Живая память. Великая Отечественная: правда о войне. В 3-х томах. Том 3. [1944-1945] - Леонид Леонов

— А ну, солдат, подойти поближе! — увидел он Васька. — Давай знакомиться.

Мальчик смело шагнул вперед, приложил руку к пилотке и срывающимся голосом назвал свои имя и фамилию.

— Значит, ты гвардии рядовой минометной батареи… Постой-постой! Это какой же, что была с Матохиным?

— Так точно, товарищ полковник! Той самой!

— И ты с ними был?

— Так точно, был. Только я вышел из окружения один.

— Как это один?

— Он сумел раньше проскользнуть незамеченным. И доложил обстановку, — пояснил командир полка. — А потом помог батарею вывести из окружения.

— Вы представили его к награде?

— Не успели, — запнулся командир полка.

— То есть как не успели? — повысил голос комдив. — Через час чтобы материал был оформлен!.. В твои годы, Васек, я тоже воевал. Был разведчиком.

Командир дивизии прикрепил серебряную медаль к гимнастерке мальчугана, поднял его над головой и расцеловал.

— Одинаковые у нас с тобой судьбы, сынок…

Это было в конце июля 1944 года в Карелии. В 99-м гвардейском полку 300-й гвардейской стрелковой дивизии.

Юрий Бирюков. Завтра вернемся к боям

О том, как родилась песня «Только на фронте» — таково ее название, — рассказала мне дочь Василия Ивановича Лебедева-Кумача, Марина Васильевна:

— Толчком к ее написанию послужила обидная фраза, которую бросил отцу в наркомате флота, где он работал в годы войны, один разгневанный майор. Майор этот вышел из кабинета начальника очень расстроенным и, заметив Василия Ивановича, тоже приглашенного на беседу к руководству, вдруг сказал:

— Все песенки пишете? А ведь их никто не поет. Нынче не песни петь надо, а гадов фашистских бить!..

Василий Иванович не нашел в тот момент, что ответить, но, придя домой, очень переживал. Тогда-то и написал он стихотворение, начинавшееся словами: «Кто сказал, что надо бросить песни на войне?..»

Вскоре композитор Лепин сочинил к этим стихам музыку.

Рассказ Марины Васильевны Лебедевой-Кумач дополнил Анатолий Яковлевич Лепин, с которым мне посчастливилось не однажды встречаться:

— Я давно мечтал познакомиться со знаменитым поэтом, каким был для всех нас, молодых композиторов, только начинавших свой путь в песне, признанный мастер этого жанра Лебедев-Кумач, — вспоминал в беседе со мной Лепин. — После предвоенных фильмов, в которых прозвучали его с Дунаевским песни, сразу ставшие всенародно известными, мне не раз приходила в голову такая мысль: «Как было бы хорошо поработать с ним…»

Началась война. Значительно поредели ряды нашей московской композиторской организации: одни ушли на фронт, другие эвакуировались. Я был оставлен для работы на радио и для обслуживания воинских частей и соединений, оборонявших Москву.

Во время одной из встреч с тогдашним музыкальным редактором Всесоюзного радио Георгием Никитовичем Хубовым состоялся такой разговор:

— Почему бы вам, Анатолий, не написать песню с Лебедевым-Кумачом?

— Как это с Лебедевым-Кумачом?.. С чего это вдруг он захочет со мной сотрудничать? — попытался было я возразить.

— Не скромничайте. Пойдите к нему. Познакомьтесь. Для начала попробуйте написать музыку на те его стихи, которые чуть ли не каждый день печатаются в газетах и журналах. Наверняка какие-то из них вам подойдут…

Я так и поступил, а потом, набравшись храбрости, отправился в Политуправление флота, где Кумач работал.

Приняли меня радушно. Представили Василию Ивановичу. Был он, помнится, в морской форме с погонами.

— Я тут, знаете ли, написал несколько песен на ваши стихи, — говорю ему. — Поет их Ляля Сатеева. Мы выступаем с ними в госпиталях…

Послушал. Поблагодарил. И вот тогда-то и завел со мной разговор о том самом майоре, про которого дочь его вам рассказывала.

— Майору этому ответ я в стихах написал. Посмотрите. Может быть, песня получится? Глядишь, и услышит ее ненароком.

Забрал я листок со стихами и скорее домой. Через пару дней песня была готова, и вскоре ее по радио исполнили, а потом опубликовали.

Так началось мое творческое содружество с Лебедевым-Кумачом.

Спустя несколько месяцев встретил он меня на улице, тепло поздоровался и сказал:

— А помните, Анатолий, нашу первую песню — «Только на фронте»? Как она пошла! Сколько писем получил я от фронтовиков, в которых они эту песню хвалят, благодарят за нее. Я тут вернулся на днях из поездки на Северный флот с композитором Листовым. Так туда эта песня раньше нас с ним долетела! Вот и ответ тому рассерженному майору…

Ответ и в самом деле получился убедительный.

Кто сказал, что надо броситьПесни на войне?После боя сердце проситМузыки вдвойне!Нынче у нас передышка,Завтра вернемся к боям.Что ж твоей песни не слышно,Друг наш, походный баян?     После боя сердце просит     Музыки вдвойне.

Кто сказал, что сердце губитСвой огонь в бою?Воин всех вернее любитМилую свою!Только на фронте проверишьЛучшие чувства свои,Только на фронте измеришьСилу и крепость любви!     Воин всех вернее любит     Милую свою!

Кто придумал, что грубеютНа войне сердца?Только здесь хранить умеютДружбу до конца!В битве за друга всю душуСмело положат друзья.Ни расколоть, ни нарушитьДружбы военной нельзя!     Только здесь хранить умеют     Дружбу до конца!

Кто сказал, что надо броситьПесни на войне?После боя сердце проситМузыки вдвойне.Пой наш певучий братишка,Наш неразлучный баян!Нынче у нас передышка.Завтра вернемся к боям.     После боя сердце просит     Музыки вдвойне.

МЕДАЛЬ ЗА БОЙ, МЕДАЛЬ ЗА ТРУД…

БЫЛИ ТРУДОВОГО ФРОНТА

Довелось мне как-то услышать спор двух фронтовиков.

— Так когда, говоришь, был открыт второй фронт? — допытывался один.

— Ясно дело, в сорок четвертом году… Летом.

— Эх ты, голова — два уха… Второй фронт стал нашей реальностью 22 июня 1941 года, и открыли его твоя жена, сестра и мать…

Верно сказано! На плечи советских людей в тылу легли тогда неимоверной трудности задачи: кормить, одевать, обувать армию, дать ей все необходимое — пушки, танки, самолеты, автоматы, снаряды и многое-многое другое для разгрома врага. В это же время в фашистском тылу разворачивалась борьба с оккупантами. В партизаны уходили и мал и стар.

В письмах и рассказах людей трудового фронта, предлагаемых читателю, запечатлена лишь частичка того, что свершили наши матери и сестры, подростки и старики в то грозное лихолетье. Получая скудный паек, они трудились и по двенадцати часов в сутки, и без выходных, и без отпусков.

Вот почему трижды прав поэт, сказавший: «Медаль за бой, медаль за труд — из одного металла льют».

Вслушайтесь в слова тех, кто в тылу ковал Победу.

Первое слово ветерану труда, руководителю школьного поискового клуба «Победа» Ирине Семеновне ФЕДОРОВОЙ из города Няндома Архангельской области.

Ирина Федорова. Горький сахар

Чем дальше от нас уходят дни военной поры, тем чаще вспоминается один из них, тем явственнее, до мельчайших подробностей, возникают в памяти проводы на фронт дядей. Мне двенадцать лет, и дяди казались пожилыми. Какими же молодыми они были на самом деле: дяде Степе, папиному брату, 35 лет, а дяде Феде, брату мамы, — 38.

14 марта 1942 года. Холодный, пасмурный день. Метет, кружит колючая поземка. На нашей северной станции, в «орсовском тупике», формируется воинский эшелон. Теплушки, теплушки, теплушки, битком набитые красноармейцами.

Отправление эшелона задерживалось до вечера, и моих дядей отпустили домой на три часа. Хорошо помню это прощальное чаепитие. Дяди старались казаться веселыми, чтобы успокоить родных. У дяди Феди четверо детей, у дяди Степы — трое. И сейчас вижу: сидят они в обнимку со своими домочадцами за столом. Мой отец берет свою «хромку». И вот уже льется мелодия любимой песни.

— Папочка, а ты скоро приедешь? — спрашивает семилетняя Зина у отца.

— Скоро, дочка, — отвечает дядя Степа…

Наконец мы, детишки, человек двенадцать, несемся на вокзал. На перроне ветер, пронизывающий до костей.

— Продрогли вы, милые, носы-то покраснели. Идите-ка в помещение, — предлагает нашей ораве дядя Федя. Деревянный старенький Няндомский вокзал буквально трещит по швам — народу, что сельдей в бочке. На прощание дяди сбегали в вагон и принесли сахар из своего солдатского пайка, раскололи ножом и кусочки раздали нам. И вот гурьбой мы бежим домой, бережно держа в рукавице кусочек сахара.