Ради безопасности страны - Вильям Козлов

Но подобное случается крайне редко. Года два назад тихое болотце мирка ветеранов слегка взболтнулось, когда Роберт Редлих, бывший руководитель отдела печати и работы с общественностью, офицер ЦРУ, заявил в интервью корреспонденту одной из влиятельных газет, что на радиостанции «Свобода» нет военных преступников, а если таковые проникнут в ее штат, то будут привлечены к уголовной ответственности. Дернуло его ляпнуть такую очевидную даже для людей, не изощренных в политике, чушь. Ведь прицепись «красные» к этому, расковыряй чью-нибудь не совсем прикрытую биографию и пойдет по цепочке, полетят головы... Обошлось.

Довлату Горелову обстановка на радиостанции представлялась теплой, но грязной лагуной, мутную воду которой населяют разные по размерам хищные рыбы. Все они стремятся проглотить друг друга, а если не могут, то кусаются исподтишка.

Такая обстановка Горелову нравилась, потому что он с детства постиг для себя главное: в жизни людей, как и в джунглях, где водятся сильные и слабые звери, выживают всегда сильнейшие. А к слабым он себя не относил.

5

— Что было, то было. Да, я совершил много ошибок, я не приложил всех сил в борьбе с коммунистами, не отдал всего себя делу освобождения от этой всемирной угрозы! Но тогда я был слаб, потому что не знал бога. А теперь бог вошел в меня, он вдохнул в меня могучие силы.

Агап Егорович Ярыгин прокричал это на едином выдохе и сделал шаг назад. Трясущейся рукой он вытащил из кармана отсыревший уже платок и растер по мокрому лицу струйки пота — давало о себе знать не в меру выпитое пиво. Потом Ярыгин затолкал платок в брючный карман, но руку обратно не вытащил (по его мнению, это подчеркивало непринужденность поведения и умение держаться перед солидной аудиторией) и, выпучив глаза, приоткрыв рот, несколько секунд молча глядел на микрофон, будто школьник, не знающий ответа, ждал от него подсказки. Но это был лишь актерский прием — Агап Егорович таким образом держал публику, присутствующую в круглом зале Баварского пресс-центра. Он старался говорить хлестко, выкрикивал заученные высокопарные фразы с явным стремлением завоевать общественное мнение. Ему крайне важно было упрочить свою крепко пошатнувшуюся в последнее время популярность именно здесь, в Баварии, традиционном оплоте истинных борцов с «большевистской угрозой». Именно за этим он и приехал сюда из Южной Америки.

— В Союзе продолжают царствовать тирания и насилие. Так будет, пока там правят коммунисты. Когда мы их оттуда вышвырнем, Россия должна вернуться в старые границы.

— Какие именно? — задал вопрос один из корреспондентов.

— В границы царствования Иоанна Грозного. И руководить ею будет НТС — Народно-трудовой союз — наиболее совершенное и прогрессивное политическое формирование, достойными и последовательными представителями которого являются члены баварского отделения. Будущее за нами!

Редкие рукоплескания. Кто-то зевает, кто-то посмеивается, а кто-то слушает серьезно, будто и впрямь в микрофон вещает посланник всевышнего.

Идет пресс-конференция. Блицы сверкают все реже, потому что продолжается она уже сорок минут. Многие устали, особенно седовласые ветераны эмигрантского движения, пришедшие поглазеть на одного из руководителей энтээсовцев. Те откровенно дремлют, только вздрагивают иногда от выкриков Ярыгина. По обе стороны от интервьюируемого, шагах в четырех-пяти сидят в непринужденных позах в креслах-качалках два его телохранителя — профессиональные борцы каратэ. Ради безопасности шефа они готовы переломать кости любому.

— А правда, что лично перед вами сейчас остро встали финансовые проблемы?

Этот вопрос задал вертлявый корреспонденток с хватким взглядом. «Наверно, из какой-нибудь красной газетенки», — подумал Агап Егорович и спутался, смешался на мгновение. Он бы с удовольствием отдал этого лысого человечка своим скучающим телохранителям. Они бы сделали из него отбивную котлету. Но тут, к сожалению, пресс-конференция, рамки, этикеты... Ярыгин собрался.

— Все эти слухи — козни моих врагов, — сказал он бодро и с усилием усмехнулся.

Раздался чей-то откровенный смешок. Пресс-конференция продолжалась.

Во втором ряду круглого зала сидел Довлат Горелов и внимательно следил за ее ходом. Перед ним кривлялся жалкий и злой человек. Горелова передернуло от мысли, что этот фигляр смог бы когда-нибудь прийти к власти. Как бы тогда он, возомнивший себя божьим пророком, топтал косточки своих врагов, какие жуткие диктатуры установил бы! Не зря же сейчас его политическая серость, умопомрачительная ненависть к Советскому Союзу и агрессивность отпугивают многих даже рьяных реакционеров.

Начинал он, с точки зрения Довлата, путанно, но совсем неплохо. Будучи советским специалистом на стройке целлюлозно-бумажного комбината в одной из южноамериканских стран, влез в финансовые махинации, спекулятивные сделки и, окончательно погрязнув, понял, что в СССР придется за это отвечать. Тогда он попросил политического убежища в посольстве США, которое и получил.

Другой бы потерялся, — мало ли заблудших преступников, матерых и худосочных, зачахло в эмигрантском болоте. Этот — нет. Выкарабкался вот. Зацепился за НТС, походил там в низших чинах, попресмыкался, потом умудрился написать одну за другой две книжки о бывшей родине, да настолько злобных, что заслужил милости от лидеров НТС, получил в редакторство эмигрантскую газету, обрел какую-никакую известность, а теперь вот и сам, как говорится, при сане — возглавляет НТС всей Южной Америки.

Довлат ушел бы отсюда, из этого душного, прокуренного зала, чтобы не слышать истеричных выкриков новоявленного лидера НТС, не лицезреть этого бездарно оформленного фарса. Но уйти Горелов не может. Ярыгин нужен ему, нужен для дела, которое задумал он сам и которое осуществит во что бы то ни стало. На Агапа Егоровича ему тысячу раз наплевать. Для Довлата он всего лишь проходная пешка, ступенька, которая приподнимет Горелова над всем этим затхлым и прогнившим миром, который именуется эмиграцией. Ему наплевать на Ярыгина, как и на всех остальных...

Ну наконец-то угасли блицы, щелкнули выключатели телекамер, пресс-конференция закончилась. Ярыгин глотнул минеральной воды, и в сопровождении телохранителей пошел к выходу.

«Вдруг откажет? Как не хочется к нему подходить. Да и опасно, черт...»

Покатые плечи каратистов напряженно зашевелились под легкими пиджаками, когда какой-то парень окликнул их хозяина, и стал приближаться, — чего ему надо?

— Я вас слушаю. — Ярыгин приподнял голову.

— У меня к вам конфиденциальный разговор, Агап Егорович. — Горелов подошел как-то боком, крадущейся походкой. Он опасался этих истуканистых ребят с непроницаемыми лицами: «Треснут, и боли не успеешь почувствовать...»

— Для начала представься, — пробасил один из телохранителей и стал между Гореловым и Ярыгиным.

— Подожди, Смит, — небрежно отодвинул его Агап Егорович и, обращаясь к Довлату, важно изрек: — У меня нет секретов от помощников.

Они сели вчетвером в уютной комнатке отдыха, расположенной рядом с круглым залом, где было прохладно и нежно урчали кондиционеры.

Дабы рассеять подозрение Ярыгина, Горелов сразу вытащил свою замурованную в целлофан идентификационную карту сотрудника радиостанции «Свобода». Агап Егорович и «помощники» проштудировали ее от первой буквы до последней.

— Речь пойдет о вашем фонде. «Фонде освобождения России» — он ведь так именуется?

Русским незнакомец владел в совершенстве. «Наверно, из новеньких. Но настырный... Да и держится неплохо. Трусит, но держится... Такие ребята иногда выкидывают неожиданные фортели. Иногда и неглупые. Ну посмотрим, посмотрим. Так чего тебе, мальчик?»

— Интересно, какая же связь между вашей уважаемой радиостанцией и моим фондом? — натянуто заулыбался Агап Егорович.

Упоминание о ФОРе, его мертворожденном детище, ударило прямо в поддых самолюбия Ярыгина. Когда он создавался, все было так красиво обставлено и так умело преподнесено прессой, что факт его появления был расценен общественным мнением как важное политическое событие. Кое-кто понимал, конечно, что главной целью Агапа Егоровича было спастись от преследования налоговых ведомств — этих ненасытных троглодитов западного мира. От них не было никакого спасения. Идея создания фонда была поначалу манной небесной. Деньги Ярыгина сразу превратились как бы в общественные, а они, как известно, налогами не облагаются. Ну и потом — существуют же, как их там, фонды Льва Толстого, Герцена и прочие всякие. А разве он, Агап Ярыгин, не имеет права быть столь же известным? Решение было, принято. Некоторое время ушло на придумывание названия. «Фонд Ярыгина» звучал бы не очень призывно — это Агап Егорович признал с сожалением и сам. Кроме того, надо было размахиваться так размахиваться, и после некоторого раздумья фонд приобрел подходящее название — «Фонд освобождения России». Агап Егорович сформулировал и устав своего детища: