Перед лицом Родины - (Бирюк) Петров

Краснов был личным другом кайзера Вильгельма, с которым часто переписывался. По настоянию кайзера он и уехал в Германию, где стал вести большую работу по сплочению белоэмигрантов для борьбы с большевизмом. Он отправлял много писем всем более или менее известным белогвардейцам, проживающим как в Германии, так и за ее пределами, просил их организовывать из русских эмигрантов добровольческие отряды и посылать их на Восточный фронт для борьбы вместе с гитлеровцами против Красной Армии.

Одно из таких писем и попало Константину. В нем бывший атаман писал, что к концу года советский фронт не выдержит мощного напора гитлеровцев и развалится. А после этого должно начаться строительство новой России.

"Как генерал, к голосу которого прислушиваются в кругах русской эмиграции во Франции, - писал Краснов, - вы обязаны, дорогой Константин Васильевич, сделать все посильное во имя освобождения нашей незабвенной родины. Киньте клич по Франции. На ваш клич, верю я, отзовутся сотни, а то и тысячи казаков, проживающих на приютившей их земле французской. Они сплотятся вокруг вас в железные когорты и под водительством вашим пойдут на Тихий Дон, чтобы освободить его от большевизма".

- Сволочь старая, - проворчал Константин, разорвав на мелкие клочки письмо Краснова. - Чужими руками хочет жар загребать... Не выйдет дело.

Но на некоторых эмигрантов письма Краснова оказали действие, и несколько групп белогвардейцев направились в Россию воевать с большевиками.

Жизнь - мудрый учитель, а время - строгий воспитатель. В какой-то период жизни мы можем наделать много, как нам покажется, вполне разумных, необходимых для нас поступков, а потом проходит время, и мы стыдимся даже вспоминать о них, раскаиваемся в совершении их.

Так было и с Константином Ермаковым. Вся его жизнь, прожитая в России до эмиграции, казалась ему неправильной. Если б ему пришлось снова пережить это время, так он бы прожил его совсем по-другому.

Прежде всего, он никогда бы не женился на Вере. А если б он на ней не женился, то и жизнь его сложилась бы совсем по-другому. "Все зло, - думал он, - происходило от нее". Может быть, ему и не пришлось бы тогда эмигрировать из России, которую он так любит всем своим сердцем, всей душой...

Как он завидует своему брату Прохору. "Молодец! - думает Константин. - А ведь было время, когда я его ненавидел смертной ненавистью, готов был убить..."

Он вспоминает, как он ездил в Советскую Россию с иностранными корреспондентами.

"Дурак! - мысленно ругает себя Константин. - Зачем, спрашивается, ездил... Хотел поднять мятеж против Советской власти... Срам!"

Чем шире развертывалось во Франции движение Сопротивления, тем с большей симпатией Константин стал относиться к нему. И он не скрывал этого от работников студии.

Однажды в кабинет к Константину вошел старый художник Франсуа Рошан, один их мэтров студии. Ему было уже лет за семьдесят. Маленький, тщедушный, с копной седых, волнами спадающих на плечи волос, он всей своей внешностью напоминал колдуна, сошедшего со страниц какой-то интересной сказки.

- Доброе утро, сударь, - с достоинством поклонился он Константину.

- Доброе утро, мсье Рошан. Прошу, - указал Константин на добротное, обитое кожей кресло у стола.

Волшебный старичок церемонно присел.

- Курите, - пододвинул ему коробок с сигарами Константин.

- Благодарю. Я мало курю... И то только свои сигареты, к которым я привык.

Старичок помолчал.

- Работы, сударь, мало, - пожаловался Рошан. - Художники бездельничают... Разве можно считать за работу случайные заказы бошей на какие-нибудь сценки фривольного содержания?

- Да, дела очень неважные, - вздохнул Константин. - Но что делать? Не закрывать же студию?

- Нет, конечно, - мотнул головой старик. - Надо подождать лучших времен. Не вечно боши будут здесь... Настанет час, когда они уберутся к себе, в Германию, - настороженно покосился он на Константина.

- Конечно, настанет, - подтвердил Константин, видя, что старый художник хочет поговорить с ним о чем-то более откровенном. "Прощупывает", - внутренне усмехнулся он и сказал: - Если они будут задерживаться, то, по-видимому, найдутся здесь такие, которые помогут им побыстрее убраться с французской земли...

Кустистые брови старого чародея дрогнули, он проговорил:

- Возможно. - Потом он заговорил о другом: - Война уничтожает не только материальные ценности, человеческие жизни, но и само искусство, понятие о нем. Боже мой!.. Человеческие души грубеют, верх берут низменные чувства... Я вам скажу, мсье, что в прошлом люди лучше понимали искусство, тоньше. Чуткость такая была у людей... А сейчас, - безнадежно махнул рукой старый художник, - понимание у людей исчезает... Правда, я не могу этого сказать про всех, но большинство искусства не понимает... Особенно подрастающая молодежь наша... А мастера раньше какие были! Кудесники!.. Я вам скажу, сударь, я учился у знаменитого живописца и графика Деболье. Вот это был мастер так мастер! Он утверждал, что искусство должно не только отображать существенную реальность, но и превосходить ее. Если, скажем, живописец изображает на полотне природу, то он так должен ее изображать, чтобы природа могла быть в опасении, что человек может показать ее лучше, чем она есть в самом деле... Как-то собрались в маленьком садике Деболье его друзья. Художник взял кошку и подвел друзей к дереву. Все увидели у подножья дерева прижавшуюся к стволу маленькую мышь. Самая настоящая, кажется, живая мышь... И глазки ее сверкают, и усиками она-то шевелит... Деболье бросил кошку. Она мгновенно бросилась на мышь, но, стукнувшись обо что-то мордочкой, в недоумении отпрянула... Мышь-то была нарисована...

"Вот это подлинное искусство!" - воскликнул кто-то из друзей Деболье... Простите, сударь, я заболтался, - спохватился старый художник. - Я пришел вам сказать, что нашу студию посетил немецкий офицер, который просит заключить контракт на отделку бывшей квартиры маркизы де Гюляр на авеню Фош... Из Германии приезжает какой-то генерал, который остановится здесь...

- Да? - сказал Константин. - Ну, что же, если будут исправно платить, то возьмем подряд... А кто этот генерал, как его фамилия?..

Старик порылся в жилетном кармане и, достав бумажку, прочитал:

- Барон фон Кунгоф...

- Возьмем подряд, - решительно сказал взволнованный Константин. Обязательно возьмем. А когда он приезжает?

- Для отделки квартиры дают месячный срок.

- Очень хорошо, мсье Рошан. Мы надлежащим образом встретим генерала...

Художник внимательно посмотрел на директора салона. Ему показалось, что тот последнюю фразу произнес как-то многозначительно, подчеркнуто.

V

Однажды ранним утром в дверь квартиры Мушкетовых торопливо и взволнованно постучали.

Кряхтя и кашляя, Харитоновна поднялась с постели, подошла к двери.

- Кто там? - спросила она.

- Харитоновна, родная, откройте, - послышался за дверью знакомый женский голос. - Это я.

- Надежда Васильевна! - не своим голосом вскрикнула старуха на всю квартиру. - Голубушка!

Она распахнула дверь. В прихожую вошла хозяйка, худая, измученная, постаревшая.

- Боже мой! - вскричала Харитоновна. - Радость-то какая к нам пришла!

- Здравствуйте, Харитоновна! - расцеловалась Надя со старухой.

- Милушка вы моя, Надежда Васильевна, - заплакала Харитоновна. - До чего ж вас там довели...

Вздрагивая от волнения, из кабинета выскочил в пижаме Аристарх Федорович.

- Надюшенька, милая ты моя женушка, - кинулся он к Наде.

Надя обняла его, расцеловала.

- Совсем седой стал, - гладила она его волосы. - Совсем. Пережил, наверное, много, старичок мой дорогой...

- Пережил, пережил, Надюшенька... Много пережил... Но, слава богу, все это позади теперь... Главное, ты теперь дома. С нами.

Из спальни донесся плач ребенка.

- Это что такое? - похолодела Надя, недоверчиво глядя на мужа.

Аристарх Федорович понял ее опасения.

- Нет, Надюша, это не мой ребенок, - успокоил он ее смеясь. - Это внучек.

- Лидушка замужем?

Аристарх Федорович многозначительно приложил палец к губам.

- После расскажу, - шепнул он.

Из спальни с ребенком на руках вышла Лида.

- Здравствуйте, Надежда Васильевна, - сказала она. - Поздравляю вас с освобождением.

- Лидушка! - кинулась к ней Надя. - Родная моя!

Они обнялись и расплакались.

- Ну, что вы, милые? - глядя на жену и дочь влажными глазами, произнес профессор. - К чему слезы? Успокойтесь.

- Твой ребеночек, Лидушка? - заглядывая ему в личико, спросила Надя.

- Мой.

- Какой хорошенький. По-моему, на тебя не похож.

- Он - копия отец, - серьезно сказала Лида. - Надежда Васильевна, вы там ничего не слышали о Воробьеве?

Надя сразу же поняла, кто отец этого ребенка.

- Нет, Лидушка, ничего не слышала... Он, значит, тоже там?..

- Там, - печально промолвила Лида. - Но о нем ничего не слышно... Жив ли он?

- Ну, как вы тут жили-можили? - спросила Надя. - Что слышно о брате Прохоре?