БОББИ ФИШЕР ИДЕТ НА ВОЙНУ - Джон Айдинау

Аспект матча, касающийся холодной войны, был затронут в 80-х годах британской поп-группой «Prefab Sprout» в своей песне «Звуки фанфар»:

Настаёт тот желанный миг — ожидание окончено,Звучат фанфары, взгляды прикованы к самолётуБобби Фишера, который касается земли.Он разобьёт этих русских парней, сотрёт их в порошок,Сражаясь насмерть, как и подобает гроссмейстеру.

Однако, по крайней мере в Америке, интерес к шахматам не длился столь же долго, как холодная война. Хотя гроссмейстеры не вернулись в нищету, через несколько лет энтузиазм организаторов начал ослабевать, спонсорские деньги для турниров иссякли. Фишера можно было считать ответственным за возникший бум; исчезнув со сцены, он, в принципе, нёс ответственность и за потерю интереса к шахматам.

Кроме Фишера, никто из западных участников на этом матче не заработал. Сэми Палссон испытывал в то время большие материальные трудности, хотя в его доме осталось множество толстых альбомов с вырезками. Пол Маршалл не получил ни цента, но ни о чем не жалеет: «Оказаться непосредственным участником события, потрясшего мир, и то, что на всю оставшуюся жизнь мне есть о чем рассказывать на вечеринках, — вполне достаточное вознаграждение». Гудмундур Тораринссон ещё два срока оставался членом парламента, но не смог добраться до тех политических высот, на которые, как он надеялся, его вознесет матч. Тем не менее спустя более чем три десятка лет он с удовольствием вспоминает событие, состоявшееся в Рейкьявике благодаря его инициативе: «Люди говорят, что это был шахматный матч столетия. На самом деле это был матч всех времён».

Легенда ушла, партии остались. Как и следовало ожидать от схватки двух выдающихся игроков своего времени, какие-то из них оказались потрясающими произведениями искусства, оставшимися с нами навсегда. Например, великолепная десятая партия: такая естественная, экономичная, не особо яркая, но от этого не менее прекрасная. Было несколько удивительных ошибок — следствие нечеловеческого стресса обоих игроков. Слон h2 в первой партии (Фишер), ферзь c2 в пятой (Спасский), пешка на b5 в восьмой (Спасский), пешка на f6 в четырнадцатой (Спасский). В создании произведения искусства обычно рука и ум действуют воедино. Шахматный шедевр — произведение сражающегося гения: грубые ошибки с обеих сторон могут лишить партию истинного величия. Однако ошибки Спасского и его проигрыш не затмевают того, что он был одним из лучших игроков мира. Он может гордиться победами в матчах с культовыми шахматистами второй половины двадцатого века — Кересом, Геллером, Талем, Ларсеном, Корчным и Петросяном.

Поклонники Фишера считают его самым выдающимся игроком в шахматной истории, хотя такие же почитатели есть и у Ласкера, Капабланки, Алёхина и Каспарова. Многие шахматисты отметут такие сравнения, как бессмысленные; невозможно, например, выстроить иерархию великих музыкантов всех времён. Но стиль Фишера на пути к Рейкьявику, его триумфальное шествие на межзональном турнире в Пальма-де-Мальорке, то, как он разгромил Тайманова, Ларсена и Петросяна, — всё это беспрецедентно. В современных шахматах никогда не случалось, чтобы один игрок мог настолько затмить остальных.

Наша история по сути своей трагедия. То, что могло оказаться праздником шахмат, которого ожидал Спасский, запомнится благодаря патологически-манипулятивному поведению претендента, панике должностных лиц и психологическому коллапсу чемпиона, а не только благодаря качеству сыгранных партий.

Можно только посочувствовать организаторам матча, на которых было оказано явное давление, причём самого разного рода; капитуляция перед претендентом накануне третьей партии была для них моральной трагедией. Если бы их не вынуждали склоняться перед Фишером, Спасский мог бы покинуть Рейкьявик раньше, оставшись чемпионом. С другой стороны, Спасский был чересчур зациклен на самом факте игры с Фишером, и если бы он не был таким самостоятельным, а больше сотрудничал с властями, то уехал бы из Рейкьявика по собственной инициативе и оставаясь чемпионом.

Жизнь Фишера можно охарактеризовать словами Скотта Фитцжеральда: «В американской жизни нет второго акта». Достигнув своей единственной цели, он разрушил свой raison d'etre (основание жизни. — фр.). Лишённый цели, он потерял и без того слабое сцепление с реальностью. Ему больше нечего было доказывать, а над желанием играть витал страх поражения. Фишер превратил Рейкьявик в поле боя, и матч оказался последней настоящей шахматной войной, которую он провёл.

Спасский улетал из Москвы на праздник шахмат. Фишер отправлялся на войну. Его подход к матчу привел к триумфу. Реликвии той битвы можно увидеть в музее Исландской шахматной федерации, расположенном на одной из небольших улиц Рейкьявика, на первом этаже старого офисного здания. Музей едва сводит концы с концами. Несколько фотографий и карикатур передают атмосферу события. Там же, недавно вернувшись из хранилищ Национального музея, куда они были переданы, находятся шахматная доска, подписанная соперниками, фигуры, которые по ней двигались, и часы, которые в пять часов вечера 11 июля 1972 года запустил Лотар Шмид, открыв матч столетия.

ПРИЛОЖЕНИЯ

БЛАГОДАРНОСТИ

Матч Фишер — Спасский был международным событием. Наше исследование стало таким же широким, равно как и выражение благодарности.

Есть те, без кого эта книга попросту не была бы написана, — этим людям мы выражаем нашу самую глубочайшую признательность. Несмотря на работу над автобиографией, Борис Спасский любезно согласился ответить на вопросы авторов. В Париже он и его жена Марина продемонстрировали нам настоящее русское гостеприимство. В Германии Лотар Шмид прервал на несколько дней свои дела, детально рассказав нам о матче, а также показал красоты своего родного города, древнего Бамберга. Гудмундур Тораринссон проявил чрезвычайное радушие и дал нам три длинных интервью. Фрейстейнн Йоханнссон, который на матче представлял Исландскую шахматную федерацию и три десятилетия назад написал об этом книгу, неутомимо разыскивал все факты, имена и телефоны, относящиеся к исландской части повествования. Без него работа над книгой шла бы гораздо дольше. Сэмундур Палссон порадовал нас историями о своей жизни того времени, тепло приняв нас в своем доме у моря, как тридцать лет назад принимал там американского претендента.

Виктор Ивонин представил великолепный отчёт о событиях московской части нашей истории, обращаясь к впечатляющим личным записям и архиву, своим (не совсем) полным воспоминаниям о событиях, происходивших в Спорткомитете, а также о самых разных товарищах, имевших отношение к матчу. Мы сердечно благодарим Ларису Соловьёву, отбросившую понятные колебания и поделившуюся с нами воспоминаниями о жизни со Спасским. Николай Крогиус, живущий ныне в Нью-Йорке, выслал нам подробные ответы на наши многочисленные вопросы. Иво Ней на некоторое время оставил своё руководство эстонскими шахматами в доме Кереса в Таллине, чтобы поведать о своей роли в матче.

Бывшие шахматисты, администраторы и наблюдатели матча щедро поделились с нами временем и воспоминаниями: это Лев Абрамов, Юрий Авербах, Юрий Балашов, Виктор Батуринский, Евгений Бебчук, Михаил Бейлин, Валерий Шаманин, Наум Дымарский, Виктор Корчной, Александр Никитин, Александр Рошаль, Марк Тайманов, Вера Тихомирова, Александр Ермаков и Николай Жариков. Очень важными оказались вспоминания Анатолия Добрынина об отсутствии разговоров о Фишере и Спасском на этапе его работы в Белом доме, Дмитрия Васильева — о сложных задачах, стоявших перед ним во время работы на дипломатическом посту в Рейкьявике, и Виталия Ерёменко — о предпочтениях Спасского в еде. Ольга Батуринская любезно помогала своему отцу во время нашего интервью и предоставила важные документы и фотографии.

Необходимо упомянуть исследователей и переводчиков с русского языка. Карл Шрек листал советскую прессу и шахматные журналы. Ханна Уайтли и Эндрю Йорк умело переводили мёртвый язык советской бюрократии и расшифровывали интервью; с их прекрасным знанием русского и России они предложили своё видение прочтённого и услышанного. Мы благодарны Тесс Стоби — нашему собственному Московскому центру,—руководившей исследовательской работой авторов. Джон хотел бы поблагодарить Тесс и Аластера за их радушное гостеприимство.

Мы должны особо отметить Викторию Ивлеву-Йорк. Виктория проявила себя как бесподобный координатор, исследователь и переводчик. Никто не мог сопротивляться её обаянию и настойчивости; её интерес к этой истории и последующие вести были бесценны.

Мы чрезвычайно признательны и представителям противоположной стороны холодной войны за шахматной доской — США. Мы благодарим Боба Аксельрода, Пала Бенко, Сида Бернстайна, Артура Бисгайера, Роберта Бирна, Билла Чейза из Кливлендской публичной библиотеки, Ларри Эванса, Ральфа Гинзбурга, Филипа Холла, Элиота Херста, Берта Хохберга, Шелби Лимана, Пола Маршалла, Эдмара Медниса, Хэнона Рассела, Фила Скиви, Дона Шульца, Джима Шервина, Фрэнка Скоффа, Элен Смит, Барб Вандермарк и Джоша Уайтцкина. Что касается информации о роли Белого дома, Государственного департамента США и посольства в Рейкьявике в работе с матчем и неугомонным претендентом, мы благодарим Джеральда Форда, Лена Гармента, Виктора Джаковича, Генри Киссинджера, Гельмута Зонненфельдта и Теодора Тремблея. Франклин Нолл выискивал информацию в правительственных документах США и обнаружил несколько жемчужин.