Ангелочек. Дыхание утренней зари - Дюпюи Мари-Бернадетт

– Кто рассказал газетчикам весь этот вздор? – возмущалась Жерсанда.

Луиджи снова задался этим вопросом, радуясь про себя, что Анжелина и Розетта в безопасности в своей камере. По крайней мере, там никто не сможет им навредить.

– И это только начало! – сказал он себе.

Сердце его сжалось от тревоги. Кровь и угрозы на стенах можно легко стереть, но что, если вандалы возьмутся за его мать, которую в городе многие не любили за ее экстравагантность и приверженность протестантизму? Огюстен Лубе тоже мог стать жертвой «праведного гнева» горожан.

Луиджи вышел из конюшни. Все в мощенном камнем дворе напоминало ему о жене: буйно цветущий куст желтых роз, цинковая лейка под сливой и соломенная шляпка на крючке, прибитом к стене дровяного сарайчика. Эту шляпку Анжелина надевала в солнечные дни, когда выходила посидеть на низкой каменной стене старой крепости, откуда открывался чудесный вид на окрестности. Когда взгляд его упал на небольшой участок возделанной земли, окруженный заборчиком из досок, он охнул. Посреди огорода лежал труп старой овцы с перерезанным горлом и вспоротым животом. Наверняка его оставили вандалы.

– Мерзавцы! – повторил он. – Зарезали бедное животное, только чтобы измазать кровью дверь диспансера и ворота!

Он закрыл глаза и вспомнил, как это было два года назад в Бьере, как его держали жандармы, защищая от беснующейся толпы поселян.

«Несколько слов, правдивых или нет, – и эти славные люди, поборники морали, превращаются в диких зверей, – подумал он. – Хватаются за вилы и серпы и идут наводить порядок! Послание, которое оставлено нам, весьма красноречиво. Кровь, беспорядок… Это ужасно!»

Бывший странник усмехнулся. Ведь это Анжелина тогда донесла на него в жандармерию Масса, будучи уверена, что он и есть убийца. «И она верила, что поступает правильно, как и те, кто приходил сегодня к нашему дому! Они считают ее преступницей, даже не разобравшись, в чем суть дела!»

Он пнул камень и решил заглянуть в кухню. Странно, но вандалы оставили чистым фасад дома. Луиджи поднялся по лестнице в спальню. Ему пришлось сделать над собой усилие, чтобы не поддаться терзающим сердце воспоминаниям. «Мы были счастливы, так счастливы, идя по дороге Святого Иакова рука об руку! – вспомнил он. – И в этой комнате, на этой кровати…»

Анжелина попросила его принести кое-какие вещи: чистое белье, шали и несколько платьев. Он постарался ничего не перепутать и взять одежду нужного размера и расцветки. Еще он прихватил несколько носовых платков и кусочек туалетного мыла. Все вещи он увязал в большой платок.

– Неужели кто-то звонит у ворот? – удивился он.

Ожидая увидеть нечто для себя неприятное, Луиджи выглянул в едва прикрытое ставнями окно. Юношу с озабоченным лицом, шагающего взад и вперед перед оградой, он узнал сразу.

– Виктор Пикемаль! Только его и не хватало!

Он был не рад гостю, но все же чувствовал себя обязанным проявить внимание к жениху Розетты.

– Спускаюсь! – крикнул он, но в окно выглядывать не стал.

Через пару минут он уже открывал ворота.

– Здравствуйте, мсье де Беснак! – проговорил Виктор негромко. – Святые Небеса, что все это значит?

– Вы спрашиваете меня о состоянии ворот или же об участи моей жены и Розетты?

– И то и другое… Вчера у родителей я прочел статью в газете. Я глазам своим не поверил!

Виктору Пикемалю, красивому юноше с черными, коротко остриженными волосами, было всего двадцать. Анжелина спасла его старшую сестру от верной смерти, и вот однажды, когда он отвозил повитуху на улицу Мобек, они с Розеттой познакомились. В то время нога у Розетты была в гипсе – результат неудачной попытки самоубийства, – и она часто принимала гостя с книгой в руках, гордая тем, что имеет возможность учиться. Они полюбили друг друга, и Розетта официально была представлена семье своего поклонника в день бракосочетания Анжелины и Луиджи.

– Господи, какой кошмар! – в отчаянии проговорил Виктор. – Мои родители всегда так восхищались Анжелиной! Говорили, что обязаны ей спасением жизни моей старшей сестры Денизы и ее малыша. Крошке Альберу скоро годик, и он такой славный!

Голос юноши сорвался от волнения. Он с трудом выдерживал взгляд темных глаз де Беснака.

– Хочу сказать, Дениза наотрез отказывается верить тому, что написано в газете! Мсье де Беснак, скажите, это правда? Розетте сделали… Она пережила эту ужасную операцию?

– Да! – безжалостно отрезал Луиджи. – К чему отрицать?

– И правда, к чему… Естественно, о помолвке теперь не может быть и речи. Думаю, вы меня понимаете. Разве надевают кольцо на палец девушке, которая проведет ближайшие несколько лет в тюрьме? Но даже если бы она и осталась на свободе, моя семья никогда бы не дала согласия на наш брак. Мой отец – судебный исполнитель, и он разбирается в законах. Аборт – серьезное преступление, противное воле Господа и порицаемое людьми с древнейших времен, независимо от вероисповедания и национальности.

– Не хочу вас шокировать, но я неверующий и сам решаю, каким правилам подчиняться. За изнасилование тоже следует жестоко наказывать, но сплошь и рядом этого не происходит. Что касается законов, Виктор, то неужели вы верите, что недоумки, осквернившие наш дом и разбившие окна диспансера, их соблюдают? Они следовали за зачинщиком, вероятно, пламенным защитником нравственности, которому не терпелось втоптать имя моей жены в грязь! А вы с высоты своей буржуазной морали, вы заставите Розетту еще больше страдать, вычеркнув ее из своей жизни! Ее, которой пришлось столько пережить…

– Мне очень тяжело, мсье, но разве у меня есть выбор?

– Конечно! Я знаю, что Розетта поведала вам свою трагическую историю, и, невзирая ни на что, вы пообещали взять ее в жены и заверили в своей любви. Так идите до конца! Исполните свое обещание! Кто сделал ей ребенка, которого она носила против своей воли и так ненавидела свое состояние, что попыталась себя умертвить? Я предпочитаю не произносить эту мерзость вслух, думаю, вы и сами знаете.

– Отец? Она забеременела от отца? Если так, почему она не сказала мне всей правды?

– Во-первых, потому что мы строго хранили этот секрет во избежание того, что сейчас происходит. Анжелина взяла с нас слово, так как многим рисковала. К примеру, оказаться на скамье подсудимых. Но худшее, что может случиться с моей супругой, – ей запретят практиковать. Розетта не могла ее предать, мне кажется, это понятно. Еще есть такое понятие, как девичья стыдливость…

– И теперь это будет обсуждать весь город! Простите меня, мсье, но даже теперь, когда я лучше понимаю подоплеку этого дела, я больше не представляю свое будущее с Розеттой! Прошу, скажите ей об этом!

Луиджи решил: хватит с него неприятных поручений! Он и без того уже упрекал себя за то, что стал участником этой мрачной истории с абортом, ведь это он уговаривал Анжелину, даже настаивал. Стыдился он и своего поведения по возвращении из паломничества, и страха перед отцовством, и упорного желания помешать своей красавице супруге следовать по жизни своим путем – трудным и хлопотным путем повитухи. Как и для Леоноры, для него настал час раскаяния и осознания в полной мере добродетелей жены и ее преданности своему делу.

– Понимаете ли вы, Виктор, что вы возносите добрейшее и нежнейшее существо на алтарь принципов, благопристойности и всех остальных глупостей? Я ничего не стану говорить Розетте. Вы можете вместе со мной сегодня ее навестить и сказать ей все это в лицо. Но если вам недостает смелости, напишите записку, я передам.

Бронзовый церковный колокол ударил десять раз. Некоторое время мужчины стояли молча, вслушиваясь в отголоски перезвона.

– Я так радовался, предвкушая встречу! – явно рассчитывая на сочувствие, сказал Виктор, когда во двор вернулась тишина. – Я получил продолжительный отпуск. Мечтал, как мы будем вместе с Розеттой гулять по городу, хотел пригласить ее на обед к родителям. Теперь мне придется снова надеть солдатскую форму и вернуться в казарму!