Красное Зеркало. Легенда вулкана - Денис Ватутин

– За мной следят какие-то уроды, – ответил я спокойно, – вот я и решил оторваться от них, по максимуму.

– Оторваться, п-понимаешь, – повторил он медленно, глядя на меня взглядом, который, наверное, должен был просветить меня рентгеновскими лучами. – Проблемы за с-собой нам тащишь?

– Никаких проблем со мной не будет, – ответил я. – Если кто меня и выследит, так с того же поезда, на который я и сяду, так что…

– Ладно, – махнул он рукой, вернув мне жетон, – задирай рукав, п-понимаешь.

– Зачем это? – насторожился я.

– Задирай, понимаешь, н-не разговаривай. – Он вынул из кармана одноразовую иглу и воткнул ее в разъем анализатора на КПК.

Я спрыгнул на хрустящий гравий, покрытый легким инеем, и закатал рукав.

– Больно будет? – спросил я встревоженно, однако тот не ответил.

Он поднес к моему локтевому сгибу КПК, и я почувствовал короткий укол.

Затем часовой вновь минут пять разглядывал экран.

– Ну что там? – полюбопытствовал я.

– Все, п-понимаешь, нормально, – кивнул он наконец.

– А что надо-то?

– Сейчас т-тут со мной проедете, до к-карантинки – у нас тут эпидемия небольшая – восемь человек с г-гриппом каким-то странным слегли. Рожи красные, жар и т-трясет, понимаешь.

– Может, это краснуха? – предположил я.

– Да, п-понимаешь, хрен его знает… – Он махнул рукой куда-то в темноту. Шлагбаум с протяжным стоном поднялся, сверкнув своими полосками, а между стрелками зажегся синий огонек стрелочного семафора.

Часовой залез на платформу, а я сел в кабину и завел мотор.

– Ну как там? – спросила Ирина, зябко поведя плечами и прислонившись ко мне.

– Вроде все нормально, только у них какая-то эпидемия – в поселок не пустят, будем у них в карантинной зоне. Он у меня анализ крови брал.

– Понятно, – сквозь зевок сказала Ирина.

Колеса загремели по стыкам стрелок, и сквозь запыленное стекло по лицу чиркнул свет прожектора с вышки.

Изрядно лязгая по рельсам и рокоча двигателем, мы плавно причалили к длинному пакгаузу, обшитому рыжими от коррозии листами железа.

У распахнутых ворот курили часовые, а с крыши светил неоновый фонарь, озаряя платформы мертвенно-белым холодным светом.

Наш провожатый махнул мне рукой, делая знак остановиться.

– П-приехали, – крикнул он не то нам, не то часовым у входа.

Мы собрали скудные пожитки и перепрыгнули на платформу пакгауза.

Нас окружил странный теплый запах. Пахло мазутом, сырым воздухом и чем-то терпко-пряным.

– Давай их на к-карантинку, понимаешь, Сид, – сказал он часовым.

Потом наш провожатый забрался в кабину дрезины, завел двигатель и, дав короткий резкий сиплый гудок, покатил куда-то дальше.

Один из часовых обыскал нас и досмотрел вещи, затем разрядил оружие и, возвращая его, рекомендовал им не пользоваться в карантинной зоне.

В сопровождении часового нас провели через пакгауз – пряный запах распространялся от каких-то ящиков, штабелями стоящих внутри. Мы вышли с обратной стороны. На большой бетонированной площадке, огороженной высоким сетчатым забором, по верху которого шла в несколько рядов колючая проволока, стояло буквой «П» три железнодорожных пассажирских вагона со снятыми колесными базами.

По периметру возвышались четыре вышки с часовыми. На двух вышках были прожекторы. Вокруг вагонов ходили вооруженные охранники. По центру стоял небольшой пластиковый сарайчик с грубо нарисованным на задней, обращенной к нам, стене красным крестом.

В полумраке виднелась висящая на сетке табличка: «Покидать карантинную зону без разрешения коменданта строго запрещается! Нарушители приравниваются к отморозкам! Стреляем без предупреждения!»

– Куда это мы попали? – растерянно спросила Ирина.

– Кажется, так у них выглядит зал ожидания, – не нашелся я что ответить.

Часовой, сопровождающий нас, повел к вагону справа и указал на дверь, мрачно буркнув под нос:

– Располагайтесь.

Окна вагона были заварены стальными листами, а по бокам шли двухъярусные нары, покрытые различной ветошью. Пахло хлоркой и потом, а под потолком горели три тусклых светильника, забранных толстой решеткой. На торчащих из стены кронштейнах висела засаленная спецовка и несколько горняцких касок.

Народу было не очень много, и мы без труда нашли место, где можно было присесть вдвоем. Это было на нижнем ярусе, между какой-то толстой старухой, обмотанной дурно пахнущими лохмотьями, и вертлявым субъектом в потертом комбезе химзащиты.

К нам подошел часовой и спросил, не нужно ли нам чего, – мы ответили, что пока нет. Он показал нам в конец вагона, произнеся одно лишь слово «туалет», после чего ушел.

Стоял шелест, было слышно чавканье, негромкое бормотание, кашель и отдельные реплики. У кого-то пиликала игровая приставка.

Ирина боязливо прижалась ко мне.

– А мы не заразимся? – спросила она, беспокойно оглядываясь по сторонам на чумазых, неопрятных людей, одетых во что попало.

– Ну видишь, как здесь все строго, – ответил я успокоительным тоном. – Скорей всего, конечно, нет.

– Как мы здесь два дня просидим? – В глазах Ирины проглядывала паника.

– Здесь гораздо приятнее, чем в подвалах у Дарби, с его бестиарием… – Я вздохнул, стараясь не встречаться взглядом с окружающими людьми, чтобы не привлекать внимания.

Ирина тоже вздохнула и уткнулась носом мне в плечо. Я ощутил ее горячее дыхание.

– Слышь, братишка, сигаретами не богат? – раздался слева сиплый голос парня в драном комбезе.

Его лицо пахнуло перегаром и запахом давно не мытого тела, сверкнуло несколько никелированных зубов сквозь потрескавшиеся губы, окруженные двухдневной серой щетиной, среди которой рядом с мясистым носом блестели воспаленные веки. Ирина вздрогнула. Я молча полез в карман и извлек сигарету из пачки, купленной на Горной.

– Спасибо, братан! – Он часто закивал, принимая сигарету. – Сам-то откуда?

– Я с Маринера, – со вздохом ответил я.

– А-а-а, – протянул он как-то отстраненно, чиркая пьезоэлементом.

На его руке красовалась расплывшаяся татуировка в виде головы в дорическом шлеме, напоминающей бога войны. На фалангах пальцев было наколото по одной букве, складывающихся в имя «СТЕН». Он явно был настроен на общение, а я – не особо.

– Тебя как кличут? – опять спросил он, заглядывая мне в глаза скорее внимательно, нежели заискивающе.

Я понял, что от него не отвертеться.

– Странный, – ответил я.

– Че-то я про тебя слыхал. – Он задумчиво прищурился. – А… ты из этих… из землюков… Я к ним нормально… Жиган ты, видно… Меня звать Кадык – я с Елизея…

Я рассеянно кивнул…

– Жесть тут, согласен? – Он отвернулся на секунду в сторону, чтобы сделать глубокую, шумную и жадную затяжку, будто он не курил очень долгое время, хотя весь вагон был подернут легким туманом табачного дыма.

Я опять кивнул.

Он некоторое время смотрел на меня изучающе, затем отвернулся и зачем-то кивнул, видно, каким-то собственным мыслям.

– Я сам-то на буровой работаю, – продолжил Кадык, глядя в сторону, словно обращаясь в пустое пространство, – тебе откроюсь, только молчи: решил я с кичмана[27] соскочить. Ты же поезд ждешь? А я типа на карантине: как поезд приедет, с тобой ломанусь…

– А как же ваша охрана? – я насторожился.

– Ты не кони – охрана подогретая[28], – он махнул рукой. – Я тебя не напарю, просто пристроюсь рядом на выход.

– Да мне-то что, – покачал я головой, – только не чуди…

– Да мне фраерить нет резона. – Он выпустил несколько плотных колечек дыма. – Время сейчас мутное: на киче краше, чем в бегах, но жизнь прижмет – беги вперед. Не стал бы я отсюда бечь, так здесь гниль пошла… Я скажу тебе так, кентуха[29]: они все брешут…

– По поводу? – вяло спросил я.

– Они говорят про какой-то грипп? – Он выпустил дым вбок. – А это с кадаврами проблемы – какой-то фраер цапанул их трупный яд…

– Какой там, к чертям, трупный яд? – не выдержал я. – Это же просто мутанты.

– Ты что, землюк, не в курсях? Это же порождения тьмы! – Он вытаращил глаза. – Они же, когда оголодают, людишек хавают!

– Слушай, Кадык, я хоть и землюк, но уже несколько лет в Охотниках – всякого поглядел. – Я снял с пояса флягу, которую успел наполнить еще в деревне, и, отхлебнув сам, предложил ему. – Ты лучше скажи, как тебя сюда занесло?

– Ни фига сложного. – Он ухмыльнулся и вновь кивнул сам себе. – С бригадиром повздорил на рудниках, в Елизее, побежал… а на Шалманке спалился… Я раньше мотористом на горнопроходном лазере был, а до этого вообще… на краулере механиком, а перед этим спортом занимался…

Он вдруг замолчал, некоторое время бросая в мою сторону беглые взгляды.

– А ты, это… А баба твоя? – спросил он с неожиданным интересом.

– Это моя жена, – сказал я, нахмурясь.

Кадык моментально сменил тему:

– Так вот, слушай, они там в шестой скважине нефть нашли, так в той смене четверо кадавров было. Какой-то газ оттуда похреначил, трупаки его обнюхались, и один из них бригадиру палец откусил, я реально видел, а тот потом… – Было ощущение, что он говорит сам с собой…