От любви до ненависти - Елена Белкина

Поэтому он налил себе только кофе и стал пить, расхаживая по комнате.

Катя стояла у стены и следила за ним глазами.

Потом молча взяла сумку и стала собирать вещи.

Аккуратно все сложила, а то, что купил ей Борис, так же аккуратно отложила в сторону.

— Возьми, — сказал ей Борис.

— Мне чужого не надо.

— Это твое.

— Подаришь кому-нибудь еще.

— Я не собираюсь никому дарить. Возьми, или выкину.

Он сгреб вещи в кучу, вышел на лоджию, открыл окно.

— Ты меня знаешь, я выкину. А внизу народ ходит, сразу схватят.

Она его не знала, но подумала: черт его разберет, возьмет и выкинет. Жалко. С паршивой овцы хоть шерсти клок…

— Ладно, — сказала. — Это в счет оплаты за услуги! Будь здоров, не кашляй! Нинке привет передавай и скажи, чтобы на глаза мне не попадалась!

И с этими загадочными словами она ушла.

Глава 5

А Нинка через день собралась уж было позвонить Борису, но тут явился База. Явился с седоватым человеком в длинном черном пальто, с черной папкой в руках. И костюм, когда он снял пальто, у него оказался черный.

Нинка быстро организовала ужин.

База с черным человеком закрылись на кухне, о чем-то негромко говорили. Долго.

Потом База вышел и сказал:

— Ну, я поехал, Нинок.

И стал одеваться.

Нинка спросила его в прихожей шепотом:

— А куда я этого дену? Постель-то одна.

— Зато большая, — ответил База.

— Значит, так?

— Именно.

— Ты меня разлюбил, да? — всхлипнула Нинка.

— Тю, дура! — удивился База. — А я тебя любил, что ли? Какая тебе еще любовь приснилась?

— Раньше ты меня никому не отдавал.

— Раньше — это раньше. А теперь — это теперь! — с ленивой наставительностью сказал База.

— А потом вообще по кругу пустишь?

— Надо будет — пущу. За деньги, которые я тебе плачу, ты, считай, ничего не делаешь. Отрабатывать надо, Нинок.

Полюбовавшись ее огорчением, он смягчился:

— Не бойся, по кругу не пущу. Пока. А этот человек — хороший человек. Интеллигентный, не то что я. Он мой гость, так что по закону гостеприимства… На днях загляну.

И ушел, а интеллигентный человек, не вступая с Нинкой в пространные беседы, велел дать чистое полотенце, принял душ, надел махровый халат Базы и вышел и сел в кресло, включив телевизор, выставив из-под халата тонкие черноволосатые ноги.

— Ты тоже вымойся пока, — сказал он Нинке.

— Я мытая. И мы разве знакомы, что вы меня на «ты» называете?

— Не понял. Сережа сказал, что проблем не будет.

— Какой Сережа? — Нинка настолько привыкла называть Базу по кличке и вслух и мысленно, что даже забыла его имя. Но конечно, тут же вспомнила. — А… Нет, проблем не будет. Но тыкать все равно не обязательно.

— Не надо фокусов, не люблю, — поморщился интеллигентный человек.

И, скинув халат, безобразно голый, тощий, по-хозяйски подошел к постели, откинул покрывало, разлегся.

— Мягко, тепло! — понежился он. — Ну, не канителься давай.

Нинка поняла, насколько она отвыкла от этого. Кажется, недавно почти без отвращения могла лечь с кем попало за деньги, но всего нескольких месяцев хватило, чтобы отвыкнуть. От плохого отвыкают, оказывается, так же быстро, как привыкают к хорошему. Положим, База — это не то хорошее, чего бы ей хотелось, но тут уж привычка в чистом виде, тут все на автомате.

Она равнодушно разделась.

— Постой, — сказал интеллигентный человек. — Дай присмотреться.

Присмотрелся. Сказал:

— Не совсем в моем вкусе. Грудь бы побольше. Ноги подлиннее. А вообще сойдет. Только учти, я не люблю, когда номер отрабатывают. Поэтому ничего не изображай мне. Вздохов и стонов не надо. (Будто Нинка собиралась!) Будешь делать, что я скажу. Иди сюда.

Нинка подошла.

— Ложись рядом. Не так, лицом ко мне.

Нинка исполнила.

— Вот сюда поцелуй меня. С засосиком.

Нинка поцеловала. С засосиком. Ей казалось, что его волосы у нее во рту останутся, хотелось сплюнуть.

— Теперь вот тут полижи, — указывал интеллигентный человек.

Нинка исполнила.

— Теперь вот тут, — продолжал он.

Нинка исполнила.

— Не торопись.

Нинка не торопилась.

— Теперь вот тут, — приказал он.

— Где?

— Вот тут! — показал он рукой.

Нинка, закрыв глаза, приблизилась лицом.

И почувствовала, как тошнота подступает к горлу. Она крепилась — и не выдержала. Вскочила, побежала в туалет, и ее там вырвало.

Через несколько минут вернулась, утирая мокрый рот, села в кресло, закурила.

— В чем дело? — спросил интеллигентный человек.

— Сблевала.

— Ты пила, что ли?

— Нет. От тебя сблевала. Ты вонючий старый козел.

Нинка пошла на кухню, достала из холодильника бутылку водки, налила сразу полстакана и выпила, чтобы отбить во рту мерзкий привкус.

Вернулась.

— Ладно, Сережа. Спасибо, — сказал интеллигентный человек, как бы репетируя укоризненную речь, обращенную к Базе.

— Жаловаться будешь? — засмеялась Нинка. — Старый мальчик другу будет жаловаться, что ему девочка не дала! Ей, подлючке, платят, а она не дает! Да ты знаешь, сколько ты должен заплатить, чтобы у меня тошнота прошла?

— Сколько? — на полном серьезе спросил интеллигентный человек.

— Миллион долларов! — закричала Нинка. — Потому что с таким только за миллион и можно. Кто с тобой даром-то будет? С тобой даром кто-нибудь спал за последние шестьдесят лет, а?

— Мне пятьдесят четыре! — гордо сказал интеллигентный человек. — И у меня жена, между прочим, которая ради меня мужа бросила, потому что такого мужчины не встречала. Ясно тебе?

— Бывают люди, сыр с гнилью и плесенью едят, сама видела. У каждого свой вкус.

— Ладно, хватит болтать! — рассердился интеллигентный человек, не желая мириться с мыслью, что ему придется заснуть несолоно хлебавши. — Не хочешь ничего делать — черт с тобой, ложись давай, я сам все сделаю. Ты у меня заорешь сейчас от восторга.

— Я всю постель облюю.

Но легла.

И стала делать такие движения и говорить такие слова, которые любого гиганта секса сделали бы импотентом. Напрасно интеллигентный человек что-то пытался, пыхтел и кряжился над нею, в каждом изгибе ее тела, в каждом слове («Ну, миленький, маленький, стройненький, ля-ля-ля, лю-лю-лю, где же ты, я тебя жду, а тебя все нет!») была насмешка и издевка.

Изозлившись, интеллигентный человек врезал ей по щеке и спихнул ногой с постели:

— Будешь на полу спать!

А Нинка тому и рада.

На просторной кухне углом возле стола — лавка с мягкой обивкой. Она подставила под стол к этой лавке две табуретки, постелила свою шубу, выпила для сна еще полстакана водки и вскоре уснула.