Колдовской мир — 2 (Поворот): Бури победы - Андрэ Нортон

Глаза Тарлаха потемнели от тревоги.

— Если эта… Уна не связана со злом, почему ты считала, что нужно скрывать ваши встречи?

— Отчасти потому, что таково было ее желание, как я уже упоминала, отчасти из-за меня. Дочь хозяина долины всегда должна думать и действовать, помня о своем положении. А я была к тому же и наследницей. Нельзя было допустить, чтобы меня сочли странной, связанной с тем, чего лучше не касаться. У меня большие способности к лечению, гораздо большие, чем у любой девушки благородного происхождения — ты ведь знаешь, что это часть нашего образования. И из-за моего пола и положения все принимали этот талант с благодарностью. Однако на любые другие способности, связанные с Силой, смотрели бы не так благосклонно.

— Никаких разговоров с животными или дружбы с Древними?

— И то, и другое стало бы препятствием для моего вступления в права наследства.

— Но Сила в той или иной форме проявляется во многих родах из долин, — напомнил он ей. — И обычно не вызывает негодования.

— Да, но такой дар считается подарком — или проклятием — древности. В нашем семействе никто не умел общаться с животными и не был связан с Древними.

— То, что в другом месте приветствуется, здесь и в наши дни встретилось бы с осуждением?

— Да, учитывая обычаи нашего народа. Уже одно то, что женщина долго правит долиной, у многих вызывает негодование.

Тарлах внимательно смотрел на нее.

— Однако ты хочешь отвести меня к своей подруге?

— Должна. Возможно, тебе придется сражаться за меня, и ты должен мне доверять. В глубине сердца ты должен знать, что я на стороне Света, а не Тьмы.

Он наклонил голову.

— Я хочу сказать, что у меня и нет таких подозрений относительно тебя.

— Ты должен их иметь. Ты ведь фальконер.

— У нас есть на это причины, леди, — негромко проговорил он.

— Я и не думала иначе, особенно после того, как немного узнала тебя, — печально ответила она.

— Ты не спрашиваешь об этих причинах?

— У меня нет такого права, — возразила Уна. — Это история фальконеров и дело фальконеров.

Тарлах несколько минут молчал.

— До того, как мы пришли в земли, где основали свое Гнездо, мужчины моего народа были порабощены. — Глаза его закрылись при воспоминании этого древнего ужаса. — Ты не можешь представить себе тяжесть этого рабства, навязанного нам последователями Темного пути. Нас держала в рабстве Древняя. Она даже внешне не была человеком, но несмотря на всю свою Силу, она не могла действовать на нас непосредственно. Чтобы добиться своего, она воспользовалась нашими женщинами. Каждая женщина превращалась в ее орудие, она использовала их, чтобы порабощать нас и уничтожать…

Со временем ценой огромных потерь мужчины моего народа освободились, и спасшиеся бежали на север, наняв салкарские корабли и взяв с собой оставшихся в живых женщин, но обращались уже с ними так, как обращаемся мы и сегодня.

Мы спаслись, понимаешь, но наша победа была лишь частичной. Темная была одурачена. Ее пленили, но она не умерла. Она продолжала жить и все время искала женщину, которая ради нее пролила бы свою кровь и тем освободила бы ее. Тогда она снова овладела бы нами. Возможно, никакой другой народ ей не подходил. И мы не смели вступать в дружеские отношения со своими женщинами, потому что через эти отношения она снова могла захватить нас, если бы ей удалось освободиться. Очевидно, в течение многих лет и столетий эта необходимость сторониться женщин стала обычаем. — Он пожал плечами. — Презрение и ненависть заняли место чувств, которые наши предки когда-то испытывали. С течением времени такое отношение распространилось на всех представительниц вашего пола. Ведь в Эсткарпе гораздо больше женщин, владеющих Силой, и они все были потенциально опасны для нас.

Он неожиданно замолчал: ему пришла в голову новая мысль, поразившая, как нападающий сокол.

— Наши женщины должны еще больше нас бояться ее возвращения. Может быть, поэтому они никогда не пытались искать другой жизни, хотя Эсткарп совсем рядом и они могли бы найти там убежище. — Он напряженно глядел вдаль. — Их страх больше нашего. Мы были порабощены, но оставались прежними, оставались людьми. А те, кто служил ей, переставали быть собой. Внешне оставались как и были прежде, но внутренне менялись, как те, кто принимал подачки колдеров.

— Все ваши женщины были так связаны с Древней? — негромко поинтересовалась она.

— Нет. В нашей истории это было так. Ей нужны были немногие, с особыми свойствами, но большинство тех, кого она призывала, отказывались и погибали из-за этого. Но всегда находились и такие, кто соглашался. Сила ее и наша беда в том, что ни одна женщина не могла сопротивляться ей или выжить после отказа. А всякая согласившаяся порабощала затем связанных с нею мужчин.

— Поэтому, раз побывав в западне, вы решили вообще ограничить отношения с женщинами?

— Можно ли рисковать судьбой народа вторично? — возразил он.

— Да, я бы не стала, как ни велика цена. — Уна некоторое время молчала. — Возможно, выход для вас, и мужчин и женщин, в том, чтобы брать партнеров из других народов. Ты сказал, что ей нужны были люди вашего племени, чтобы добиться своего. — Она задумчиво смотрела на него. — Вид, не способный до некоторой степени изменяться, обречен, потому что обязательно наступает время, когда потребуются перемены. Я думаю, это справедливо и для людей, и для животных.

— Может быть. И, возможно, со временем нам придется рискнуть и пойти по этому пути, иначе мы вымрем. Но, леди, можешь ты представить себе женщин других народов среди нас? Представительницы твоего пола ненавидят наши обычаи. И неужели привычки, выработанные поколениями, могут перестать действовать, если кто-то из нас признает неизбежное и заставит других последовать своему примеру? До этого никогда не дойдет.

— Правда? Тогда я опасаюсь за ваше будущее. Сейчас ваши деревни в Эсткарпе. И ваша древняя история не устоит перед примерами другой жизни, гораздо более богатой и спокойной, и совсем рядом. Добавь к этому ваши потери со времени появления колдеров, и ты согласишься, что твой народ в большой опасности, даже смертельной, признаешь ты это или нет.

Она несколько мгновений смотрела на Бросающего Вызов Буре, который величественно сидел на седле перед всадником.

— Я не буду жалеть, если ваши обычаи уйдут в прошлое, но, фальконер, то, чего вы достигли с этими доблестными птицами, не должно быть утрачено. Это сделало бы беднее весь наш мир.

Тарлах не знал, как ему поступить: смотреть на эту женщину в благоговении или проклинать ее за то, что она так точно выразила его страх, словно прочла мысли. Холодок пробежал по его коже: может быть, именно это она и делает.