Путь Никколо - Дороти Даннет

О, да, фландрские галеры по-прежнему были здесь. Разумеется, добрая половина моряков трудились в доках, приводя в порядок снасти и занимаясь другой мелкой починкой, а для остальных город также постарался подыскать какое-нибудь занятие, но все равно, что ни вечер, эти чужеземные свиньи устраивали кутежи, и, кстати, это напомнило Феликсу…

— Уже осталось не так долго до Карнавала…

— Да, знаю. Я там буду. Что еще? — поспешил заметить Клаас. И узнал обо всем в подробностях.

Насколько он смог понять, отцы города после его отъезда окончательно утратили все чувство юмора и из-за любой ерунды устраивали ужасный шум, что, в свою очередь, выводило из себя матушку Феликса, как любую женщину. Все то, о чем говорил Юлиус? Да, кое-что он сделал. Нашел человека, который изготовляет пряжки, еще они купили листовую медь из Англии, с судна, которое не хотело заходить в Кале. Одна женщина согласилась сшить подшлемники. Но затем началась вся эта ястребиная история, а когда она закончилась, то матушка сразу уехала.

Подробный отчет о «ястребиной истории». Особенно подробный рассказ об этой восхитительной красотке по имени Грилкине. Кстати, Мабели, к сведению Клааса, теперь подружка Джона Бонкля. И, кстати, Феликс вспомнил, Бонкли ведь наполовину шотландцы, но это не имеет значения. Мерзавец Саймон все равно уже вернулся в Шотландию, а также епископ Кеннеди, а также и пушка. Кателина ван Борселен по-прежнему здесь, и по-прежнему не замужем Грек с деревянной ногой уехал и больше ни у кого не просил денег. Феликс не помнил, как его звали… Клаас не стал напоминать ему.

Лувен? А, ну да. Что интересует Клааса? Ах, да. Его матушка сейчас там. Она половину времени проводит в Лувене. Боже правый, тамошний новый управляющий — это нечто. Они с матерью все равно как Давид и Голиаф перед дракой. Гав-гав, тяф-тяф, нет, не так. Голиаф и второй чертов Голиаф. Феликс не умеет подражать им так здорово, как Клаас. Джон с Ансельмом просто подавились бы пивом. Они теперь ходят в новую таверну: поссорились с этим старым болваном, владельцем прежней. Это уже после взрыва.

— Какого взрыва? — ласково переспросил Клаас.

Но Феликс вновь уклонился от темы. Феликс всегда противился, когда его пытались направить в какую-то определенную сторону. Тем не менее, сегодня он немало выпил, и поэтому вскоре, хоть и не без труда, но его удалось вернуть на прежний путь. Взрыв. А что такого? Идиотская глупость, как обычно. Один из красильных чанов взорвался, как пушечное ядро, разломав на части насос, трубу и испортив уйму ткани, а также запас красной краски. Понадобилась неделя, чтобы все заменить, а матушка еще две недели не могла прийти в себя. Ничтожные бездельники! Они это заслужили.

— Что заслужили?

— Красные физиономии, — Феликс расхохотался. — Хуже всего был Эрнут… Помнишь этого болвана? Кое-кто получил пару ссадин, но ничего серьезного.

— Мне показалось, что я видел новые лица, — заметил Клаас.

— Лично мне, — воскликнул Феликс, — сдается, что это все племянники Хеннинка, но когда я ему об этом говорю, он только злится. Я нашел человека, который умеет кроить тафту на французский манер. Ну, ты знаешь. Только дорого. Сколько ты заплатил за оружие и доспехи, которые купил вполцены?

Но Клаас поразительным образом ухитрился заснуть и его уже не слышал. Когда Феликс пару раз пнул его, он лишь заворчал и перевернулся на деревянной скамье с высокой резной спинкой, слишком роскошной для какого-то подмастерья. Не без труда Феликсу удалось перевернуть скамью и сбросить Клааса на пол, но тот все равно продолжал спать. По опыту, Феликс знал, что теперь разбудить его не удастся. Он поднял кувшин с водой и, сосредоточившись, опрокинул его на огонь.

Затем не без труда направился к дверям, но лестнице, и в постель.

Он все еще валялся в постели наутро, когда Клаас неслышно выскользнул из дома, дабы ответить на приглашение из банка Медичи. Чисто внешне это выглядело как совершенно незначительное событие. Тобиас Бевентини мог бы предупредить их, что они глубоко заблуждаются.

Анджело Тани, управляющий, организуя эту встречу, выказал все те качества, которые так высоко оценили его хозяева Медичи, когда назначили его главой своего отделения в Брюгге, с пятью сотнями долей капитала и правом на пятую часть дохода. Его заместителем был Томмазо Портинари, два старших брата которого управляли банком Медичи в Милане. Именно Пигелло Портинари в каком-то неожиданном приступе безумия доверил посыльную службу этому юнцу. Вот почему на встрече с Клаасом должен был присутствовать и Томмазо.

Анджело прекрасно знал, что Томмазо Портинари — завистливый молодой человек; он завидовал даже собственным братьям. Анджело не испытывал особого удовольствия от того, что время от времени загадочные доносы на него самого попадали во Флоренцию, однако он с этим мирился. Честолюбие — это точильный камень совершенства, — а за ним, в любом случае, не числилось никаких особых грехов.

Томмазо был не лишен способностей. Когда он оставался во главе банка, то вполне мог выиграть дело в суде или утихомирить возмущенного клиента. Но также он легко покупался на лесть. Когда Тани возвращался из деловых поездок, то нередко обнаруживал, что в его отсутствие были совершены сделки или выданы кредиты, условий которых он совсем не одобрял. Но если ему высказывали какие-то замечания, то Томмазо принимался дуться, запирался у себя и подолгу о чем-то шушукался с этим недоумком Лоренцо Строцци. Если такое случалось, то Анджело, почесав свою круглую курчавую голову, брал в руки перо и устраивал Томмазо поездку в Брюссель или в Ниепп, чтобы там, своим красивым аскетичным лицом и великолепным воспитанием, он мог произвести впечатление на герцога Филиппа и его супругу, а также на их разряженных придворных.

Это было полезно для дела, а успехи в обществе доставляли Томмазо удовлетворение. Жаль, конечно, что Томмазо никак не хочет жениться, вместо того чтобы связываться с глупыми продажными женщинами. Однако, вероятно, как все порядочные флорентийские матери, Катерина ди Томмазо Пьячити, запретила сыну брать в жены кого бы то ни было, кроме другой уроженки Флоренции. Пигелло был уже женат и произвел на свет двоих сыновей, — весьма многообещающих мальчиков. Кто знает, возможно, когда одна из его уродливых любовниц родит ему уродливого отпрыска, то семья пришлет для Томмазо невесту из Италии. Хотя, может, тот и сам не желал стать основателем новой ветви династии Портинари, которая насчитывала уже больше двух сотен лет. Анджело нередко гадал, как по-настоящему относятся Портинари к Медичи, которым вынуждены служить. Но с другой стороны Портинари никогда не завоевывали для себя славу, больших денег или городов, в то время как Козимо все это блестяще удавалось.