Набег - Алексей Витаков

— Ваан, ты не можешь так говорить! Я люблю Локу, Видвута, Колгаста, Чарга, люблю свою семью и за всех готов умереть.

— Я не знаю, Ивор, почему в самой глубине своего сердца ты не доверяешь людям. Бесспорно, в тебе есть любовь, есть самоотдача, самопожертвование, но нет восхищения миром людей, нет восторга, нет спокойной и заполняющей сердце радости оттого, что ты ЧЕЛОВЕК. Конечно, ты не одинок: таких много. Иди выбирай профессию, живи себе на здоровье.

— Вот как! Готовили, готовили и приготовили…

— Прости. Я так резко ответил лишь потому, что ты никак не можешь ухватить суть. Дело ведь не только в медведе. Многое в твоем поведении заставляет так думать.

— Что же, произошла ошибка? Веретено Великой Матери светило напрасно в час моего зачатия и в день рождения?!

— Если бы я хотел уязвить тебя, то ответил бы, что богам тоже свойственно ошибаться. И произнес бы неправду.

— Но что-то же можно исправить?

— Конечно. Иначе бы мы не встретились. Ты ведь наверняка хочешь спросить, что стало с тем юношей, за которым Алвад приходил до тебя. Инг ушел на север в родственное племя, потому что там умер волхв-травник.

— Я готов двинуться в путь хоть сию секунду. — Сердце мое рвалось на куски: мне хотелось, как можно быстрее доказать, что я не такой, каким выгляжу в глазах Ваана. И все же! Все же что-то задел во мне старый жрец своей речью.

— Скажу сразу: дорога твоя будет нелегка, Ивор. Жизнь нашего племени — это слишком тесный мир для тебя. Человек не должен находиться в узилище по своей воле или из-за любви тех, кто ему близок. Поэтому уходи. Не ищи счастья рядом, в соседних племенах, — не поможет. На Границе Миров ты хотел побыстрее вырваться в царство вечного света, не подумав ни о ком из нас. Не перебивай! Я же не говорю, что совсем ничего в тебе не шевельнулось. Но этого так мало! Самое большое испытание — сама жизнь. А Граница Миров помогла лишь кое в чем разобраться. Знаешь, почему поседела Лока? Она испугалась, что расстанется раньше времени с теми, кому считала своим долгом помочь. Тебе необходимо увидеть землю и народы, живущие на ней, столкнуться с подлостью и коварством, познать жестокость и преданность, встретить свою женщину. И может, тогда ты сам решишь: нужны ли мы тебе? Молчи. Тебе нечего возразить, ибо твои глаза видели только нашу землю, поэтому сравнивать не могут. Вот так! Ты ведь боялся встречи с Вааном. Наверное, не случайно. Я желаю тебе, Ивор, счастливой дороги и надеюсь на твое возвращение. И помни: кто не родился, тот не должен бояться смерти.

Как только Ваан договорил, в дверном проеме выросла фигура Алвада, перегородив поток света. От возникшего полумрака сердце мое, и без того едва бившееся в груди, чуть окончательно не оборвалось в бездну безвременья. Верховный жрец вернулся на лавку в глубь избы, давая понять, что разговор закончен. Алвад тронул меня за плечо.

И вновь, как три года назад, я покорно шел за своим проводником, упираясь взглядом в его широкую спину, с той лишь разницей, что не держался, как слепое дитя, за посох.

Я думаю, будет лишним описывать, в каком состоянии находился мой пошатнувшийся дух. Да и нет таких слов, чтобы выразить это состояние. Конечно, я не считал Ваана жестоким, напротив, тяга к нему оставалась очень сильной. А вот обида на учителей была. Спроси меня тогда: хотел бы я попрощаться с ними? Ответ один: нет! Уже потом, спустя много лет, на далекой чужбине я сумею понять замысел Ваана. Сумею понять, что действительно не нравилось во мне старому жрецу. А главное, сумею оценить их любовь и не только через те знания, которые они дали в дремучем лесу Данапра, — я каждой каплей своей крови начну ощущать это настоящее родство. Но все это произойдет не скоро. Пока же я плелся за Алвадом, лишенный своего дома, семьи, племени и такого привычного, знакомого и любимого мира родных лесов. Долбленка — так называется лодка для одиночного плавания — была уже готова. В носовой части покоились немногочисленные вещи: теплое платье на оленьем меху, короткие кожаные сапоги, шапка с откидным верхом, а также лук с колчаном стрел, длинный охотничий нож с упором и немного еды, в основном сушеное мясо и вяленая рыба.

Я ступил в лодку и прошел на корму. Проводник протянул весло. Все. Осталось лишь оттолкнуться от берега и поплыть вниз по течению навстречу полной неизвестности. И тут выступили слезы. Позор! Как же так! Пришлось уронить голову на грудь, дабы не показать эту слабость. Сколько-то мгновений я моргал, стараясь стряхнуть предательскую влагу, но, когда зрение прояснилось, увидел перед собой смуглую ладонь Алвада с зеленым дубовым листком. Словно свет вокруг неожиданно стал ярче. Словно стиснутую отчаянием грудь освежил ветер. Даже соленая горечь во рту немного отступила.

— Спасибо, Алвад!

Алвад кивнул и оттолкнул лодку от берега.

Глава 5

Целую неделю я плыл вниз по течению и лишь два раза увидел небольшие деревушки по берегам реки. Конечно же, жителей этих мест куда больше, но люди предпочитали не селиться близко от воды. Причин несколько. Первая: многие панически боялись обитателей подводного мира. Мы с детства знали, что русалки заманивают доверчивых путников своими песнями, а потом утаскивают на дно. Вторая, на мой взгляд, более существенная: слишком много лихих людей перемещалось по воде, живя убийствами и грабежами. Разбойники чаще всего появляются неожиданно, как снег на голову, и действуют так стремительно, что мирные жители порой не успевают укрыться в лесу. И тогда раздается великий плач по убитым и угнанным в рабство. Обычно этими разбойниками были либо готы, либо гунны, живущие много ниже по разным берегам Данапра, почти друг напротив друга и беспощадно воюющие между собой. Короли этих двух народов имели огромную выгоду от торговли рабами. По соседству с готами и гуннами, также в нижней и срединной части течения, живут и другие племена, которые являются их данниками. Правда, все это я узнал потом, когда научился читать греческие книги.

Помимо обычных стрел с листовидным наконечником в арсенале моего колчана имелись гарпунные стрелы. Я был хорошо обучен не только охоте, но и рыбной ловле. К тому же Данапр изобиловал рыбой настолько, что не составляло труда подплыть к мелководью и настрелять нужное количество, прямо не выходя из лодки. Несколько раз я устраивал себе ужин из дичи. Спал же на берегу, забравшись под перевернутую долбленку.

Но случилось то, чего я никак не ожидал. Еще с вечера я подготовил себе немного рыбы, чтобы утром, не тратя времени на ловлю, быстро запечь в углях и двинуться дальше. Поужинал хорошим окунем, напился речной воды и залез под лодку. Костерок оставался гореть напротив, освещая через пространство между бортом и землей внутренность лодки. Я не гасил его на ночь, предпочитая засыпать под уютный треск хвороста. Так было намного легче. Но оставлять костер в незнакомой местности на всю ночь, пусть даже тлеющий, — это нарушение всех законов предосторожности. Но о них мне тогда совсем не хотелось думать. Особенно в те часы, когда мысли о смерти не выходили из головы.