Самая долгая ночь - Грег Кайзер

Выскочка, подумал Геммекер, глядя на Пройсса. Убийца, гордый тем, что у него руки по локоть в крови после того, как он пачками кидал восточных жидов в братские могилы. Интересно, с чего это он решил пустить мне пыль в глаза?

— До меня дошли кое-какие разговоры в Амстердаме, — произнес Пройсс, и Геммекер откинулся на спинку кресла. Он пригласил гауптштурмфюрер к себе в кабинет, чтобы только не оставаться в сырой комнатенке Брумма, и закурил «Экстайн номер пять». Пройссу он также предложил короткую, толстую сигарету в зеленой пачке. Гауптштурмфюрер сигарету взял, правда, слегка поморщив нос. Было видно, что она не слишком хороша для него.

— И? — уточнил Геммекер, но Пройсс ничего не ответил.

— Гауптштурмфюрер, сегодня у нас на редкость тяжелый день. Нам нужно до наступления ночи произвести отбор и приготовиться к погрузке состава, — начал было Геммекер, но Пройсс лишь помахал рукой с зажатой в ней сигаретой. Ее дым скрутился тугой спиралью.

— Я отлично это понимаю, оберштурмфюрер, — от Геммекера не скрылось, с какой отчетливостью Пройсс произнес его звание. — И потому сейчас перейду к делу.

«Давно бы так», — подумал Геммекер. Он на несколько мгновений задумался об Элизабет, которая ждала его в соседней комнате. В его особняке не было ни сырых полов, ни протекающих крыш, особенно в спальной комнате.

— В Амстердаме до меня дошли слухи о заговорах, — произнес Пройсс.

— Вот как? — Геммекер закурил очередную сигарету. Он представил себе губы Элизабет, ее улыбку, когда она лежала в его постели.

— Насколько я понимаю, участники Сопротивления планируют украсть у нас наших евреев, — продолжал Пройсс. Его крошечные глазки смотрели твердо и пронзительно.

— Вы шутите.

— Увы, боюсь, что нет. Я специально прибыл с сегодняшним транспортом, дыбы убедиться, что поезд благополучно достиг лагеря. Не исключено, что и ваш состав, который вы отправите завтра утром, так же подвергается риску.

— Какому риску? — уточнил Геммекер, но Пройсс предпочел отвести взгляд в сторону. Геммекер взглянул на настенные часы рядом с дверью, как раз за спиной его собеседника. Три часа. А ведь сейчас его ждет Элизабет.

— До абвера дошли слухи, — пояснил Пройсс.

— До абвера?

— Да, от их осведомителей, работающих в подполье среди участников Сопротивления. Так мне было сказано. Самим подполковником абвера. Его имя Гискес, — Пройсс нарочно произнес фамилию абверовца четко и медленно. При этом он старался не смотреть в глаза своему собеседнику.

— Слухи? И это все?

— Почему же? Отнюдь. Вы слышали про случай в Бельгии на прошлой неделе? — спросил Пройсс. — Евреи совершили побег из поезда, который следовал из лагеря в Мешлене на восток.

Этой новости Геммекер не слышал, однако кивнул, мол, да, я в курсе.

— Кто поручится, что и на этот раз не произойдет ничего подобного, вот что хотел сказать офицер абвера.

— Я отправлял евреев задолго до того, как вас перевели в Амстердам, гауптштурмфюрер, — произнес Геммекер и погасил окурок в фарфоровой пепельнице. — Я еще не потерял ни одного еврея из посаженных мною на поезд.

И хотя он произнес эту фразу отнюдь не в пику своему собеседнику, тем не менее Пройсса она жутко разозлила. На какой-то миг Геммекер подумал, что гауптштурмфюрер сейчас встанет и хлопнет дверью, но Пройсс остался сидеть и лишь потирал большими пальцами виски. Ему на мундир упала горстка сигаретного пепла. Неотесанный мужлан, вот кто он такой. Бывший почтовый служащий, если верно то, что о нем говорят.

Голос Пройсса, когда тот наконец заговорил, был подобен змее, готовой броситься на свою жертву:

— Если они захватят ваш поезд, оберштурмфюрер, лишь потому, что вы не приняли надлежащих мер, вы сами пожалеете, что не прислушались к моему совету.

Это была уже неприкрытая угроза.

Геммекер подался вперед и оперся локтями о стол. Часы за спиной Пройсса показывали пять минут четвертого. Элизабет не любила, когда ее заставляли ждать.

Интересно, в какие игры пытается играть с ним этот бывший почтмейстер? Что это? Предостережение абвера о возможном побеге? Чушь! Что может знать абвер про евреев? В конце концов — евреи ведь по части Пройсса. Впрочем, если дать этому мужлану выговориться, тот сам скажет ему, что делать и как, причем в таких мельчайших подробностях, что просидит здесь у него за столом едва ли не до самого утра. Ему не надо объяснять, что такое СД — мелкие людишки, которые только пыжатся и строят из себя бог весть что.

— Хорошо, я удвою охрану. Вас это устраивает?

— Вы должны поставить охранников в каждый вагон, — ответил Пройсс.

Он даже не представляет, что говорит, подумал Геммекер. Он, что, не в курсе, что выходящие отсюда составы формируются из вагонов для перевозки скота? Там нет места ни для каких охранников, если только их не поставить прямо посреди куч еврейского дерьма. Или посадить на крышу, или на подножку, но какая от этого польза, если евреев под самую завязку набили в вагон, а дверь закрыли на засов?

— Хорошо. Я распоряжусь, чтобы проверили весь багаж, приставлю к каждому вагону двух охранников, плюс еще несколько к локомотиву. Этого будет достаточно, как вы полагаете? — Геммекер, насколько мог, попытался изобразить подобострастие. Пройсс довольно кивнул.

— Свяжитесь со мной по телефону, если вдруг случится что-то необычное, — попросил он. Геммекер кивнул, а про себя в очередной раз задался вопросом, с чего это Пройссу есть до всего дело? Будь на то его власть, он бы выставил этого мужлана сейчас вон из своего кабинета. Стрелки часов тем времени сдвинулись еще на несколько делений.

Наконец Пройсс встал и обменялся с Геммекром рукопожатием. Пройсс схватил руку коменданта с такой силой, как будто хотел показать, что с ним следует считаться. После чего, громко топая, вышел вон, рывком распахнул входную дверь и с силой захлопнул ее за собой.

— Брумм! — рявкнул Геммекер, и в дверях возникла круглая физиономия законного супруга Элизабет. — Вы слышали, что сказал гауптштурмфюрер, Брумм?

— Стены сегодня такие же тонкие, что и вчера, оберштурмфюрер, — произнес его подчиненный. Он уже явно успел принять полбутылки, а ведь до обеда еще далеко.

Наверно, этот кретин догадывается про Элизабет, подумал Геммекер, но, как обычно, отогнал эту мысль прочь. Брумм тупица, как он может о чем-то догадываться. Геммекер пронаблюдал за тем, как стрелка часов сдвинулась еще на одну минуту.

— Я не знаю, как нам выполнить то, что вы сказали, герр оберштурмфюрер, — произнес Брумм. — У нас нет нужного количества охранников, чтобы поставить в каждый вагон по два человека. Надо будет позвонить в Гронинген и попросить людей из орпо прислать нам их побольше, а не пять, как они нам обещали. Что касается проверки багажа, то придется начать уже сегодня вечером, мы же пока еще даже не закончили отбор. Шлезингер все никак не может составить список, тем более что сегодня пришел еще один транспорт. А это больше двух тысяч человек.

Геммекер поднялся со стула и засунул зеленую пачку сигарет в карман брюк. Десять минут четвертого. Стоило ему подумать про Элизабет, про то, как она ждет его в постели, как мужское естество тотчас заявило о себе.

— Обойдемся без проверки. Я пообещал это лишь для того, чтобы его ублажить. Это надо же, какая наглость — указывать нам, как и что мы должны делать. Похоже, он снова слегка свихнулся. По крайней мере, мне так показалось. Нет, мы поступим так, как делали всегда. С нас хватит тех охранников, которые у нас есть.

С этими словами Геммекер направился к двери. Мимо настенных часов, вон из этого кабинета, чтобы поскорее оказаться в доме в пятидесяти метрах отсюда.

— Как я уже сказал, отбор идет с опозданием, — крикнул ему вслед Брумм.

Тем временем стрелка часов переместилась еще на одну минуту вперед. Проклятье!

— Евреи, что только что прибыли сюда, их зарегистрировали? — спросил Геммекер своего подчиненного.

— Пока нет, оберштурмфюрер. Их все еще сгружают с поезда.

Геммекер на мгновение задумался, стоит ли это дело того, чтобы тратить на него еще минуту. Возможно, терпение Элизабет иссякло, и она уже сняла французскую шелковую комбинацию, которую он в прошлый раз раздобыл для нее в Амстердаме, и теперь, сердитая на него, шагает по грязи и дождю к себе домой.

— Пересчитайте тех, что он привез сегодня, вычтите их из числа, которое мы должны отправить завтра. Отбор можно на этом прекратить.

— Не понял…

— Посадите евреев, что прибыли сегодня, на завтрашний поезд, вот что я вам сказал. — Стрелка часов переместилась на одно деление дальше.

— Но ведь это противоречит…

— Знаю, можете не объяснять. Но если мы не сможем сэкономить время не на одном, так на другом, кто за нас это сделает? Какая разница, какой еврей сядет завтра в поезд, а, Брумм? Чем они отличаются друг от друга?