Тигр. История мести и спасения - Джон Вэйллант
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Вот почему я ушел и стал работать в национальном заповеднике, — говорит Труш. — Здесь у меня статус государственного инспектора: я могу написать отчет и проследить, чтобы он дошел куда надо. Если я поймаю нарушителя, у меня есть право [как когда-то в инспекции „Тигр“] довести дело до суда».
Беседовать с бывшими сотрудниками инспекции «Тигр» так же интересно, как с ветеранами распавшихся рок-групп или прославленных спортивных команд. Это были славные годы: с 1994 по 2000-й. Они были преданы своему делу, имели хорошую подготовку, достойную зарплату и реальную власть. Располагая всем необходимым для нормальной работы — обмундированием, транспортом, оружием, видеокамерами, топливом, — они пользовались вниманием прессы и уважением как браконьеров, так и простых жителей. Они даже вели просветительскую деятельность: ездили по школам и рассказывали о своей работе и о том, как важно хранить и беречь природу. Труш продолжает заниматься этим до сих пор. В те дни, когда в Приморье процветали цинизм и коррупция, инспекция «Тигр» пошла другим путем, и ее сотрудники гордились своим участием в общем процессе улучшения обстановки в регионе. Для многих из них годы работы в инспекции стали одним из лучших периодов жизни. Расцвет и закат агентства до сих пор вызывают в Труше смешанные чувства: и ностальгии, и горечи. Конечно, он и его коллеги оплакивают не только утраченные должности, они тоскуют по собственной молодости. «Я жалею только о том, что не занялся природоохранной деятельностью лет на десять-пятнадцать раньше», — признался Труш.
Теперь он пытается наверстать упущенное. В 2007 году в Приморском крае были созданы два новых национальных парка: «Зов тигра» и «Удэгейская легенда». Трушу предложили занять кресло замдиректора «Удэгейской легенды», где он и трудится с 2008 года. Однако в настоящее время зарплата для этой должности не предусмотрена, и Труша спонсирует фонд «Феникс» — природоохранная организация с центральным офисом во Владивостоке, сотрудничающая с Альянсом в защиту диких животных из Вашингтона, которая также финансирует ряд инспекций на территории Приморского края. Парк не очень большой, около 1300 км2. Труш занимается здесь главным образом охраной животных и привлечением нарушителей к ответственности — своим любимым делом. Крупная лесозаготовительная компания проводила работы на территории парка «Зов тайги», несмотря на то что он находится под защитой государства, и практически уничтожила его. Попытка сделать то же самое с «Удэгейской легендой» провалилась — вмешался Труш. «Они думали, что если попадутся, то взятка решит все вопросы и ничего страшного не последует, — поведал он. — Но дело получило широкую огласку. Признаюсь, я был очень этому рад. Они занимались вырубкой леса в национальном парке, и поэтому вмененный ущерб и штрафы были посчитаны в пятикратном размере».
Труш всегда нацелен на победу, и на новом месте его будоражит предвкушение грядущих свершений. «Мы фактически начинаем с нуля, — сказал он. — Там сейчас нет ни зданий, ничего, но закон нарушается сплошь и рядом. Нам придется бороться с этим, чтобы парк превратился в заповедную зону со специально отведенными для цивилизованной рыбалки и охоты участками. Предстоит создать всю инфраструктуру, сформировать команду людей, по-настоящему заинтересованных в своей работе. Необходимо развивать туризм, создавать системы экологических троп[148], придумывать образовательные программы по экологии и так далее. Все еще будет».
Однако финансирование, как и непрекращающееся истребление тигров, остается серьезной проблемой. В Приморье многое изменилось, но бороться с браконьерами все так же необходимо — и так же опасно. В ноябре 2008 года, во время обхода недавно созданного парка, Труш и его коллеги наткнулись на группу нанайских браконьеров, один из которых трижды выстрелил в напарника Труша, но, к счастью, промахнулся. Труш бросился за ним, догнал и обезоружил, однако тот в пылу борьбы ударил его по руке ножом. Несмотря на ранение, Труш каким-то чудом умудрился надеть на браконьера наручники. Мужчина оказался пьяным. Вскоре после этого у Труша случился инфаркт. В августе 2009 года ему сделали тройное шунтирование. Работа инспектора связана со стрессами и опасностями при задержании нарушителей; это задача для молодых, а Трушу уже под шестьдесят. И хотя природоохранная деятельность становится все опаснее с каждым днем, уже спустя несколько недель после операции Труш вновь нес свою вахту в тайге. «Природа решила, что здесь должен жить тигр», — заключил он. И кто, как не Труш, позаботится о том, чтобы так оно и было? Напоследок он привел русскую поговорку: «Надежда умирает последней».
Эпилог
В 2008 году, по оценкам специалистов, в Приморье, на юге Хабаровского края и в соседних районах насчитывалось примерно четыре с половиной сотни тигров, то есть чуть меньше, чем в послевоенный пик численности конца 80-х, когда их количество оценивалось приблизительно в пятьсот особей. (Для сравнения, в штате Техас, который не является природным местом их обитания, в той или иной форме содержится в неволе более двух тысяч тигров.) Кому-то цифра может показаться внушительной, но это ничто по сравнению с поголовьем тигров всего сто лет назад. По многочисленным оценкам, в начале прошлого века в Азии насчитывалось более 75 тысяч тигров. Сегодня это невозможно себе представить. За столь незначительный срок 95 % этих животных было уничтожено: ради развлечения или денег, в погоне за красивыми шкурами и лекарственными снадобьями или же из чувства мести. Карты популяций тигров в те годы и сегодня различаются так же, как карты расселения евреев в Европе до и после Второй мировой войны: невозможно поверить собственным глазам. Трудно вообразить, как подобное в принципе могло произойти, — особенно если учесть, что тигры соседствовали с нашими предками на протяжении всей истории азиатского континента и испокон веков поражали воображение своей невероятной силой и красотой, благодаря которым во многих странах тигр считается священным животным. Тигр чаще других зверей становится лицом природоохранных организаций, а также считается олицетворением власти, сексуальности и опасности. Тигр — это символ, который понятен нам всем, как крест или кулак.
Из восьми общепризнанных разновидностей тигра три — балийский, яванский и каспийский — вымерли за два последних поколения, а четвертая, южнокитайский тигр, не встречалась в природе с 1990 года. Достоверных сведений о встрече с тигром в обеих Кореях не было с 1991 года. На сегодняшний день популяции этих животных крайне малочисленны и рассеяны по обширной территории, некогда им принадлежавшей. По текущим оценкам, общая численность диких тигров в мире не превышает 3200 особей, и эта цифра только уменьшается.
Тем обиднее такое положение дел, особенно для защитников природы, что эту плачевную тенденцию можно было бы переломить в два счета. Если им не мешать, при наличии достаточного количества дичи тигры лучше всего умеют делать две вещи: приспосабливаться и размножаться. В природе способность к адаптации является залогом выживания, и в этом тигр превосходит человека. До Второй мировой войны тигры встречались по всему азиатскому континенту от Гонконга до Ирана и от Бали до Сахалина на всех мыслимых высотах. В Непале тигры были замечены на высоте 4000 метров, но их также можно обнаружить и в мангровых болотах Сундарбана. Они не слишком разборчивы в пище, для них главное — количество протеина, а не его источник. Именно в этом и кроется корень противостояния: Panthera tigris и Homo sapiens на самом деле очень похожи. Мы питаем пристрастие к одним и тем же вещам — пусть и по разным причинам. Нам, как и им, требуется много пространства, мы так же потребляем много мяса, так же жаждем суверенитета собственного места обитания и готовы защищать его неприкосновенность, так же зависим от даров, которые готова предложить нам природа. Если тигру представится возможность совершить набег на чужую территорию, он, скорее всего, не преминет воспользоваться ею — как и мы. Ключевое различие между нами в том, что тигр берет только то, что ему нужно. Вот почему, будь у них выбор, большинство русских охотников и фермеров предпочли бы иметь по соседству тигра, а не волков: он куда меньше грешит «избыточной охотой».
Сейчас с тиграми происходит примерно то же, что с неандертальцами 25 тысяч лет назад, когда сильная, закаленная испытаниями раса оказалась не в состоянии выдержать конкуренцию с Homo sapiens и была изгнана на юго-западные задворки европейского континента. В какой-то момент их численность начала стремительно уменьшаться, и в конечном итоге они попросту исчезли с лица земли — и если бы только они. Множество племен повторили их судьбу с тех пор и продолжают повторять по сей день. Просто сегодня это происходит в результате не столько высокой смертности, сколько ассимиляции: традиционные навыки, предания и даже язык постепенно утрачиваются по причине миграции, религиозных и экономических преобразований, межнациональных браков. Стоит ли говорить, что, единожды обретя крышу над головой, покатавшись в автомобиле и открыв на обед консервную банку, очень немногие предпочтут спать на земле, ходить пешком и собственными руками добывать пропитание. Тигры точно такие же: привыкнув к жизни в зоопарке, они уже не могут вернуться на волю. На сегодняшний день неизвестно ни одного случая, чтобы выпущенный на свободу тигр сумел приспособиться к условиям жизни на воле. Стать пленником можно раз и навсегда. Есть в этом горькая ирония, поскольку время от времени человек оказывается в том же положении, что и тигр. Большинство народов расселились так, как расселились, именно потому, что когда-то в прошлом более агрессивные — или лучше приспособленные — соседи вынудили их изменить свои привычки, место и образ жизни. Стоит задаться вопросом: к чему это может привести? Неужели нет лучшего способа отпраздновать факт собственной жизни?