Шпаги и шестеренки (сборник) - Владимир Венгловский

– Госпожа Юэ, согласились бы вы побыть моей гостьей? Не подумайте скверного, для вас есть отдельная комната, я приглашу служанку. Вам предстоят нелегкие дни, молодой девушке тяжело пережить их в одиночестве.

Молчание. Взгляд из-под черненых ресниц.

– Я тревожусь, госпожа. Кто о вас позаботится, подаст еду, вызовет доктора, распорядится о похоронах? Мы возьмем с собой все, что вам нужно. И птицу, чтобы вы не скучали. Желтую канарейку. У меня дома целая стайка живых канареек, уверен, они вам понравятся. Прошу вас!

Кивок. Детский жест ладоней – так изображают птицу в театре теней. Несколько легких минут на сборы. Небольшой саквояж с одеждой – похоже отец бедняжку не баловал. Пачка бумаги, тушечница, перья и кисти. Клетка с птицей – ее Юэ вручила Элиасу и коротко поклонилась. Кажется, это был подарок.

Услышав о новом пункте маршрута, шофер скривился, но серебряная монета моментально привела его в добычливое расположение духа. Всю дорогу до Яблочной улицы он болтал о преступниках, убеждая маленькую госпожу, что мерзавец, лишивший жизни ее папашу, непременно окончит дни на виселице. Лишь шумная воркотня Камиллы, кухарки Элиаса, нисколько не рассердившейся на столь поздний визит, сумела заткнуть фонтан. Впрочем, визгливые причитания пополам с сочувственными охами оказались не легче. У лейтенанта Хорна заныл старый сабельный шрам на макушке. Когда мобиль добрался до дома, он предложил Камилле обустроить гостью в комнате для прислуги, озаботившись постелью, тонким бельем и всем, что может потребоваться молодой девушке. А сам удалился в спальню, сделал холодный компресс, разделся и уснул мертвым сном.

Наутро выяснилось, что он спас жизнь Юэ. Глубокой ночью лавка вспыхнула как свеча. Охранявший вход молодой джимми был найден без сознания, с хлороформовой тряпкой на лице. Все игрушки, бумажные змеи, красный дракон и прочие китайские чудеса сгорели бесследно. Птицы тоже сгорели – отправившись на пожарище, Элиас раскопал в грудах пепла несколько остовов клеток с бесформенными комками металла внутри. Никто из соседей ничего не заметил. Если следы и оставались, их залили водой пожарные и затоптали любопытные. Ни окурков сигар, ни платков с монограммами, ни рисунков на обгоревшей стене или других глупостей, которые так удаются мастерам площадных детективов. Ни-че-го. От безысходности Элиас было собрался отправить джимми к парадному, дабы защитить Юэ в свое отсутствие, но передумал – это выглядело бы плакатом «преступники, жертва здесь».

Лейтенант, не глядя, подмахнул пару приказов, и решил, что самое время прогуляться по адресам, сохранившимся в книжке китайца. Смерть старика бесспорно связана с одной из проданных птиц. Вот только в чем состояла их ценность?

Певица Жизель выглядела бессовестно хорошо. Так прекрасны лишь женщины на излете зрелости, осознающие – их власть над сердцами тает. Огромные, выразительные глаза, умело обнаженное роскошное тело, дорогие духи, правильный свет – мягкий, теплый, скрывающий морщины на шее и пятнышки на руках. Обворожительный грудной голос, с нотками корицы и шоколада. Будь Элиас моложе, он непременно пал бы жертвой сладостных чар.

За цветы певица небрежно поблагодарила, но видно было, что розы пришлись по душе. На комплименты отреагировала спокойно – льстили достаточно. А вот тема репертуара оказалась животрепещущей – одна нахальная шансонетка вознамерилась петь «Аиду», отобрать любимую роль, а ее писклявым голоском даже «кушать подано» враз не скажешь. Да, вы правы, юноша, писклявым, как у помойного воробья. Ах, оставьте, при чем тут птицы? У китайца? Да, помню, чтоб он сдох, косоглазый ублюдок!!!

Невозмутимый Элиас переждал поток слез и бессвязных воплей, подал даме воды, платочек и приготовился внимать.

– Я услышала про механических птиц от сэра Роджера Альсервея, около четырех лет назад. Мы э… были близки какое-то время. И вот однажды я стала невольной свидетельницей его беседы с одним приятелем, таким же бонвиваном. Тот хвастался, как заводной соловей, купленный у китайца, облегчил ему жизнь – своенравная тетушка, получив в подарок сладкоголосую птичку, не только оформила завещание на племянника, но и щедро снабжала его деньгами в счет будущего наследства. «Старуха стала покорной, словно собака», – насмехался бездельник. Роджер посетовал на выходки своего племянника и подопечного. Тот родился слабоумным, а с возрастом стал страдать от припадков неукротимого буйства, рискуя не только изувечить слуг, но и нанести себе вред. А гибель племянничка превратила бы Роджера в бедняка – поместье «Рай» майорат, Роджер был дядей по материнской линии. Приятель дал адрес лавки и посоветовал ссылаться на него. А у меня хорошая память.

– И при чем же тут ваши беды?

– Ах, юноша, вы еще не успели узнать, что любовь жестока как смерть и стрелы ее навсегда ранят. Год назад в наш театр пришел молодой актер, итальянец. Бездонные глаза, черные кудри, вишневые губы, нафабренные усики – так бы и съела. Я открылась ему через два спектакля, я подняла мерзавца из статистов до первого любовника, я настояла, чтобы ему платили так же щедро, как мне. Он бросил меня через три месяца, обозвав толстозадой Венерой!

Элиас прикрыл рот рукой, надеясь, что актриса не заметит неуместной веселости.

– Вы так молоды, вы не знаете, сколь тяжело оказаться отвергнутой в последнем подлинном чувстве. Я заложила бриллианты и пошла к старику китайцу. Он продал мне механическую птицу и велел подарить возлюбленному, чтобы вновь пробудить в нем чувства. И они пробудиииииились…

Новый поток слез унялся быстро, Жизель продолжила.

– Презренный тип влюбился в прачку и сбежал с ней. И знаете, что самое обидное? Зад у этой распутной коровы в полтора раза больше, чем у меня!

Кое-как выразив сожаление, Элиас вышел из театра и без сил опустился в сугроб, уже не сдерживая смеха. Нет, престарелая Федра не стала бы убивать.

Оставалось четыре адреса. По одному все еще проживала престарелая тетушка – она не принимала никого, кроме дорогого племянника, и два года не выходила из дома. Другой особняк оказался закрыт, лишь табличка с фамилией украшала потускневшие двери. Покопавшись в памяти, Элиас вспомнил эту историю – красавица Ассунта Давенант, жена фабриканта, потеряла дитя во время морской прогулки. Она впала в тихое помешательство, слегла и супруг всерьез опасался за ее жизнь. Ни доктора, ни священники ни целительное время не помогали. Но однажды женщине стало легче, она начала подниматься, гулять по саду, потом муж увез ее в Лисс. Кажется, они взяли на воспитание сироту. Третий дом принадлежал рыботорговцу Фуксу. Тут и вопросов не возникало – единственная дочь Фукса была горбуньей и хромоножкой, отец не жалел никаких денег, чтобы развлечь дитя.

Последний адрес принадлежал Эртону, подполковнику в отставке, известному коллекционеру и собирателю редкостей. Теоретически у боевого офицера хватило бы опыта и воли, чтобы хладнокровно убить человека, тем паче за уникальный экземпляр для собрания, и с револьвером старый вояка не расставался. Практически он, Элиас, месяц назад славно погулял на прощальной вечеринке – Эртон отправился в варварскую Тавриду, где невежи-феллахи раскопали царский курган. Подполковник надеялся поживиться чем-нибудь неповторимым и, судя по неизменно кислому выражению лица госпожи Эртон, возвращаться в Покет не торопился. Круг замкнулся, подозреваемых не появилось. Смерть китайца не была выгодна никому.

Усталый, продрогший Элиас приказал шоферу «домой». По дороге он вспомнил, что забыл пообедать, но заезжать в ресторан не стал – у кухарки наверняка найдутся хлеб, сыр и копченый окорок….Или целое пиршество – едва открыв дверь, Хорн унюхал аромат грибного супа по-польски, тушеного мяса в горшочках и бог весть чего еще. Квартира блестела, словно по ней прошелся целый отряд уборщиц – ни пылинки под шкафами и тумбами, ни паутинки на драгоценных чучелах, ни царапинки на паркете. У дружно щебечущих канареек в поилках текла свежая вода, на поддонах лежали можжевеловые опилки, а в кормушках золотилось конопляное семя. Подаренная птица висела над рабочим столом, на котором (о, счастье!) не было сдвинуто ни единого документа. Интересно, сколько мелодий она играет? Элиас достал механическую канарейку, осторожно повернул ключик и дождался первых протяжных нот. Тотчас в кабинет заглянула принаряженная Юэ – в прическе цветы, на поясе вышитые драконы, на пальцах кольца. Жестом она пригласила господина в столовую, где уже был накрыт безупречно сервированный стол. Озадаченный Элиас поглощал пищу, искоса поглядывая на сотрапезницу. Его холостяцкий инстинкт протестовал – так и окручивают нашего брата, так и заманивают в брачные цепи. Ишь чего надумала – похоронит папашу и пусть валит, благо золота у нее куры не клюют. Глупость какая! Элиас скривился – все-таки девчонка допустила ошибку, кто же подает пирожные и какао к обеду. Впрочем, Юэ просто хотела ему угодить. И птичья песня так идет к ее плавным движениям…