Миры Харлана Эллисона. Т. 3. Контракты души - Харлан Эллисон
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Вечером она вышла на улицу.
Я почернел, подстерег ее за углом, и она налетела прямо на мой кулак.
Я уложил ее на кровать под балдахином в спальне уехавших хозяев. Когда она пришла в себя и села, я сидел, развалясь в кресле напротив. Она потрясла головой, огляделась, увидела меня и дернулась с воплем прочь. Я выпрямился и произнес очень мягко:
— Брена помнишь? Я могу сделать с тобой то же самое… А теперь вернемся к нашим баранам, сказал я, Вставая, когда мои слова подействовали.
Я подошел к ней и встал рядом с кроватью. Она лежала, буквально оцепенев от ужаса.
— Откуда ты знаешь Джеда? — Голос мой звучал спокойно, но внутри все кипело.
— Я его дочь.
— Придется заставить тебя говорить правду.
— Я не вру! Он мой… Он был моим отцом.
— Ты белая.
Она ничего не ответила.
— О'кей, тогда зачем ты послала его в ад? Ты знаешь, что значит взять у покойника монеты.
Она нехорошо рассмеялась.
— Послушай, я понятия не имею, кто ты такая, но этот старик подобрал меня, когда мне было семь лет, и вырастил, и поставил на ноги. Он многое значил для меня, поэтому я вполне могу разозлиться и сделать из тебя котлету. Отбивную с хреном — почище, чем из Брена. Может, теперь соблаговолишь наконец сказать мне, зачем ты подложила такую свинью человеку, который был добр ко всем?
Лицо ее ожесточилось. Она боялась, но все равно ненавидела.
— Ни черта ты не знаешь, понял? Да, он был добр ко всем. Ко всем, кроме своего собственного ребенка. — И добавила тихо: — Ко всем, кроме меня.
Я не мог понять: она что — больная? Или с приветом? Или просто дурачит меня? Врать ей вроде нет резона. К тому же она видела, что сталось с Бреном. Нет, она говорила правду — по крайней мере, верила в то, что говорила.
Белая девушка — дочь старого Джеда? Бред какой-то. Разве что…
Бывают такие люди — странненькие, с вывихами, ты узнаешь их чутьем по ауре, по запаху, и стоит тебе только подобрать к ним единственное слово «наркоман», или «нимфоманка», или «проститутка», или «расист» — ключевое слово, определяющее их скрытый порок, как тебе становятся ясными все странности поведения. Однословные люди. Одно слово — и они перед тобой как на ладони. Одно слово — «алкаш», или «диабетик», или «пуританин», или…
— Превращенка.
Она не ответила. Просто смотрела на меня с ненавистью. Я вгляделся в ее черты, чтобы увидеть следы превращения, но, само собой, ничего не заметил. Она делала это мастерски. Теперь ясно, что произошло между ней и старым Джедедией Паркманом. Почему она поцеловала покойника и отправила его прямиком в ад. Но не в такой ад, на какой обрек ее Джед. Если он был способен так любить бездомных котят вроде меня, могу себе представить, какую горькую ненависть, и разочарование, и стыд вызывала в нем плоть от плоти его, которая выдавала себя не за ту, кем была на самом деле.
— Люди — странные создания, — сказал я ей. — Он подбирал всех без разбору, ему было плевать, кто они и откуда. По крайней мере до тех пор, пока они не врали. В нем было много любви.
Она ждала, что я сделаю с ней что-нибудь ужасное, и готовилась к неизбежному. Я рассмеялся но не так, как любил смеяться Джед.
— Киса, я не твой папуля. Он наказал тебя на всю оставшуюся жизнь. А мы с тобой — мы оба не белые и слишком похожи, чтобы мне наказывать тебя.
Превращенка. Как вам это нравится? Да она не знает даже, на что похожа цветовая граница! Черное на белое — черт возьми, ну конечно! Джед, Джед, бедный ты старый негритос. Ты знал, что я не могу вернуться домой, вернуться в тот мир, откуда я пришел — где бы это ни было, — и ты научил меня превращаться, чтобы выжить, но не сумел справиться, когда подобное случилось с тобой.
Я вытащил последние пять баксов из кармана и бросил их на кровать.
— Разменяй, детка, и оставь пару серебряных долларов для собственной переправы. Может, Джед там тебя подождет, и вы выясните свои отношения.
Я почернел и пошел к двери. Она, разинув рот, уставилась на то место, где я стоял. Я обернулся с порога.
— Сдачу оставь себе, — сказал я.
В конце концов, она же заплатила за меня взнос, разве нет?
ВАСИЛИСК
Basilisk © В. Гольдич, И. Оганесова, перевод, 1997Что было пользы проткнуть острием копья василиска
Мурру несчастному?
Яд мгновенно по древку разлился,
В руку всосался ему: поспешно меч обнаживши,
Он ее тотчас отсек, у плеча отделивши от тела.
И, наблюдая пример своей собственной смерти ужасной,
Смотрит, живой, как гибнет рука.
Марк Анней Лукан, «Фарсалия»[11]Возвращаясь из ночного патрулирования за внешним периметром базы, младший капрал Верной Лестиг угодил в ловушку, устроенную врагом. Он шел последним, прикрывая отход отряда от оставленного совсем недавно сектора номер восемь, слишком сильно отстал и сбился с поросшей травой тропинки. Он не знал, что продолжает двигаться параллельно тропе, по которой шли его товарищи, всего в тридцати ярдах от их левого фланга, и шагал вперед, надеясь догнать своих. Лестиг не заметил расставленных под самыми необычными углами заостренных кольев, смазанных ядом и с безграничным терпением поджидавших свою жертву. Два стоявших рядом колышка пробили ботинок; первый проткнул свод стопы, прошел рядом с лодыжкой и остался внутри ботинка; другой прошил подошву и расщепился, ударившись о малую берцовую кость над пяткой, так и не поранив кожу.
Короткое замыкание цепей, одновременно перегорели все электрические лампочки, вакуум сжался, змеи сбросили кожу, заскрипели колеса фургонов, огромные стеклянные панели рассыпались в пыль, бор дантиста ударил по нервным окончаниям, рвота проложила огненные следы в глотке, разорвалась девственная плева, отчаянно заскребли по классной доске ногти, вспенилась вода; потекла лава. Сверхновая, вспышка боли. Сердце Лестига остановилось, дрогнуло и снова забилось — неуверенно; мозг умер, отказываясь принять на себя страшный удар; все чувства отключились. Он сделал здоровой левой ногой нетвердый шаг в сторону, вырвал один колышек из земли и, падая на землю, потерял сознание.
А в это время к нему приближалось огромное черное чудовище с разверстой пастью, чудовище, окутанное беспросветным мраком. Оно устремилось в это бесконечное путешествие без горизонта, оставив позади царство мифов, чтобы попасть в момент, предшествующий проникновению яда в плоть человека — ящероподобный дракон с глазами, похожими на маслянистые озера, в ультрафиолетовых дымных глубинах которых клубится смерть. Могучие мускулы под гладкой шкурой цвета ночи, опытный бегун из потерянной земли, с точными движениями искусного танцовщика. Вечно бодрствующий страж веры, неслышно крадущийся сквозь туманные заслоны почти непроходимых барьеров, воздвигнутых, дабы отделить людей от их господ.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});