верность своему лидеру; эта общность рабочих и предпринимателей поощрялась также в целях успешного выполнения плановых заданий. В каждом из 12 экономические районов назначались «опекуны труда» — «беспристрастные» посредники между рабочими и предпринимателями. Старосты ДАФ не пользовались на предприятиях особым весом, так как кроме права выставлять своих представителей в доверительный совет, никаких юридически оформленных прав не имели. Если в доверительном совете дело доходило до споров, то в дело вступал представитель арбитража труда РТА (R ТА — Reichstreuhandler der Arbeit) при министерстве труда, а не ДАФ. Хотя в «Майн кампф» Гитлер однозначно подтверждал полезность и необходимость существования профсоюзов{630}, но достижение равновесия в противостоянии рабочих и предпринимателей он видел не в самой классовой борьбе, рассматриваемой как пустая трата сил, а в государственном арбитраже.