Соучастники - Ли Уинни М.

Мне делается не по себе, когда я смотрю те же самые пробы с другого ракурса, более официального. Камера наезжает и дает Холли почтительным крупным планом – так, как в дальнейшем будут делать бесчисленные другие камеры.

Подумать только – я была прямо там, за кадром. Мое присутствие в том самом помещении осталось совершенно незамеченным всеми, кто с тех пор смотрел эти дополнительные материалы. Кто никогда не узнает, что некто по имени Сара Лай была там, на том самом чтении из сценария, которое сделало Холли Рэндольф знаменитой.

Я вникаю в меню; моим любопытством движет темный, необъяснимый порыв.

И тут, на втором экране дополнительных материалов, я вижу нечто под названием “Выковано при белом накале: создание «Яростной»”.

Я как-то сумела забыть о существовании этого раздела, хотя сама же наняла пресс-службу для его подготовки. После всего случившегося я бы не вынесла очередных пиар-прикрас, свидетельствующих о замечательном таланте Зандера, о том, как члены нашей удивительной группы бесконечно нахваливают друг дружку за кулисами съемок.

Тьфу.

Но на этот раз я нажимаю “Просмотр”.

DVD, жужжа, несется к тому, что я выбрала, из темноты выступает изображение.

Разумеется, Холли.

На крупном плане, обращаясь к тряской ручной камере, Холли слегка улыбается.

– Привет, я Холли Рэндольф, и это первый день съемок “Яростной”. И я очень рада играть роль Кэти Филипс!

Потом – общий план: Зандер режиссирует, говорит что-то повелительное и серьезное. Другой кадр: Холли смеется с микрофонным оператором Карлосом, с Клайвом и Марисой. Несколько склеек: другие актеры панибратски общаются с членами съемочной группы – а потом, прямо передо мной на экране – Хьюго. Средний план: он скалится в камеру.

Меня прошибает дурнота: вот так вот с ним столкнуться – пленка накрепко запечатлела эти мгновения.

Его полнейшая уверенность в себе, огонек в глазах, когда он включал обаяние.

Я не хочу смотреть дальше, но смотрю.

Его британское произношение змеей наползает на меня.

– Я – Хьюго Норт. Я исполнительный продюсер этого потрясающего фильма, “Яростная”. Это первый день съемок. Пойдемте приглядимся.

Я, разумеется, помню этот дубль. Кадры, на которых мы с Хьюго разговариваем на камеру, улыбаясь, демонстрируем дух товарищества, так и не использовали. Удивительного тут мало.

Я нажимаю на пульте “паузу” и изучаю застывшее изображение; по экрану тянутся, подрагивая, две белые дорожки.

Позади Хьюго я узнаю студию, которую мы арендовали много месяцев. Смотрю на этот фон – и мгновенно переношусь в тот момент, в первый день производства.

А вглядевшись, я замечаю за несколько шагов позади Хьюго другую фигуру: молодую женщину, ее длинные черные волосы едва попадают в кадр.

Содрогнувшись от узнавания, я понимаю, что это я.

Призраком на заднем плане этого видео, как нечто из японского фильма ужасов.

Я там, практически скрытая в этом самом кадре – не знающая, что вскоре случится со мной, со столь многими из нас.

Но я – единственный человек, которому могло прийти в голову искать эти следы. Больше никому и дела до этого нет.

Расшифровка разговора (фрагмент):

Входящий телефонный звонок, среда, 9 ноября, 16.23

лили уинтерс: Здравствуйте, это Том Галлагер?

том галлагер: М-м, да, это я. Кто говорит?

лу: Я Лили Уинтерс. Я занимаюсь коммуникациями, и некоторое время назад я работала с вашим дядей Полом на его сенаторских кампаниях.

тг: А, ясно. Здравствуйте, чем я… чем могу помочь? Мы с Полом сейчас не особенно поддерживаем связь.

лу: Да я не по этому поводу. Я сейчас звоню от пиар-отдела “Конквеста”.

тг: Пиар-отдела “Конквеста”?

лу: Именно так. Я занимаюсь всеми коммуникациями и медиа продюсера Хьюго Норта.

тг: Вот как. Откуда у вас мой телефон?

лу: Ну, вы журналист, я пиарщица. Невелика трудность.

тг: Что вам угодно, Лили?

лу:(Пауза.) Мы слышали, что… вы, кажется, работаете над статьей о Хьюго, о его приходе в киноиндустрию и, возможно, о его пути после этого. Верно?

тг: Я общаюсь со множеством людей в связи с разными историями, так что… еще нельзя сказать, из чего вырисуется пригодная к публикации статья, а из чего нет.

лу: Разумеется. Но нас немного беспокоит, что вы, кажется, общаетесь не с теми людьми. О том, что касается Хьюго.

тг: Что вы имеете в виду? “Не с теми”?

лу: Ну, Хьюго – очень успешный продюсер и бизнесмен. Как вы понимаете, всегда найдутся люди, которые захотят навредить человеку, который настолько на виду. Нам было бы ужасно неприятно думать, что “Таймс” будет заниматься каким-то очернительством.

тг: Очернительством? Нет, я ничего такого не пишу.

лу: Я в этом не сомневаюсь. И все-таки вам нужно быть осторожным и убедиться в том, что вы общаетесь только с достойными источниками.

тг: А… чем определяется, достойный источник или нет?

лу: Я думаю, мы все знаем, каким женщинам можно верить, а каким нельзя. Озлобленных людей в мире, вероятно, много. (Пауза.) Мы были бы рады поработать с вами над статьей. Если вы нам побольше о ней расскажете.

Глава 39

Две недели спустя Том Галлагер находится в моей квартире в Бруклине, на неблагополучной окраине Уильямсберга.

Я пригласила его к себе на последний наш разговор. Я говорю себе, что никаких скрытых мотивов тут нет – просто прибегнуть к помощи родных стен.

Я читала немало недавних разоблачений и знаю, что многие приглашали журналистов к себе домой и там излагали свои повести из прошлого. Некоторые звезды даже рассказывали свои истории репортерам в уединении гостиничного номера – черноватая ирония, которая меня почему-то забавляет.

Мой дом не производит большого впечатления – скромное жилье, которое я едва могу себе позволить на свою преподавательскую зарплату. Я уже довольно давно не впускала в свою квартиру мужчины какого бы то ни было возраста. Но, глядя этим утром по сторонам, я понимаю, что краснеть мне, в общем, особо не за что.

Квартира моя просто обставлена, к стенам скотчем прикреплены постеры – картины, виды, – как будто я еще студентка. С первого взгляда и не скажешь, что я когда-то работала в киноиндустрии. В прихожей – большой японский постер к “Кинг-Конгу против Годзиллы” (1962), но никаких фотографий меня на съемочной площадке или на красной ковровой дорожке, никаких памятных хлопушек-нумераторов и уж точно никаких “Оскаров” и “Золотых глобусов” на видном месте.

Но если Том приглядится, то увидит стопки студенческих сценариев, книги о сценарном деле и кинокритике, объем и разнообразие моего собрания DVD, громоздящихся на полу, на столах, на подоконнике.

DVD c “Яростной” я оставила на журнальном столике – макгаффин, так и бросающийся в глаза. Зоркий расследователь вроде Тома никак не пройдет мимо, не высказавшись на его счет.

Но, дожидаясь, пока заварится наш чай, глядя, как Том вежливо просматривает заглавия моих книг, работы, выбранные мной для стен, я нервничаю. Какое мне дело, что этот двадцатисемилетний человек подумает о моем выборе литературы?

Он просто журналист, пришел поработать. Извлечь из меня остаток истории.

А я – просто источник, освобождаюсь от прошлого. Все еще раздумываю, сколько ему рассказать.

Это транзакция, прагматичный обмен, и не более того.

Как по сигналу, Том кивает на DVD с “Яростной”, лежащий на журнальном столике.

– Пересматривали?

Мы сидим на противоположных концах дивана, между нами – полторы подушки. Диктофон – рядом, на журнальном столике, но не включен.

– Забавно – наткнулась на распродаже в библиотеке Куинса. На той неделе.

Я описываю случившееся подробнее, преувеличивая свое потрясение.