Мой любимый негодяй - Эви Данмор

– Честно говоря…

– Почему бы тебе не пригласить их на пикник? Или еще лучше – покататься на лодке?

Перед внутренним взором Тристана предстала картина: он сам, Сесиль, доморощенная поэтесса, и мать женщины, которую он недавно дефлорировал, вынужденно сидят рядышком в болтающейся на волнах лодке… Лучше еще раз перейти через Гиндукуш!

– О, какое чудесное небо, – проговорила мама, с тоской уставившись на полоску синевы за окнами. – На улице тепло? Я бы не против совершить путешествие.

– Отлично, – поспешно сказал Тристан. – Как насчет… допустим, Индии?

Графиня удостоила сына недоуменным взглядом:

– Я имела в виду ротонду.

Ротонда, от которой до дома меньше полумили…

– Кэри, – обратилась мама к камеристке, – что ты думаешь о прогулке к ротонде?

Кэри, маячившая в глубине комнаты подобно заспанному призраку, встрепенулась:

– Не знаю, миледи. – Тревога в ее голосе была осязаема. – Может быть, сегодня лучше ограничиться прогулкой до фонтана?

До фонтана. Две сотни ярдов от дома.

Путешествие морем с больной женщиной в новую жизнь, намеченную лишь в общих чертах, все менее и менее походило на четкий план. А был ли он вообще, четкий план? Или это всего лишь нереальная мечта: увезти мать в безопасное место и одновременно избежать матримониальных намерений Рочестера?

А если сказать ей? Мама, ваш супруг использует вас как наживку, и оставаться в доме небезопасно. А вдруг скончается на месте? Она и без того слабела на глазах, перевозбудившись от разговоров и предсвадебных волнений.

– Кэри прочла мне твои стихи, – пробормотала мама в спину Тристану, когда он уже был на полпути к двери. – Я горжусь тобой.

Какой-то недвусмысленный подтекст в ее голосе заставил Тристана вздрогнуть. Он обернулся. Мамин взор затуманился. Возможно, она уже не видела сына.

– А Рочестер тебя не презирает. Он боится, что ты станешь таким, как я.

Сумасшедшим. Вот что она хотела сказать. Тристан замер как вкопанный.

– Странные вещи вы говорите, мама.

Конечно, и ему самому порой приходило в голову: а не передаются ли душевные расстройства по наследству?

Мама покачала головой, словно он высказал вслух эту мысль:

– Для твоего отца я большое разочарование. Да и для всех прочих, осмелюсь сказать. Его гнев частично основан на страхе, Тристан. Но ты, милый, не должен бояться. Ты взял у меня самое лучшее, не унаследовав проклятие. В твоем возрасте я долго страдала от разных болезней. К несчастью, Рочестер не из тех, кто видит нюансы; для него все одно и то же.

Тристан сделал шаг к постели.

– Никакого проклятия на вас нет. Зачем вы мне все это говорите?

Мама уже погружалась в сон – или притворялась, что погружается. Тристан еще немного постоял и ушел; его инстинкт вопил, предупреждая о грядущих неприятностях.

В коридоре, в нескольких ярдах от двери комнаты, затаился Джарвис, слуга Рочестера. Счастье, что граф не заслал шпиона к сыну в спальню.

– Милорд, – послышался за спиной женский шепот, и следом в коридор выскользнула Кэри. Заметив Джарвиса, она резко остановилась; темные глаза под капором расширились и тут же уставились в пол.

Тристан инстинктивно загородил ее своим телом от слуги.

– Да, Кэри?

Кончики ее ушей покраснели – обратилась первая и без спроса, страх перед Джарвисом… Девушка подняла голову, стараясь не смотреть Тристану прямо в глаза.

– Простите, милорд, – прошептала она в крайнем смущении. – Позвольте поздравить вас с помолвкой.

И она прошмыгнула мимо, опустив напряженные плечи.

С утра четверга до одиннадцати вечера пятницы время тянулось медленнее, чем внесение поправок в Закон о правах женщин. У Люси было достаточно возможностей отменить решение опять пригласить негодяя в свою постель, и она колебалась. Как это непривычно для нее – томиться в напряженном ожидании мужчины! На душе было неспокойно. Внутри все переворачивалось при одной мысли о том, как Тристан снова лениво развалится на одеялах в гостиной. Когда он, пригнувшись, вошел через кухонную дверь, невозмутимый и распространяющий вокруг аромат самого себя с легкими нотками древесного дыма, Люси уже взвинтила себя.

Тристан понял все с одного взгляда. Его губы искривились в коварной улыбке. Не дав Люси вымолвить ни слова, он обхватил ладонью ее затылок, привлек к себе и поцеловал.

Ее мозг все еще кипел, пока Тристан вешал плащ и шляпу на крючок, которым пользовалась прислуга, рядом со шкафом с фарфором.

– Ты молчишь, – заметил он, подходя к умывальнику и толкая кран. – И немного нервничаешь, верно?

Она бесстыдно встретила его в халате и босиком. Еще бы не нервничать!

– Ничего подобного, – солгала Люси впервые за много лет.

– Ничего? Ну ладно. – Тристан лукаво смотрел на нее, а сам снимал перчатки, медленно освобождая палец за пальцем. К тому времени, когда перчатки улеглись рядышком на кухонный стол, щеки и губы Люси покалывало от жара. Теперь-то она знала, что умеют проделывать эти пальцы.

Она наблюдала, как он намыливает руки, как прядь волос упала на лоб, как в свете газового фонаря невозможно прекрасный профиль превращается в четкий силуэт, и внезапный приступ желания напугал ее саму. «Хороший любовник может повлиять на мозги, – предупреждала Аннабель. – Он заставит тебя почувствовать такие вещи, которых ты и не ожидала, и не хотела знать…»

Тристан вытирал руки. В этот момент в животе у него забурчало; в напряженной тишине звук показался неожиданно громким.

Он сделал виноватое лицо.

– Ты голоден? – торопливо спросила Люси. – Ужинал?

Он покачал головой:

– Я приехал прямо из лондонского офиса. Иди сюда.

Люси топталась на месте, как жеребенок.

– Тебе нужно поесть.

Уголки его губ поползли вверх:

– Я поем. Подожди секунду. Повернись-ка.

Он медленно крутнул указательным пальцем.

Люси медлила, однако его улыбка предвещала нечто интересное, и она послушалась.

Тристан перекинул ее волосы вперед и опытным движением надавил большими пальцами на плечи.

– Что… – изумленно простонала она.

– Чудесно, – прошептал он. – Повтори еще раз.

Люси ощутила теплые губы на своей обнаженной шее.

– Ты… – зашептала она, постепенно умолкая, потому что Тристан продолжал нежно массировать ее, со знанием дела подбираясь все ближе к чувствительной ямочке на шее и от нее снова спускаясь вниз. Затем промассировал каждый позвонок, пока Люси не запрокинула голову, упершись ему в грудь. Глаза она закрыла; не хотела, чтобы он видел, как она жаждет поцелуя. Как обмякло от страсти тело, желая, чтобы его руки коснулись ее сосков…

Потянув за подбородок, он приподнял ее лицо вверх. Ощутив его губы и жаркий нетерпеливый рот, Люси застонала, все мысли разом исчезли. Другой рукой Тристан провел по ее грудям, по животу и надавил пальцами между ног. Под веками Люси взорвалась темнота; на месте ее удерживали