Елизавета Петровна в любви и борьбе за власть - Николай Федорович Шахмагонов

Можно спорить о степени веры Екатерины, хотя спор этот бессмыслен, ибо только Бог и сам человек могут знать об истинности веры этого человека. Но никто не имеет достаточно фактов, чтобы обвинить Екатерину II в безверии. Между тем совершенно ясно, что ложь с подобной, вышеприведённой и выделенной фразы люди в здравом рассудке не начинают.

Почему-то сообщение о якобы естественной смерти самой Екатерины Великой теми же историками, которые усомнились в естественной смерти Петра III, не берётся под сомнение, как и якобы естественная смерть Г. А. Потёмкина, как и якобы естественная смерть А. В. Суворова, как не берётся по сомнение то, что Николай Первый либо умер от «Евпатории (издёвка) в лёгких», намёк на сдачу Евпатории, повлиявшую на состояние здоровья, либо отравился, что вообще невозможно по той причине, что государь был православным верующим.

А вот Петра III умертвили, и всё тут. Откуда же эти данные? Ведь его охраняли всего несколько человек, которые одни имели возможность знать о происшедшем. Впрочем, о том, что произошло в Ропше и каковы были последние часы свергнутого с престола Петра Фёдоровича, знает только Всемогущий Бог. И какой ещё могла быть судьба этого человека, вызванного в Россию и облагодетельствованного императрицей Елизаветой Петровной, катавшегося как сыр в масле, но при этом пьянствовавшего беспробудно, сколь душе угодно. Что заслужил человек, не знавший ни в чём отказа, сирота, имевший возможность при ином, неповреждённом нраве и характере, обрести в Елизавете Петровне вторую мать, но в «благодарность» едва не пустившийся в пляс при кончине своей благодетельницы?!

О более чем непристойном поведении Петра у гроба усопшей императрицы Елизаветы Петровны свидетельствуют все дошедшие до нас источники. Разночтений нет – он не скрывал торжества по поводу смерти благодетельницы и уже только за это достоин Божьей кары. Смерть же его была крайне невыгодна Екатерине II, хотя многие историки обвиняют её в том, что она якобы дала тайное указание умертвить его, хотя и не имеют на то никаких документальных подтверждений, кроме своей болезненной интуиции.

А вот животный страх перед своим будущим вполне мог свести в могилу слабого здоровьем Петра. Высокомерные и своенравные деспоты, чему подтверждением немало примеров, низвергаясь с высоты, становятся трусливыми до отчаяния и жалкими. Так, Пётр III, пытаясь поймать и облобызать руку Панина, который привёз повеление императрицы, показал, что мужества в нём не было ни грамма.

«Я считаю, – писал Панин, – несчастием всей моей жизни, что принуждён был видеть его (Петра III. – Н.Ш.) тогда; я нашёл его утопающим в слезах».

Много труда стоило Панину, чтобы не дать бывшему императору поцеловать ему руку. Таково низвержение гордыни. Преподобный Ефрем Сирин недаром писал: «Гордость подобна высокому, согнившему дереву, у которого ломки все сучья; и если кто взойдёт на него, тотчас обрушится с высоты». «Гордость и дерзость лишают здравого разума человека», – учил святитель Иоанн Златоуст.

То, что Пётр Фёдорович был убит по приказу Екатерины, не доказано. Более того, Ольга Елисеева в книге «Потёмкин», в которой впервые создан столь полный и правдивый портрет светлейшего князя, убедительно опровергает причастность только что вступившей на престол императрицы к убийству свергнутого Петра. Она доказывает, что смерть его была ей действительно совершенно невыгодна, о чём императрица в отчаянии сказала Дашковой, когда пришло о том известие. Но зато эта смерть была просто необходима Никите Панину и его окружению для возведения на престол Павла в возрасте, в котором он оказался послушной игрушкой в их руках. Ольга Елисеева указала, что убийца был послан именно Паниным, что проник он в помещение, где содержался Пётр, тайно, а граф Теплов умело отвлёк внимание Алексея Орлова, вызвав его на улицу для разговора. Впрочем, высказывая эту версию, Ольга Елисеева замечает, что тайна смерти Петра «до сих пор остаётся раскрытой не до конца».

Последняя капля романовской крови?

После смерти свергнутого с престола Петра Третьего остался лишь один отпрыск рода Романовых, хоть и по женской линии, но имевший значительно большее отношение к династической ветви, нежели даже Пётр Третий, относительно деда которого у историков есть большие сомнения в том, что он действительно сын Алексея Михайловича.

Отпрыском же этим являлся Иоанн Антонович.

К нему проявляли интерес и Елизавета Петровна, и Пётр Третий, и Екатерина Вторая. Он не мог не волновать тех, кто находился на престоле.

Пётр Третий в марте 1762 года посетил Иоанна Антоновича в Шлиссельбургской крепости.

После того посещения английский посол Букингем во время аудиенции прямо у царя поинтересовался у императора: правда ли, что заточённый в крепость Иоанн безумен?

– Нет-нет, – ответил Пётр Фёдорович, – я нашёл его в уме здравом, на вопросы отвечал вполне складно, встрече был рад.

– Говорят, он косноязычен, что заикается…

– Мы беседовали несколько часов. Я этого не заметил, – возразил Пётр Третий.

То же самое подтвердил и барон Корф, генерал-полицмейстер Санкт-Петербурга, сопровождавший императора в Шлиссельбург и присутствовавший при встрече.

Барон Николай Андреевич Корф, пятидесятилетний царедворец, генерал-аншеф, действительный камергер, был уроженцем Курляндии и на русскую службу попал в период царствования императрицы Анны Иоанновны. Довелось ему и в столице послужить, и до звания премьер-майора в кавалерийском Копорском полку дойти по службе. А потом посчастливилось и с царским домом породниться. Он женился на племяннице императрицы Екатерины Первой – Екатерине Карловне Скавронской, дочери её родного брата.

Именно ему было поручено императрицей Елизаветой Петровной доставить в Россию выбранного ею наследника престола герцога Карла Петера Ульриха, что он и исполнил 5 февраля 1742 года и за что удостоился чина действительного камергера. Затем он управлял прибалтийскими губерниями, а во время Семилетней войны – областями, занятыми русскими войсками в Пруссии. В конце 1760 года получил назначение генерал-полицмейстером Петербурга. При восшествии на престол Петра III был осыпан наградами – получил чин генерал-аншефа, орден Святого Андрея Первозванного, чин подполковника лейб-гвардии Кирасирского полка, в котором полковником состоял сам император, а вскоре Пётр III назначил его главным директором над всеми полициями. Корф проявлял максимум осторожности и даже не пытался произвести розыск, хотя не мог не иметь данных о готовящемся перевороте. Будучи облагодетельствован Петром III, он равнодушно взирал на подготовку к его свержению, уверившись в неизбежной победе императрицы, и, едва переворот свершился, сразу стал на её сторону. Когда Екатерина Алексеевна выступила во главе гвардии в Петергоф, она оставила Корфа охранять Павла Петровича. То есть судьба и здесь свела его с Никитой Паниным. Панина волновало то, что в Шлиссельбургской крепости содержится узник, который может стать в мятежных руках знаменем переворота. Нужно