Седьмая чаша (сборник) - Димитр Пеев

— Петко! — окликнул он Тодорчева. — Достань-ка термос из моей сумки, налей свежей воды — в пути горло промочим. Но сначала вымой и хорошенько ополосни термос, а то в нем кофе был. Понял?

Тодорчев, многозначительно кивнув, пошел к черному ходу. Подумав, Бурский прошел за ним в кухню. Стажер яростно тряс налитый водой термос. Увидев майора, он сказал:

— Понятно. Для анализа?

— Молодец, просек. Только спусти сначала — вода в трубе застоялась…

Да, вода оказалась той самой, что была в легких Кандиларова.

Не менее категоричное заключение дали трассологи: шесть или семь человек, все мужчины, оставили следы в подвальной комнатенке дачи. Самые свежие, недавние следы — очень крупного человека и еще двух — поменьше, полегче. Крупные абсолютно совпали с теми, что были на песке в пещере. Там же — следы, оставленные туфлями Кандиларова.

Дактилоскопические анализы показали, что Кандиларов не только побывал на даче, но почти две недели провел в подземной комнате. Самым же интересным и важным оказалось то, что среди отпечатков нашлось множество таких, какие в самом начале обнаружил бай Минчо на туфлях покойного Кандиларова. Похоже было, преступник не предполагал, что вилла подвергнется столь основательному обыску.

Закончив доклад, Бурский победно посмотрел на стажера и Шатева. С последним у него еще не было времени увидеться, и он с нетерпением ждал сведений о Бангееве.

— Владелец дачи Цвятко Константинов Бангеев родился двенадцатого июня тысяча девятьсот тридцать второго года в городе Русе, — негромко начал Шатев. — Сын генерала Константина Бангеева. Мать — Елена, девичья фамилия Толева, происходит из богатой русенской семьи, дочь знаменитого Джоко Толева.

— Чем же он знаменит, этот Толев? — спросил вот уже полчаса молчавший полковник. — Впервые в жизни о нем слышу.

— В двадцатые годы Джоко процветал в социальных кругах, довольно далеких от нашей народной милиции, — с невинным видом съязвил Шатев. — А знаменит он был в городе Русе своей фамилией: Толев, он же Толевич, он же Толеску, он же Толирис, он же, наконец, Тологлу. В зависимости от выгоды и настроения, Джоко примыкал к различным политическим и национальным течениям.

— Любопытно, что собой представляет гибрид, в котором смешались «кровя» русенских богатеев и царского генерала, — задумчиво сказал Бурский.

— Это настоящее чудо, можешь мне верить. Цвятко занимает должность заместителя начальника отдела валютных операций в министерстве финансов. Но вернемся к царскому генералу. Во время второй мировой войны он вдруг демонстративно подал в отставку. Рапорт не приняли. Поползли слухи, что генерал обижен — при очередном повышении его обошли. Позднее он отказался отправить подчиненные ему армейские подразделения на борьбу против партизан. А ведь, в сущности, будучи умным и прозорливым — в этом ему не откажешь, — он вовремя понял, как будет развиваться европейская история после битвы под Сталинградом и особенно после Курской дуги. Все-таки генерал, стратег… Чуть раньше, в сорок первом — сорок втором годах, Бангеев командовал дивизией на юге Болгарии. Именно в это время он внезапно разбогател. Злые языки говорили, что военные машины, доставляющие в дивизию боеприпасы и продовольствие, возвращались обратно не пустыми, а нагруженными мебелью и разным другим товаром — вплоть до мешков с табаком. Грабеж казны проходил для генерала безнаказанно и до Девятого сентября[6], и после. Почему «до», понять можно: кто станет позорить армию, судить боевого генерала, к тому же обиженного и подавшего в отставку. Но и позднее, уже при нашей народной власти, генерал, представьте себе, тоже не унывал.

— Он еще жив? — спросил Бурский.

— Нет. Отдал богу душу в семьдесят втором. Был он тогда уже восьмидесятилетним старцем.

— Почему тебя так заинтересовал ворюга-генерал? — поинтересовался майор.

— Продолжай, Николай, — спокойно сказал полковник. — Мы пока еще не знаем, что интересно в биографии ворюги, а что нет.

— Хорошо. Выйдя в отставку, он стал директором крупнейшей фирмы по сбыту табака. Не забывайте о грузовиках с табаком! Торговала фирма с немцами, разумеется. И вот наш генерал проворачивает следующую доблестную аферу: приблизительно в июле-августе сорок четвертого берет огромный аванс у немецких партнеров, а поставку товара, то есть табака, задерживает и задерживает. До Девятого сентября, когда уж и поставлять стало некому. Генерал тут же раззвонил направо-налево — дескать, он единственный болгарский торговец, сумевший облапошить фашистов. Так оно и было. Однако если вы думаете, что на том деяния его кончились, то глубоко ошибаетесь. Вдруг все узнают, что огромную сумму, полученную от немцев, всю до единого лева, генерал не присвоил, а внес в кассу Отечественного фронта. После чего его официально провозгласили торговцем-патриотом — появилось тогда такое «звание». Но и это не все! Оказывается, еще будучи командиром дивизии, он помогал партизанам (кто утверждает, что постоянно, а кто — два-три раза, не больше), причем не только деньги им давал, но и оружие. Конечно, грузовиками гранаты не отправлял, а так — то парабеллум, то маузер, однажды даже «шмайсер» с двумя магазинами. И получилось — вроде и царский генерал, и партизанский сообщник.

— Не он один так поступал, — сказал вдруг Тодорчев. — Генерал Заимов, например… И генерал Никифоров!

— Ты погоди, не ставь их в один ряд, — строго посмотрев на стажера, посоветовал полковник. — Слушаем дальше.

— Дальше рассказывать особенно нечего, — продолжал Шатев. — Разве что упомянуть его последний, самый удачный, по-моему, номер. Когда началась национализация и был обнародован закон об ограничении крупных владений, Бангеев и здесь вышел сухим из воды, или, как тогда говорили, «не был затронут». Ну, было у него на тот час две квартиры: в одной он жил с семьей, другую сдавал, получая дополнительный доход: все ж таки надо было кормить жену, сына (то есть нашего Цвятко) и двух дочерей. И опять он вписался в рамки законности. К слову сказать, обе квартиры пятикомнатные, но излишков площади ему не записали… Как он содеял это финансово-юридическое чудо и куда подевались немалые его богатства — неизвестно. Поди теперь усомнись, что не умен и не прозорлив.

— Да, занятно, — сказал полковник, — что известно о сыне чудо-торговца?

— Его биография нехитрая. В пятьдесят первом окончил гимназию. В армии не служил — у него оказалось плоскостопие (а может, не взяли, потому что сын бывшего царского генерала). Поступил на экономический факультет. В пятьдесят шестом, во время венгерских событий, его исключили из комсомола и из университета, но вскоре выяснилось, что по ошибке, по недоразумению, и Бангеев-младший заканчивает университет. Некоторое время занимается финансами в софийском горсовете, а с шестидесятого года трудится в министерстве финансов — сначала референтом, а ныне, как я уже сообщил, он заместитель начальника отдела валютных операций.

— Семейное положение? — спросил Цветанов.

— Дважды женат, но бездетный. Первый раз женился в тридцатипятилетнем возрасте, на некоей Стефке Паневой. В семидесятом году развелся. В семьдесят третьем заключил брак с гражданкой Жанеттой Аврамовой. Через пять лет она умерла от рака, и с той поры Бангеев живет один.

— Вижу, ты немало постарался. Просто удивительно, где раздобыл столько сведений о Бангееве, даже его знаменитого деда Толеску не забыл, — сказал полковник. — Расскажи еще о Цвятко Бангееве. В конце концов, только он нас сейчас интересует.

— Главные сведения — из его личного дела в министерстве. Начальник отдела кадров на диво словоохотлив. Я так и не понял, питает ли он зависть к Бангееву или хотел оправдаться перед нами — за то, что держат на высоком посту «такую фигуру». Встретился я и с первой его супругой, теперь она Стефка Мандражиева, счастливая мать двоих детей. Адвокат, между прочим. Она-то мне и поведала некоторые подробности его происхождения (все эти Толеску и Тологлу). О его генеалогии она говорила то всерьез, то с какой-то скрытой иронией. А на вопрос, почему развелись, ответила кратко: «Великий род меня не принял. Кто я для них? Дочь хлебопека, не более». Я не спросил, почему же русенский аристократ предложил руку и сердце дочери хлебопека. Это и так ясно: с тех пор прошло восемнадцать лет, но и теперь эта женщина — красавица, — сказал Шатев. — Что же касается характеристик Бангеева в личном деле, то в них он — выше всяких похвал. И с кем бы в министерстве я о нем ни заговорил, все дуют в одну дуду: умный, интеллигентный, образованный, воспитанный, услужливый и тэ дэ. Может, и есть люди, настроенные против него, но с такими я не столкнулся.

— А мне сразу попался именно такой, — сказал Бурский. — Иван, сторож. Он обрисовал Бангеева отнюдь не розовой краской. Так что…