Марк Красс - Геннадий Левицкий
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И тут возмутилась природа. Неожиданно небо затянули плотные черные тучи, устрашающе загрохотал гром. Слева и справа от моста засверкали молнии. Две из них ударили в то место на противоположном берегу, где Красс предполагал разбить лагерь. Внезапным порывом налетел ураганный ветер и разметал большую часть моста. Один из личных коней Красса вместе с возничим ушел под воду. Римский серебряный орел в руках знаменосца развернуло назад.
Лишь на следующий день римлянам удалось починить мост и закончить переправу.
После того как последний легионер оказался в Месопотамии, Красс приказал разрушить злополучный мост. При этом он сказал:
— Я разрушаю мост, дабы никто из легионеров не вернулся назад.
Взглянув на побледневшие лица своих воинов, Красс понял всю неуместность своих слов.
— Чтобы никто не вернулся назад ранее, чем мы одержим победу, — поправился проконсул. — Тысячи пленных парфян построят мост во сто крат лучше и красивее. Он навсегда соединит римскую провинцию Сирию с римской провинцией Парфией.
Навстречу войску Красса спешили оборванные, израненные, голодные легионеры. Это были те, кто остался защищать завоеванные в Месопотамии города.
Один за другим эти города становились легкой добычей парфян. Большая часть защитников была перебита или захвачена в плен; лишь немногим удалось бежать и вновь соединиться с войском проконсула.
Только Карры продолжали держаться из последних сил. Греки, поднявшие мятеж прошлым летом и нанесшие удар парфянам в спину, не смели даже надеяться на пощаду. Все как один они вышли на городскую стену и помогали римлянам сдерживать бешеный натиск парфян Сурены.
Во власти огня
На востоке поднималось солнце, озаряя землю ласковыми лучами, даря свет и тепло. Пробуждались после недолгой майской ночи птицы, на деревьях расправляли свои лепестки душистые цветы. Лишь только защитникам Карр новый день не сулил ничего хорошего.
Чернобородый Силлак, которому Сурена поручил осаду города, покинул свой шатер, когда небо на востоке едва заалело. Он расставил лучников вдоль городских стен и зорко следил за их работой.
Невдалеке свирепые и беспощадные массагеты (племена, жившие в Закаспии и Приаралье) тащили к воротам Карр «черепаху». Громоздкое сооружение местами сильно обгорело; крыша его, обильно политая смолой, кое-где зияла дырами. Многие части черепахи были наспех заменены кривыми необструганными бревнами. Все говорило о том, что штурмовое орудие уже побывало под стенами города, и, может быть, не раз.
Таран черепахи был сломан у самого основания, и штурмующие не стали его восстанавливать. Вполне возможно, что защитники Карр замуровали ворота, и эта важная часть черепахи стала ненужной. Скорее всего, парфяне намеревались проникнуть в город с помощью подкопа или перебраться с верхней части подвижного сооружения на стену.
Вдруг возня сотен работающих людей прекратилась. На коне подъехал мужчина весьма своеобразной внешности и властно крикнул:
— Прекратить! Всем назад!
Мужчина был огромного роста, с красивым женственным лицом. Женоподобный лик никак не вязался с широкими плечами под панцирем. Вдобавок ко всему мужчина по обычаю мидян натирал щеки румянами и разделял волосы на пробор.
Силлак, на лице которого одновременно отразилось почтение и тщательно скрываемое недовольство, поспешил навстречу гостю.
— И ты хочешь с помощью этой развалины взять Карры? — спросил щеголь подошедшего Силлака.
— Я возьму город, Сурена, и довольно скоро, — заверил Силлак военачальника.
— Может быть. Но при этом погубишь множество моих воинов. Я не нуждаюсь в таких победах.
— Какая война обходится без крови, Сурена? К чему жалеть диких своенравных массагетов? Вместо погибших у стен Карр мы наберем тысячи новых. Ведь этот народ не может жить без войны, убийств и грабежей.
— Мы не успеем это сделать, Силлак. Гонец принес известие, что римляне переходят Евфрат. Немедленно снимай осаду Карр, и поспешим достойно встретить непрошеных гостей.
— Очень жаль. Не сегодня завтра город был бы наш. Его защитники почти перестали сопротивляться…
Парфяне сожгли злосчастную черепаху на глазах у лишившихся всякой надежды жителей Карр. Спустя час в окрестностях города не осталось ни одного врага. Долго еще греки и римляне не могли поверить в свое чудесное спасение и опасались выходить за пределы городских стен.
Несколько затруднял движение парфянского войска огромный караван повозок и вьючных верблюдов. Из повозок часто слышался девичий смех и щебет, привлекая горящие желанием взгляды воинов.
— Сурена, зачем ты таскаешь за собой столько женщин? Им не место на войне, — недовольно проворчал Силлак.
— Я все время воюю. Когда погиб отец, пятнадцатилетним мальчишкой я взял его тяжелый меч и с тех пор не выпускаю его из рук. Где же мне наслаждаться женской красотой, как не в походе?
— Ты уверен, что сейчас уместен караван с десятками твоих жен и наложниц, да сотни сундуков с их тряпками?
— Может быть, и они окажутся полезными, — оборвал товарища Сурена. — Силлак, я все хочу тебя спросить…
— О чем же?
— У тебя седые волосы на голове, но борода черная как смоль. Чем ты ее красишь: углем или каким-то египетским средством?
— Тебе-то зачем? Ты же не носишь бороды, — не захотел объяснить Силлак. Его так и подмывало съязвить насчет нарумяненных щек своего военачальника, но он сдержался.
Силлак и Сурена принадлежали к влиятельным парфянским родам. Они соперничали между собой в погоне за богатством, славой и, естественно, недолюбливали друг друга. Но Сурена был гораздо более знатным, могущественным и богатым. Ему принадлежали обширные земли в восточной части Парфии, тысячи рабов, рудники и каменоломни. Род Сурены владел наследственным правом возлагать диадему на царя при вступлении его на престол. Порой они меняли неугодного царя на более сговорчивого.
Нынешнего Орода II посадил на трон именно Сурена. Он помог царю расправиться с братом и отвоевал Селевкию. При штурме ее Сурена первым взошел на стену и собственной рукою поразил множество врагов.
Сейчас Сурене не было и тридцати лет, но он по праву занимал в Парфии второе место после царя. Добился он такого положения не столько своим происхождением, сколько умом, талантом, силой и мужеством.
Войско остановилось. Из крытой дорогими коврами повозки показался Сурена. Вслед ему тянулись сверкающие золотыми украшениями изящные женские руки.
Военачальник небрежно сбросил их с плеч и размашистым шагами пошел навстречу юркому, небольшого роста человеку. Последний весьма походил на ужа, гибкого и скользкого, готового пролезть в любую щель. Как оказалось, этот человек возглавлял парфянских лазутчиков.
— Говори, Баяндер, — приказал Сурена.
— Господин, дальше идти незамеченным невозможно. За холмом войско Красса. Римляне расположились лагерем, и, насколько я понял, их военачальники собрались на совет.
— Что ж, я помогу им принять решение. Силлак, оставайся здесь с катафрактариями. Повозки с женщинами также останутся — разверни их в обратный путь. Я с легкой конницей подъеду поближе познакомиться с войском гостей.
— А верблюды с добром твоих наложниц тоже остаются?
— Нет. Эти сундуки должны увидеть римляне, а посему грузите на верблюдов что только возможно и вперед.
Сурена неторопливо спускался с холма. Не отставая от него ни на шаг, скакали десятка три телохранителей. Все они, как и их повелитель, отличались высоким ростом и сверкали великолепными доспехами. Следом выстроилась длинная цепочка верблюдов. Животные были так нагружены, что с трудом переставляли ноги.
По обе стороны каравана беспорядочно скакали несколько тысяч всадников. Набранные в многочисленных племенах, подвластных Парфии, они были по-разному одеты, столь же различным было и их вооружение. Вся эта кавалькада напоминала скорее торговый караван с охраной, чем бесстрашное войско.
Под звуки труб римлян, подающих сигнал тревоги, парфяне подъехали примерно на полмили к лагерю Красса и, описав полукруг, направилась в обратный путь.
Римляне были не готовы к битве, но и не могли равнодушно смотреть, как ускользает добыча. Им грезилось, что сундуки доверху набиты золотом и драгоценными камнями. Все это было таким близким и казалось почти беззащитным.
Сотня всадников вылетела в преторианские ворота лагеря с недвусмысленными намерениями. Когда до соблазнительной добычи осталось совсем немного, на них со всех сторон посыпались стрелы.
Упал замертво один всадник, второй, третий… пятый… В римском лагере труба подала сигнал отхода.
Смельчакам пришлось отказаться от своей затеи и вернуться к воротам без добычи и нескольких своих товарищей. Из-за частокола тысячи римлян наблюдали, как парфяне изо всех сил колотили верблюдов, чтобы как можно скорее убраться за спасительный холм.