Гарем - Бертрис Смолл

Оба принца последовали за ага кизляром. Все трое направились по коридору в сторону личных покоев султана.

Султан Баязет, разбуженный посыльным Селима, ожидал их. Ему было уже шестьдесят три. Волосы и борода поседели, в темно-карих глазах сквозило участие к судьбе семьи младшего сына. Он всегда слыл миролюбивым монархом и больше интересовался вопросами искусства, нежели войны. Он отдал немало сил для развития османской культуры, но мало что сделал во имя упрочения османского могущества. И все же это был сильный человек. Несмотря на то что он вынужден был уступить Киликшо египетским мамелюкам, а Кипр — венецианцам, султана очень любили в народе. Годы его правления были отмечены миром и благополучием. После недавней победы над Венецией в небольшом военном столкновении он довольно легко и быстро восстановил армию и флот. Хотя подданные, которым было известно его отношение к войне, втайне недоумевали, зачем он это сделал.

На султане был просторный желтый шелковый халат, в руках он держал чашечку с дымящимся ароматным кофе.

— Казим! — радостно воскликнул он, увидев входившего внука.

— Расскажи! — холодно бросил Селим сыну. — Поведай о том, что учинила дьяволица, которая по-прежнему смеет называть себя султанской кадиной. Не успокоившись на злодейском убийстве моего родного брата, она задумала теперь истребить всех моих жен и детей, внуков султана.

Султан побледнел, переводя недоуменный взгляд с сына на внука.

— По-моему, еще рано делать из этого трагедию, — вежливо подал голос ага кизляр, стремясь успокоить султана.

— Воистину! — рявкнул Селим. — Еще есть слабая надежда на то, что кому-то удалось избежать лютой смерти, как Казиму! Султан наконец обрел дар речи:

— Ты выдвинул серьезные обвинения, сын, но еще ничего толком не сказал. Что случилось?

Казим вышел вперед и повторил то, что рассказал раньше отцу. В конце в его рассказ вмешался Селим:

— Основная часть солдат сейчас со мной, отец. А из тех, что остались дома, половина была отпущена к родным на посевную. Моя семья и прислуга практически остались без защиты! Эта гадина все точно рассчитала!

— Возможно, они укрылись в Пещере джиннов, — подал голос Казим, стремясь успокоить деда, на лице которого был написан ужас. — Там их никто не найдет.

— Но мы еще не знаем, успели они добраться до пещер или нет! — резко возразил Селим.

Султан, в сердце которого закипала жгучая ярость, повернулся к ага:

— Поставь у дверей Бесмы и Ахмеда стражу! Я запрещаю им покидать свои покои. Но пусть им пока ничего не говорят.

— Я предугадал твое пожелание, мой господин, — ответил Хаджи-бей. — Я также поднял по тревоге пять эскадронов янычаров и татар, которые находятся в подчинении принца Селима. Они готовы отправиться в путь и ждут лишь приказа.

Султан усмехнулся:

— Вот за это, старик, я и ценю тебя больше всех других моих слуг, вместе взятых. Жалею лишь о том, что раньше не послушался твоих советов в отношении Бесмы. Но ничего, теперь я исправлю положение. Оставайся здесь за меня. Я никому больше не верю. — Он повернулся к Селиму и Казиму:

— Ступайте, дайте мне одеться. Через час мы выезжаем.

Принцы низко поклонились и вышли из комнаты. К ним скоро присоединился ага. Он распорядился, чтобы Казима хорошенько накормили перед тем, как пускаться в обратный путь. Селим вернулся в свои покои и позвал к себе татар.

Глава 26

К рассвету следующего дня одетые в черное убийцы наконец уехали, устав искать свою неуловимую добычу и опасаясь возмездия. Им было известно, что сельчане, которым удалось сбежать от них, верны принцу Селиму. Кто-то из них, конечно, добрался до столицы, рассказал обо всем, и янычары наверняка уже на пути сюда. Наемникам заплатили за убийства, но отнюдь не за собственную смерть. И они снялись с места.

Юноша, прятавшийся в кустах, следил за их отъездом. Выждав время и убедившись в том, что опасаться больше нечего, он вышел и направился в сторону разоренного гнезда принца Селима. Он был высок, даже долговяз, имел тонкие черты лица и темные цепкие глаза. Одет он был просто и шел вперед медленно, как будто наслаждаясь погожим весенним утром. Время от времени он резко разворачивался на месте, словно подпрыгивая от радости. Однако на самом деле он просто проверял, не следит ли за ним кто-нибудь. Приблизившись к дворцу, он окинул внимательным взглядом обширные разрушения и тихо присвистнул.

Огонь полностью выжег интерьеры, включая деревянные потолочные перекрытия и перегородки между комнатами, оставив лишь почерневшие от копоти внешние стены. И хотя основной пожар благодаря продолжавшемуся всю ночь дождю уже кончился, кучи золы внутри дворца еще тлели. Убедившись, что он здесь совершенно один, мальчик спустился к пляжу и приблизился ко входу в Пещеру джиннов. Он нажал на каменную плиту в нужном месте, но та не шелохнулась. Тогда мальчик нагнулся, поднял с земли булыжник и отстучал им условный сигнал.

Стук эхом разнесся по всем помещениям пещеры, и на какое-то мгновение сердца всех прятавшихся там людей сжались от ужаса. Но сигнал повторился, и Сулейман, подбежав к двери, отодвинул железный засов и оттолкнул каменную плиту. Мальчик, стоявший снаружи, быстро юркнул внутрь, молча помог Сулейману задвинуть засов и только после этого молодые люди с радостными возгласами обнялись.

— Ибрагим!

— Сулейман! Я знал, что найду вас здесь, — сказал Ибрагим. — Казим по пути в Константинополь проезжал мимо нашей деревни и предупредил о банде.

— Значит, сельчане спаслись? Отсюда было видно зарево, и мы поняли, что негодяи сожгли деревню.

— Большинство успело спрятаться. Времени вполне хватило даже на то, чтобы унести с собой ценные вещи. Стада уже угнаны на лето на высокогорные пастбища, так что сельчанам оставалось позаботиться только о самих себе, что они и сделали. В деревне осталось лишь несколько упрямцев. Бандиты нашли их и подвергли пыткам. Деревню же спалили дотла. Но скажи мне: зачем все это? За что такая напасть? Я заметил, что то были не люди султана.

Лицо юного принца потемнело.

— Бесма! — пробормотал он с отвращением. — Да постигнет ее тысяча смертей, и да будет каждая новая более лютой, чем предыдущая!

— О Аллах! — воскликнул Ибрагим. — Она совсем озверела! Когда султан узнает обо всем, ей не сносить головы.

— Денно и нощно молюсь о том, чтобы это случилось поскорее, — сурово проговорил Сулейман. — Но вы-то как? Мать жива?

— Живехонька, — улыбнулся Ибрагим. — И между прочим, не может нарадоваться тому, что наш дом сгорел дотла. Отец нарочно сослал ее сюда, чтобы она не мешала ему развлекаться в Константинополе с молоденькими пышными красавицами. Но теперь ему придется вернуть ее в столицу.