Шифр Джефферсона - Стив Берри
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Брюки пленника покрылись пятнами крови, она капала с пальцев, которыми он зажимал рану.
Со свеч капал воск. На лбу пленника выступили капли пота. Хейл поднял руку, приказывая остановиться.
Музыка прекратилась.
Его люди перестали колоть.
– Готов ответить на мой вопрос? – спросил Хейл.
Пленник ловил ртом воздух, стараясь восстановить дыхание.
– НРА, – ответил он наконец.
Хейл так и подозревал.
Он сделал знак одному из своих людей, державшему нож. Двое других бросили свои орудия и, схватив раненого за плечи и руки, поставили его на колени. Третий вцепился ему в волосы и запрокинул голову назад. Человек с ножом подошел и одним взмахом отрезал пленнику правое ухо.
Тюрьму огласил вопль.
Хейл подошел, взял отрезанное ухо и приказал:
– Откройте ему рот.
Приказание исполнили.
Хейл сунул ухо за передние зубы и отталкивающий его язык пленника.
– Ешь, – приказал он, – иначе отрежу второе.
Мужчина покачал головой и забулькал, пытаясь вдохнуть.
Хейл сделал жест своим людям, те выпустили пленника.
Хейл поднял пистолет и выстрелил ему в лицо.
* * *Кассиопее приходилось видеть, как гибнут люди, но это зрелище до сих пор вызывало у нее тошноту. Стефани тоже была закаленной. Но Шерли Кэйзер, очевидно, никогда не видела убийства. Кассиопея услышала, как она ахнула, и увидела, как отвернулась.
Стефани стала ее утешать.
Кассиопея не сводила глаз с Хейла. Он посмотрел на нее сквозь решетку и указал пистолетом.
– Так, юная леди. Твоя очередь отвечать на вопросы.
Глава 77
Это был рослый, сухощавый человек с длинной черной бородой, перевязанной лентами. Его широкие плечи охватывал ружейный ремень, и он носил пару пистолетов. Он был умным, политически ловким и смелым сверх всякой меры. Никто не знал его настоящей фамилии. Тетч? Тач? Он выбрал Эдвард Тич, но прозвище его помнили все.
Черная Борода.
Он родился в Бристоле, но вырос в Вест-Индии, во время Войны за испанское наследство[13]служил у базирующихся на Ямайке каперов. Потом перебрался на Багамские острова, нанялся на корабль пирата Хорниголда, освоил это ремесло и, в конце концов, приобрел свой корабль. В январе 1718 года он явился в город Бат и основал базу в устье реки Памлико на острове Окракок. Там он купил покровительство у местного губернатора и оттуда отправлялся на грабеж судов. Он плавал по Карибскому морю и блокировал гавань Чарльзтауна. Потом ушел на покой, продал награбленное, купил дом в Бате и добился прощения за свои прошлые дела. Он даже ухитрился получит титул за все захваченные суда. Все это вызывало в соседней колонии Виргиния гнев и нервозность. Ее губернатор даже поклялся уничтожить пиратское гнездо, которое представлял собой Бат.
21 ноября 1718 года, на закате, два вооруженных шлюпа остановились у залива Окракок, на достаточном расстоянии, чтобы незнакомые отмели и протоки не представляли опасности. Моряки Королевского военного флота сели в шлюпки, командовал ими лейтенант Роберт Мэйнард, опытный офицер большого мужества и решимости.
Черная Борода, который находился на своем корабле «Эдвенчер», стоявшем на якоре, не обратил на шлюпы особого внимания. Он перестал сражаться. Он уже шесть месяцев спокойно плавал в местных водах. Команда его значительно уменьшилась, поскольку связь с человеком, который перестал грабить суда, не сулила никакой выгоды. Большинство опытных товарищей по плаваниям либо давно умерли, либо жили на суше в Бате. На борту оставалось около двадцати человек, треть из них были негры.
Однако кое-какие меры предосторожности были приняты.
Порох, ядра и куски железа были сложены у восьми установленных пушек. Одеяла были намочены и развешены у погреба боеприпасов на случай пожара. Пистолеты и сабли лежали возле боевых постов. По заведенному порядку. На всякий случай. Но они не осмелятся напасть на него, говорил Черная Борода.
Атака началась на рассвете.
У Мэйнарда было трехкратное превосходство в людях. Но из-за нетерпения и жажды скорее добиться успеха шлюпы Мэйнарда попали на мель. Черная Борода мог легко уйти на север, но он не был трусом. Вместо этого он выпил кружку рома и крикнул через разделяющую их воду:
– Будь я проклят, если пощажу тебя или приму от тебя пощаду!
Мэйнард прокричал в ответ:
– Я не жду от тебя пощады, и ты не жди от меня!
Оба знали, что это будет смертельный бой.
Черная Борода навел свои восемь пушек на два шлюпа и открыл огонь. Один из них больше не мог продолжать движение, другой оказался сильно поврежден. Но «Эдвенчер» тоже оказался на мели. Видя затруднительное положение противника, Мэйнард приказал разбить все бочки с водой, а балласт выбросить за борт. Потом словно по воле Провидения с моря подул сильный бриз, снял его шлюп с песчаной отмели и погнал прямо на «Эдвенчер».
Мэйнард приказал всем своим людям спуститься в подпалубные помещения и приготовить пистолеты и сабли для ближнего боя. Сам он спустился вместе с ними с палубы, а у руля поставил мичмана. Идея заключалась в том, чтобы спровоцировать противника идти на абордаж.
Черная Борода велел своим людям подготовить абордажные крючья и оружие. Кроме того, он пустил в ход собственное изобретение. Бутылки, заполненные порохом, дробью, кусками железа и свинца, воспламеняемые вставленными в середину фитилями. Последующие поколения назовут их ручными гранатами. Он использовал их, чтобы сеять панику и смятение.
Бутылки попали в шлюп Мэйнарда и окутали палубу густым дымом. Но поскольку большинство людей находилось внизу, воздействие их оказалось незначительным. Видя, что матросов на борту мало, Черная Борода крикнул:
– Они все сбились на носу, кроме троих-четверых! Сближайся бортами со шлюпом и руби их в куски!
Корабли соприкоснулись. Абордажные крючья застучали о фальшборт.
Черная Борода первым перешел на шлюп.
Десять человек последовали за ним.
Раздались выстрелы.
Мэйнард тщательно рассчитал свой ответ, выждал, пока почти все люди противника окажутся на борту, потом позволил своей команде выскочить из трюма.
Началось замешательство.
Внезапность сработала.
Черная Борода сразу все понял и собрал своих людей. Начался рукопашный бой. Кровь заливала палубу. Мэйнард увидел противника напротив себя и прицелился из пистолета. Черная Борода сделал то же самое. Пират промахнулся, но лейтенант попал в цель.
Однако пуля не остановила пирата.
Они стали сражаться абордажными саблями.
Клинок Мэйнарда сломался от сильного удара. Он выбросил эфес и отступил назад, чтобы взвести курок другого пистолета. Черная Борода шагнул вперед для завершающего удара, но когда взмахнул саблей, другой моряк полоснул его по горлу.
Из шеи хлынула кровь.
Державшиеся в стороне британцы увидели его уязвимость и бросились вперед.
Эдвард Тич встретил смерть.
Пять огнестрельных ран. Двадцать колотых и резаных.
Мэйнард приказал отрубить ему голову и повесить на бушприте своего шлюпа. Труп бросили в море. Легенда утверждает, что обезглавленное тело перед тем, как пойти ко дну, вызывающе проплыло несколько раз вокруг корабля.
Малоун прекратил чтение.
Он пытался отвлечься от создавшегося положения, читая в Интернете о пиратах. Эту тему он всегда находил увлекательной, и судьба Черной Бороды завладела его вниманием.
Череп пирата несколько лет висел на столбе у западного берега реки Хэмптон в Виргинии. Это место до сих пор называют Апогеем Черной Бороды. В конце концов кто-то сделал из черепа чашу для пунша и пил из нее в одной из таверн Уильямсберга. Чашу увеличили серебряной обшивкой, но со временем она пропала. Малоун подумал, имеет ли Содружество отношение ко всему этому. В конце концов, решил он, Хейл не случайно назвал свой шлюп «Эдвенчер».
Малоун взглянул на часы. До приземления оставалось меньше часа.
Он сделал ошибку, читая о пиратах. Это лишь растревожило его еще больше. Несмотря на всю связанную с ними романтику, пираты были злобными, жестокими. Человеческая жизнь ничего не значила для них. Их целью были доход и выживание, причин полагать, что современные цели отличаются от прежних, не было. Это были отчаянные люди, столкнувшиеся с отчаянным положением. Единственное, что их интересовало – успех, а те, кто мог при этом пострадать, пиратов не волновали.
Малоун в какой-то степени чувствовал себя Робертом Мэйнардом, отправляющимся сражаться с Черной Бородой.
Тогда на карту было поставлено многое, теперь тоже.