Дети морского царя - Пол Андерсон

Сидевшие в каяках мужчины с любопытством смотрели на них, очевидно не понимая языка, на котором шел разговор. Но убедились ли они, что два неведомых существа, появившиеся из моря, действительно ничем им не угрожают? Северянка обратилась к людям на эскимосском языке и объяснила им все понятнее и лучше, чем это удалось бы Тоно или Эяне.

Она сказала, что двоим, побившимся из моря, легче всего объясняться на языке датчан, и поэтому разумно будет, если ей позволят поговорить с ними по-датски, дескать, так они коротко и ясно расскажут о себе, не теряя попусту время. А она обещает точно перевести все, что они скажут. Затем она обратилась за поддержкой к шаману и к молодому мужчине, которого звали Миником. Угольно-черные глаза шамана пристально всматривались в лица чужаков. Наконец, он дал свое согласие.

Тоно сообразил, что Миник — муж белокурой женщины. Как случилось, что она стала его женой?

— Меня зовут Бенгта. Бенгта Хаконсдаттер, — неуверенно заговорила она по-датски. И вдруг умолкла — на ее лицо набежала тень. Помолчав несколько минут, Бенгта продолжила:

— Это раньше меня так звали.

Теперь мое имя Атитак. А мою дочь раньше звали Хальфридой. — Она снова крепко прижала к себе девочку, которой было, по-видимому, около года.

— Теперь она носит имя Алокисак. Так звали бабку Миника, моего мужа.

Она погибла, была раздавлена льдами. Это случилось незадолго перед тем, как Миник взял нас с дочерью к себе.

— Вас похитили? — вполголоса спросила Эяна.

— Нет! — Бенгта наклонилась за борт умиака и положила руку на плечо мужа. Миник смутился и жарко покраснел: у иннуитов было не принято, чтобы жена вела себя подобным образом. Однако руку Бенгты он не сбросил.

— Расскажите о себе, — попросила Бенгта.

Эяна пожала плечами.

— Мы с братом наполовину люди по крови, — и Эяна кратко рассказала про все, что с ними приключилось. Затем она довольно неуверенно спросила:

— Может быть, ты случайно что-нибудь слышала о нашем племени? О том, куда повел их отец?

— Нет, — ответила Бенгта. — Да и как я могла что-то узнать? Ведь я не так давно живу у эскимосов.

— Поговори с твоими друзьями, дорогая. Скажи им, что мы и весь наш род вам не враги. Напротив, если бы мы были заодно — вы, обитатели суши, и мы, живущие под водой — то вместе могли бы совершить многое, что не под силу никому на свете.

И долго еще звенели над водой певучие голоса Эяны и Бенгты. Шаман Панигпак то и дело о чем-нибудь спрашивал, объясняясь с братом и сестрой при посредничестве Бенгты. Постепенно все выяснилось. Увы, и эти иннуиты ничего не знали о каких-либо пришлых племенах. Но ведь иннуиты проводили время в основном на берегу, где били зверя и птицу, в открытое море они выходили довольно редко. Иннуиты никогда не совершали таких дальних плаваний, как белые люди, о которых было известно, что когда-то в давние времена они уплывали далеко за горизонт и приставали к берегам незнакомой страны. Бенгта вспомнила, что страна эта называлась Маркландией — Лесной землей. Поселившиеся там белые люди валили лес и летом уходили в долгие, бесконечно долгие походы на своих ладьях, а зимой сидели дома, на берегу, Иннуиты же как раз зимой путешествовали на собачьих упряжках по прибрежным льдам и по суше. И больше никто в поселке Вестри-бюгд не слышал о каких-либо событиях на острове Гренландия. Несчастные невежды, сидевшие в каяках, также ничего не могли сказлть. Кто-то из них робко заметил, что если уж кого спрашивать, то прежде всего отца Бенгты, самого могущественного человека во всем поселке, дескать, уж Хакон, наверное, знает, если на острове произошло какое-то событие.

От Тоно и Эяны не укрылось, что упоминание об отце Бенгты, Хаконе Андерсоне, у всех слушавших вызвало дрожь ужаса. И сама Бенгта вздрогнула, и голос ее стал резким.

— Да, наверное, нам стоит увидеться с Хаконом Андерсоном, — сказала Эяна. — Передать что-нибудь отцу, Бенгта?

Бенгта вдруг расплакалась:

— Передай! Передай ему мое проклятие! — выкрикнула она сквозь слезы. — Скажи ему, и всем им скажи, пусть уходят, пусть как можно скорей уходят отсюда, иначе их уничтожит Тупилак. Наш шаман пошлет на них Тупилака в наказание за все зло, которое причинил нам Хакон, мой отец!

Миник потянулся за гарпуном. Шаман Панигпак плотнее закутался в меховую куртку, низко опустив голову, так что лица не было видно. И женщины и мужчины подались назад, словно в страхе перед чужаками на носу лодки. Младенцы почувствовали, что происходит что-то недоброе, и подняли плач.

— По-моему, самое время поскорей уносить ноги, — тихо, чтобы услышала только сестра, сказал Тоно. Эяна кивнула, и дети морского царя, будто две стрелы, метнулись за борт умиака и скрылись в черной ледяной воде.

8

Из рассказа Бенгты Тоно и Эяна поняли, что усадьба Хакона Андерсона находится на берегу большой бухты, которая дала приют поселку Вестри-бюгд. Хмурый короткий день уже клонился к вечеру, когда брат и сестра разыскали жилище норвежца. Стемнело, и они поспешили надеть одежду, которая была у них в кожаных мешках, висевших вместе с гарпунами на ремне за спиной. Теперь нелегко было бы догадаться, кто они: вместо одежды из обычной материи, которая, намекнув в воде, превратилась бы на морозе в жесткий заледеневший панцирь, они надели те вещи, что нашли в развалинах Лири и сберегли во время плавания на когте «Хернинг». Это была одежда из рыбьей чешуи, переливавшейся всеми цветами радуги. Туники были совсем короткие, однако они все-таки вызывали у христиан меньшее возмущение, чем неприкрытая нагота. Поверх непромокаемых одежд Тоно и Эяна перепоясались кожаными поясами, к которым были подвешены стальные ножи. Нержавеющее оружие — ножи из обсидиана и кости — они также заткнули за пояса, и каждый взял по два гарпуна.

Дул резкий холодный ветер, начался отлив, море отступило от берега, обнажив камни и скалы. Волшебное зрение позволяло сестре и брату видеть в темноте почти так же хорошо, как при свете дня. Однако картина, открывшаяся перед ними на берегу среди горбатых холмов, отнюдь не радовала глаз. Вестри-бюгд не был поселком в обычном смысле слова, он представлял собой отдельные дома и усадьбы, которые были разбросаны там и сям по всему побережью на расстоянии нескольких миль друг от друга. Между домами лежали пустоши, возделанных земель нигде не было видно. Лето в Гренландии было коротким и холодным, земля бесплодной, хлеба здесь почти никогда не вызревали, Единственным, на что могли рассчитывать жители поселка, были травы, которые за лето успевали вырасти на лугах и пастбищах. Сено шло на корм домашней скотине. Судя по жесткой стерне, коловшей босые ноги двух одиноких путников, нынешним летом травы поднялись плохо и были редкими и тощими. Впереди лежал обширный выгон для скота, огороженный изгородью из белых китовых ребер. Должно быть, когда-то здесь паслось большое стадо, но теперь по выгону бродило лишь несколько тощих овец и таких же костлявых коров. У самого берега поднимался из воды крохотный островок, около него стояли на якоре три лодки. Это были шестивесельные ялы, построенные крепко и добротно. Такие шлюпки как нельзя лучше подходили для плавания вдоль берегов, изрезанных бесчисленными проливами и фьордами, в которых гулял ветер. Но, как удалось разглядеть Тоно, доски ялов, покрытые слоем черной смолы, были старыми и во многих местах потрескавшимися.