Тибет и далай-лама. Мертвый город Хара-Хото - Петр Козлов

Весь следующий переход до урочища Цзаха-долон и далее мы ориентировались на седлообразную вершину Долонэ-обо, омываемую руслом того же названия – Долонэ-гол. Приятная облачная погода снова сменилась томительной жарой, и мы с особенным напряжением всматривались в отрадные силуэты хребта Ма-чань-шань, закрывавшего собою нижний пояс еще более массивных гор Лоу-ху-шань. Перед тем как выйти на большую нинсяскую дорогу, мы тщательно исследовали старинный субурган, имеющий около двух сажен высоты, монгольского типа, воздвигнутый в честь буддийского святителя баньчень-богдо или даже, как мне сообщали монголы, – Далай-ламы[155], по преданию, положившего начало этому пути. Говорят, что в память о великом паломнике ближайшим к его могиле пескам и дали подобающее название Тэн-гэри, то есть «Небесные». Неподалеку от селения Инпань-шуй, оставшегося на северо-востоке от нашей дороги, появились признаки китайской культуры; пользуясь дождливой погодой, трудолюбивые земледельцы силились вспахать и засеять прилежащие к горам части пустыни, до того никогда не видавшие сохи.

Рядом с ответственной границей залегала и условная, монголо-китайская, отмеченная двумя каменными памятникообразными знаками. Четырнадцатого июля экспедиция переступила эту границу и около развалин селения Тянь-лоба расположилась на ночлег. С закатом солнца воздух заметно посвежел, подул северо-западный ветер и в одном из своих бурных порывов сорвал нашу палатку. Шел холодный пронизывающий дождь, а укрыться было негде; по случаю сильного ветра палатку установить так и не удалось; мы закутались в брезенты и старались уснуть, но напрасно – дождевая струя, проникавшая к самому телу, не давала возможности забыться.

Селение Тянь-лоба[156] лежит в северо-восточном углу песчано-солончаковой равнины, имеющей на своей западной окраине соленый бассейн – озеро Янь-чэ. Сухой теплый климат и характерная пустынная растительность представляют отличные условия для жизни верблюдов, и китайцы окрестных деревень, как, например, Бай-тун-цзы, специально занимаются их разведением.

После сильного ночного ливня атмосфера к полудню прояснела, и вдали, на расстоянии двадцати пяти верст, у подножья Мачаншаньских гор, обозначились контуры высоких тополей и построек маленького пограничного городка Са-янь-цзынь; здесь когда-то была таможня, взимавшая пошлину с товаров, провозимых из Алаша и Лань-чжоу-фу.

Сейчас Са-янь-цзынь как бы замер, население его крайне бедно и не имеет даже хлеба; мы могли купить во всей округе лишь один пучок луку. Проживавший в городке с отрядом солдат китаец-чиновник очень любезно принял моего посланного и дал экспедиции свободный пропуск. На этот раз, благодаря уже наступившей темноте, мы избегли любопытной толпы, обыкновенно преследующей в китайских городах русские или вообще чужеземные караваны.

От Са-янь-цзыня по всему нашему пути шло земледельческое население, вплоть до городишки Шара-Хото, граничащего с перевалом того же имени, откуда начинается бассейн Куку-нора[157],дающий приволье номадам.

Горы Ма-чан-шань являли собою малоотрадную картину. Покрытый мощным слоем лёсса[158], этот хребет все же имеет лишь скудную растительность[159] и выглядит пустынным; недостаток влаги всюду дает себя чувствовать. Медленно осиливая подъем по крутому, местами узкому ущелью, минуя площади то коренных выходов, то песчанистой глины, мы пересекли едва заметные остатки исторического сооружения – Великой Китайской стены – и остановились на ночлег у речки Да-ша-хэ, вблизи селения Вань-цзы-цзынь.

Как у селения, так и по речке красовался тополь Пржевальского (Populus Przewalskii), затем ива (Salix), а из травянистых – осот полевой (Sonchus arvensis), полынь (Artemisia Sieversiana, А. annua), спорыш (Polygonum aviculare), кресс (Lepidium Iaüfolium), белена черная (Hyoscyamus niger), гусиная лапчатка (Potentilla anserina), просвирняк (Malva borealis [M. pusilla], ломонос (Olematis orientalis var. acutifolia [C. orientalis], подорожник (Plantago major), Licium chinense, Acroptilon picris, Oxygraphis cymbalariae, Anchusa и Salsola.

С приходом в горы мы имели возможность пользоваться прекрасной студеной водой ручьев и рек, забыв о пустыне и ее скудных горько-соленых источниках. Всего на расстоянии нескольких верст от пустыни, которая протянулась далеко к западу, расстилались обработанные поля, зеленели луга и довольно густо рассыпались китайские фанзы. Культура и пустыня, жизнь и смерть граничили здесь близко между собою и вызывали удивление путешественника.

С передовых южных холмов Ма-чан-шаня открылся довольно далекий горизонт: перед нами лежала широкая долина Годя-вопу-тан, преграждавшаяся на юге мощным Лоу-ху-шанем, на западе – второстепенными отпрысками соседних гор (Ма-чан-шань и Лоу-ху-шань), а на востоке вклинивавшимися высотами левого берега Хуан-хэ[160]. Небольшие культурные центры – города Куань-гоу-чен и Юн-тай-чен, равно как и мелкие селения, ютившиеся при устьях ущелий Лоу-ху-шаня, были также великолепно видны, несмотря на значительное расстояние. По всей долине встречались старые жилища, устроенные в лёссе, заброшенные поля и прочие следы культуры, свидетельствовавшие о пребывании в окрестностях многочисленного населения, занимавшегося почти исключительно земледелием. В настоящее время местность представлялась запустелой; немногие бедные жители, грязные и оборванные, производили самое неблагоприятное впечатление и отличались, по словам монголов, воровскими и даже разбойническими наклонностями.

Интенсивная жизнь в Годя-вопу-тан стала затихать уже давно; сильный удар мирному процветанию долины нанесло дунганское восстание, разорившее китайцев-земледельцев, а постоянная в последнее время засуха и безводие окончательно парализовали энергию уцелевших обитателей. Для сохранения драгоценной влаги аборигены прибегают к довольно оригинальному приему: вспаханное и засеянное поле устилается мелкими, величиною в небольшой кулак, камнями, добываемыми у закраин полей, где вследствие этого образуются глубокие ямы и целые подземные ходы; эти камни не позволяют дождевой воде быстро испаряться и держат землю в более прохладной температуре. По уборке хлеба, камень остается на использованном поле и служит уже как бы хранилищем влаги, слегка освежающим соседние участки.

Экспедиция проходила Годя-вопу-тан по диагонали с северо-запада на юго-восток, постепенно поднимаясь с 5485 футов [1672 м] абсолютной высоты. Из растений вдоль дороги, равно и полей, нами были собраны подорожник (Plantago depressa), салат (Lactuca versicolor), тмин (Antennaria Steetziana), люцерна (Medicago ruthenica var. alpina [Medicago rutenica]), горицвет (Adonis appenina [A. Sibiriens]), Peganum harmala, Phlomis mongolica, Cymbaria mongolica, лук (Allium tenue), резуха (Arabis Piasezkii [Andrasace Piasezkii]), лапчатка (Potentilla bifurca var. pusilla [Potentilla bifurca]), Taraxacum, Astragalus, Oxytropis, Pedicularis, Saussurea и Hedysarum.