Марианна и неизвестный из Тосканы - Жюльетта Бенцони

Марианна опустила голову, охваченная горьким разочарованием, скрыть которое у нее не было сил.

— Итак, — прошептала она, — все кончено. Он не получит мое письмо.

— А почему нет? — запротестовал Гракх, придя в отчаяние при виде скатившейся по щеке Марианны слезы и едва не уронив свое одеяло. — Он получит его скорей, чем если бы он жил в Америке. Мсье Паттерсон сказал, что такого не бывает, чтобы он прошел мимо Нанта без остановки. Он сказал, что у «Волшебницы моря», должно быть, срочное дело, но она обязательно зайдет в Нант. Я мог бы еще подождать, но уже стал бояться, что вы волнуетесь. И я был прав, — рассудительно добавил он, — раз вы считали меня мертвым… В любом случае, — продолжал он с силой, стараясь вернуть Марианне уверенность, — консул обещал сказать всем капитанам проходящих кораблей, чтобы при встрече с «Волшебницей» передали, что в Нанте ее ждет срочное Письмо. Так что не огорчайтесь!

— Ты славный мальчик, Гракх, — вздохнула, вставая, немного успокоенная Марианна, — и я вознагражу тебя по заслугам.

— Да чего там! Вы довольны? Это правда?

— Правда, правда. Ты сделал все, что было возможно сделать. Остальное не в наших силах. Теперь отдыхай…

Сегодня вечером ты мне не нужен.

— В самом деле, — с обидой воскликнул Гракх, — как же вы обходились эти дни без меня? Вы нашли мне заместителя?!

Марианна пожала плечами и улыбнулась.

— Очень просто, мой мальчик. Я никуда не выходила, вот и все. Ты прекрасно знаешь, что ты незаменим…

И, оставив просиявшего при этих словах Гракха, Марианна направилась к себе. Но тут же встретила Жерома, более мрачного, чем обычно. С вытянутым лицом он ожидал у подножия лестницы в такой угнетенной позе, словно произошло какое-то стихийное бедствие. Марианна прекрасно знала, что ничего не случилось, и обычно ее забавляла странная склонность мажордома с самым зловещим видом извещать об обыденных вещах: визите кого-нибудь из друзей или приготовленной трапезе, но сейчас нервы у нее были напряжены до предела, и фигура Жерома вывела ее из себя.

— Ну, что еще? — воскликнула она. — Лошадь потеряла подкову или же Виктория испекла к ужину яблочный пирог?

Подавленность мажордома вдруг сменилась оскорбленным изумлением.

Торжественным шагом он направился к столику, взял с него серебряный поднос с письмом и подал его своей хозяйке.

— Если бы мадемуазель так не торопилась, — вздохнул он, — я имел бы возможность вручить мадемуазель это срочное письмо, которое отдал мне покрытый пылью гонец незадолго до возвращения нашего кучера.

— Письмо?

Это был узкий пакет, запечатанный красным воском, очевидно, проделавший дальнюю дорогу, ибо его плотная бумага была измята и загрязнена. Коснувшись его, пальцы Марианны задрожали. На печати отчетливо был виден только крест, но она сразу узнала почерк крестного. Это письмо было ее приговором, более ужасным, может быть, чем смертный приговор.

Не вскрывая письма, Марианна очень медленно поднялась по лестнице. Она всегда знала, что наступит день, когда оно придет, это послание, но так надеялась, что у нее к этому времени будет готов ответ! И теперь она по возможности старалась оттянуть момент, когда оно будет вскрыто, момент, когда ее глазам откроются строки, таящие ее судьбу.

Войдя в свою комнату, она нашла там горничную Агату, складывавшую белье в комод, и хотела отослать ее.

— Мадемуазель так бледна! — сказала девушка, бросив встревоженный взгляд на обескровленное лицо хозяйки. — Будет лучше, если она позволит мне раздеть ее и снять туфли.

Она почувствует себя лучше. А затем я найду для нее что-нибудь потеплей.

Марианна заколебалась, затем со вздохом положила письмо на секретер.

— Вы правы. Агата. Спасибо. Так действительно будет лучше.

Еще несколько выигранных минут, но, пока Агата меняла ее выходную одежду на мягкое домашнее платье из зеленой шерсти и теплые туфли, ее взгляд был прикован к письму.

Наконец она снова взяла его и, стыдясь своей детской боязни, расположилась у камина в своем любимом кресле. В то время как Агата бесшумно вышла, Марианна решительным движением сломала красную печать и развернула письмо. Содержание его было очень лаконичным. В нескольких словах кардинал уведомлял свою крестницу, что она должна 15 — го числа следующего месяца прибыть в Тоскану в город Лукку и остановиться в гостинице «Дель дуомо». Он добавлял:

«Полиция не будет чинить тебе никаких препятствий при получении паспорта, если ты заявишь о желании поправить здоровье на водах в Лукке. С тех пор как Наполеон сделал свою сестру Элизу великой герцогиней Тосканской, он стал благожелательно относиться к поездкам в Лукку.

Постарайся не опоздать».

И ничего больше! Марианна недоверчиво осмотрела письмо с обеих сторон.

— Как, это все? — с изумлением прошептала молодая женщина.

Ни одного задушевного слова! Ничего, кроме места встречи, без каких-либо объяснений, никаких указаний, кроме совета получить паспорт. Ни слова о самом главном: о человеке, которому она предназначена!

Очевидно, такая категоричность объяснялась тем, что у кардинала была твердая почва под ногами. Эта встреча означала, что брак с Франсисом Кранмером расторгнут и где-то под солнцем существует неизвестный, готовый жениться на ней. Почему кардинал не хочет понять, что этот неизвестный пугает Марианну? Неужели так трудно было написать хотя бы несколько слов о нем… Кто он?

Сколько ему лет, какого он роста, какой у него характер?

Словно Готье де Шазей подвел за руку свою крестницу к входу в полный мрака туннель… Безусловно, он любил ее, конечно, он желал ей только счастья, но внезапно у Марианны появилось ощущение, что она всего лишь пешка в партии опытного шахматиста, простая игрушка в сильных руках, которые распоряжаются ею во имя фамильной чести. И Марианне стало ясно, что борьба, которую она вела за свою иллюзорную свободу, была бесполезной. Она снова оказалась дочерью знатного дома, безвольно ожидающей бракосочетания, устроенного другими для нее. Века безжалостных традиций сомкнулись над ней, словно камни гробницы.

Марианна с отвращением бросила листок в камин, проследила, как он съежился в огне, затем взяла принесенную Агатой чашку с молоком и сжала в застывших пальцах теплый фарфор. Рабыня! Всего лишь рабыня! К услугам Фуше, Талейрана, к услугам Наполеона, Франсиса Кранмера, кардинала Сан-Лоренцо… самой жизни!.. Какая насмешка!

Ее охватило возмущение. К черту эту глупую секретность, потребовавшуюся, чтобы лучше ее опутать! Она нуждалась, отчаянно нуждалась в совете доброго друга. И сейчас она сделает то, что уже давно хотела сделать! Она задыхалась от гнева, огорчения, разочарования. Исповедь облегчит ее… Приняв решение, она подошла к сонетке и два раза потянула ее. На зов прибежала Агата.