Упрямица - Ширл Хенке
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И вот сейчас безжалостная судьба, нелепый случай могли оборвать тонкую нить… лишить Мерседес разгадки тайны или вообще надежды на будущее.
Что она могла сделать?
Только неустанно смачивать ледяной подземной водой буквально сгорающие от смертельного жара повязки, молиться и смачивать губы умирающего мужа целебным напитком.
14
Сначала Ник чувствовал, что он тонет, уходит куда-то на дно, в мерзкую тину. Потом забрезжил свет, вода куда-то ушла, и восхитительный аромат лаванды ударил ему в ноздри.
Это был запах жизни… а еще и любви.
Прекрасная женщина с золотыми волосами склонилась над ним, и взгляд ее был ласков. Как не хватало ему ласки всегда, всю жизнь, и как он мечтал о ней…
Мерседес сразу ощутила, что горячечные судороги больше не терзают его. Теперь, наоборот, его тряс озноб, и она укрыла его теплым одеялом.
Две ночи она провела рядом с ним, наблюдая, как он боролся с подступавшей к нему смертью, и не могла не восхититься его мужеством и жизнелюбием. Даже когда он был полностью бессилен, словно только что рожденный на свет ребенок, он все же обладал железной волей.
Ее пальцы коснулись следов былых его ран, обрисовали контуры красивого мужественного лица. Во сне он выглядел моложе и мягче.
Она решилась на кощунство и принялась ласкать его. Рука ее пропутешествовала по полосе темных волос на широкой груди, добралась до плоского живота, а потом достигла границы, обычно прикрываемой одеждой.
Мерседес тут же отдернула руку, но было поздно. Она ощутила желание заниматься с ним тем, чему он учил ее многие месяцы.
– Незачем притворяться, – тихо произнес он, внезапно очнувшись и выпрямившись на постели, совершенно голый, так что каждая клеточка его тела была открыта ее взгляду. – Не останавливайся, любимая… Твои прикосновения похожи на целительный бальзам…
Но она остановилась, прихватила простыню, чтобы прикрыть грудь, так вызывающе и соблазнительно устремленную ему прямо в лицо.
– Я думала, ты спишь, – пробормотала она якобы в свое оправдание, но ее рука уже ласкала его волосы, влажные от недавнего горячечного пота.
Ник понимал, насколько она смущена и растерянна. Но нельзя было отпустить ее от себя в таком состоянии. Он завладел ее запястьем.
– Пожалуйста, не уходи… – Его хрипловатый голос источал нежность.
Но он слишком переоценил свои силы. Его сознание вдруг замутилось, он оглядел потускневшим вдруг взором повязки на своем теле.
– Чертова кошка оказалась на самом деле ядовитой… Как может маленькая рана причинить вред такому большому мужчине?
Он еще шутил, вновь впадая в бред.
Мерседес восприняла его слова серьезно. Она снова пропитала его повязку снадобьем от столбняка.
– Что ты льешь на меня? Разве это спасет мою душу?
Она посмотрела на него. Ее осунувшееся от бессонницы, измученное беспокойством лицо озарилось мягкой улыбкой. Улыбнулся и он.
– Мне так кажется, что ты спасла меня от смерти, Мерседес.
Мерседес опустила глаза, как скромная монахиня.
– Не прячься от меня, Мерседес. Мы уже узнали друг о друге достаточно, чтобы не быть чужими.
Он вгляделся в ее глаза и ощутил в них ночной холод африканской пустыни, который когда-то испугал его в молодости. Этот странный перепад от жары к ледяной безжалостности.
– Что-то изменилось между нами? – прошептал он. – Я не ошибаюсь?
«Ты тот человек, за которого я вышла замуж четыре года назад?» Ее мозг грыз этот вопрос, а боль от него не могло облегчить никакое снадобье Ангелины.
Мерседес заговорила:
– Когда я увидела, что ты на грани между жизнью и смертью, я поняла, что не смогу жить без тебя. Но я узнала, когда ты был в бреду…
«Неужели она узнала всю правду о нашем роковом пари?» – холодея от ужаса, подумал Ник.
– Я узнала многое о войне… Ты звал меня и просил, чтобы я, любимая тобой женщина, была рядом…
– Я много наговорил бессмыслицы, пока бредил? – испытующе спросил он, опасаясь, что выдал себя, когда потерял над собой контроль.
– Только об ужасах войны… и называл себя разными именами.
Она умолчала о том, что он бредил на двух языках, словно он был рожден не здесь, а где-то далеко.
Как будто немного успокоившись, Ник произнес:
– Ты так хороша, Мерседес.
– Я не мылась два дня. Я не причесана и отвратительно пахну. Я не соответствую званию хозяйки Гран-Сангре.
– Ты достойна одного главного звания – моей супруги, – заявил он.
«О Боже! Так ли это на самом деле?» – выдохнула она, вслух или в мыслях – она не знала.
– Ты лучшая супруга, какую мог бы пожелать себе любой мужчина, – продолжил он твердо.
Эти его торжественные слова словно ставили печать на их отношениях. Могла ли она противиться и возражать, когда сургуч на печати еще не затвердел?
Выздоровление Ника началось с того, что он съел большой кусок зажаренного мяса, принесенный ему Ангелиной прохладным утром.
Потом в его комнату вбежала Розалия:
– Папа! Я так скучала по тебе!
Он позволил девочке взобраться на кровать и заключить свою шею в кольцо ее крохотных ручонок.
– А как чувствует себя Буффон? – поинтересовался Ник.
– Он немножко хромает. Ты спас ему жизнь, папа.
– А он спас жизнь нашей Мерседес. Он настоящий герой.
Розалия стала серьезной:
– Я бы хотела, чтобы она была моей мамой. И чтобы вы никогда не умирали.
Она прижалась личиком к его груди, и необъяснимая благодать охватила Ника. Словно он, как путник, шествующий по пустыне, пришел к вожделенному источнику.
Мерседес наблюдала за этой сценой со стороны. Она пришла, чтобы сменить повязку мужу. Нежные объятия этих двух дорогих ей людей тронули ее до слез, и Мерседес стоило больших усилий изобразить на лице улыбку.
За несколько последующих дней он оправился совсем, но зато его стало тревожить отчуждение Мерседес. Если раньше она мстила ему за грубость и измены Лусеро, то теперь, подозревая, что отдалась самозванцу, она, вероятно, пришла в отчаяние. Если это так, то как он должен поступить? Скрывать обман по-прежнему или признаться ей во всем?
Он догадывался, что она кое-что узнала о нем из его горячечного бреда. Вряд ли ему бы удалось надолго сохранить тайну своей истинной личности и подменять собой Лусеро.
Николас рассчитывал, что если она заимеет от него ребенка, то уже не решится вслух заговорить об обмане. Так было раньше… до того, как он ее встретил и… полюбил.
Глупейшей ситуации нельзя было и вообразить – он влюбился в жену своего сводного брата. Но он уже понял и твердо уверился в том, что как за летней жарой придут неминуемо осенние дожди, так и он никогда и ни за что не покинет эту женщину. Пока жизнь теплится в его теле, он будет любить Мерседес. Пусть она не ответит ему взаимностью – он был готов принять ее холодность. Слишком глубокие шрамы оставил в душе Мерседес его брат Лусеро. Она приучилась охранять от мужских посягательств свое сердце и тело, жаждущее любви.