Священное Писание Ветхого Завета. Часть 2. - Иерей Геннадий Егоров

Еп. Афанасий (Сахаров) [5, с. 98–100].

«В качестве торжественной воскресной кафизмы непорочны вносятся и в заупокойные последования, при поминовении скончавшихся в надежде воскресения и жизни, и как бы в подтверждение этой надежды и в утешение скорбящим о разлуке, которая должна окончиться воскресением. И самое содержание псалма 118 не о смерти напоминает, а к жизни возвращает мысль. Об ужасах смерти нет речи в нем. В нем, наоборот, многократные просьбы: «живи мя», даруй мне жизнь (Пс. 118:17, 25, 37, 40, 88, 107, 149, 154, 157, 159), подкрепляемые исповеданием, что и до сих пор Господь через слово Свое оживляет меня (118:50) и потому переходящие в твердую уверенность, что я — всякий верный закону — «жив буду» (Пс. 118:77, 116, 144), жив буду для вечности (118:93), «жива будет душа моя» (118:175).

Непорочны — это песнь о законе, это исповедание души, восторгающейся Божиим законом, скорбящей о своих отступлениях от него, умоляющей Господа быть милостивым. На воскресной утрени это исповедание от лица всех молящихся, поэтому оно поется все подряд без всяких припевов. На заупокойном богослужении это исповедание от лица усопших. Но и живущие — предстоящие, не желая остаться только слушателями и свидетелями этого исповедания, прерывают его частыми взываниями ко Господу и от себя, и от лица всей Церкви. И соответственно различному назначению различных заупокойных последований, на каждом особые припевы, особый способ исполнения».

Прп. Симеон Новый Богослов [48, т. 1, 78–79].

«Молитва и пение божественных псалмов не что иное есть, как беседование с Богом, в коем мы или умоляем Его, да дарует нам, что сообразно Богу даровать человекам, или прославляем Его за все творения, сотворенные Им, или воспеваем чудеса Его, какие от века по временам творил Он во славу Свою, во спасение людей и в воздаяние и наказание неправедных и злых, — или возвещаем промыслительные действия Его, кои по домостроительству Своему совершает Он таинственно и сокровенно, — или величаем великое таинство вочеловечения Сына и Слова Божия, именно как Сын Божий, не отлучаясь от всего прочего творения, отлучился в пренепорочное чрево Приснодевы Марии и соделался человеком, родился и воспитался и явил нам житие и жизнь божественные, распялся, умер и воскрес из мертвых, даровав через то и роду человеческому надежду воскресения и жизни вечной, и вознесся яко человек на небеса, чтобы ниспослать на верующих в Него, от Единого Бога Отца исходящего Духа Святого, Которого от начала имел первый человек и лишился за неверие свое, когда не поверил словесам Божиим».

Свт. Григорий Нисский. О надписании псалмов [13].

«Весь состав псалмов делится на пять частей. И в сих отделах есть некое искусственное расположение и распределение. Объем сих отделов делается явным, однообразно заключаясь некими славословиями Богу, которые можно знать по указанному у нас разделению псалмопения. Число же псалмопении в каждом отделе следующее: в первом их сорок, во втором — тридцать одно; в третьем — семнадцать, в четвертом — столько же, в пятом — сорок и пять.

Посему, время теперь кратко сказать о том искусственном порядке, какой приметили мы в сих отделах. В первом отделе Пророк живущих порочно удерживает от неуместного заблуждения, привлекает же к избранию лучшего, чтобы не следовали они более обольщениям нечестивых, не стояли твердой ногою на дурной стезе греха, не предавались пороку, постоянно и глубоко в них укоренившемуся, но прилеплялись к закону Божественному, при поучении себя в оном преуспев в непогрешительном шествии так, чтобы, подобно древу, укоренился в них навык к лучшему, поддерживаемый Божественными учениями. Посему, первое вступление на путь добра есть удаление от противоположного, следствием чего бывает общение с лучшим.

II. Вкусивший уже добродетели и собственным опытом уразумевший свойство добра, бывает таков не потому, что какой-то необходимостью и по вразумлениям других отвлекается от пристрастия к пороку и обращает взор к добродетели, но потому, что паче всего жаждет лучшего; ибо неопределимое и сильное желание псалмопевец уподобляет жажде, приискав между животными породу наиболее чувствительную к жажде, чтобы сила пожелания наипаче выразилась примером животного, чрезмерно жаждущего (Пс. 41:2). Посему, кто по первой части псалмопения предначал добродетельную жизнь, вкушением познал сладость вожделенного, истребил в себе всякий пресмыкающийся вид похотения,… тот общения с Богом возжаждет паче, или столько же, как и елень желаешь на источники водныя (Пс. 41:2). А достигшему источника после чрезмерной жажд, естественно столько поглотить воды, сколько станет пожелания и сил вместить. Но кто принял в себя желаемое, тот полон того, чего желал; потому что соделавшееся полным не пустеет снова, подобно полноте в теле; и питие не остается недейственным само в себе, а, напротив того, Божественный Источник, в ком бы он ни был, в Себя претворяет к Нему прикоснувшегося и сообщает тому собственную Свою силу.

III. Но Божеству, собственно, принадлежат сила надзора над существами и действенность. Посему, кто имеет в себе, чего желал, тот сам делается надзирателем и прозирает в естество существ. Потому третьему отделу псалмопения положено такое начало, на основании которого Писание (Пс. 72) исследует наипаче, каким образом правда суда Божия сохранится при видимом житейском безурядстве, когда всего чаще не по достоинству произволения достается людям благоденствие в настоящей жизни; потому что в одном и том же нередко можно усмотреть две крайности, а именно: человек дошел до последней ступени порока и стоит на самом верху благоденствия….

Посему, кто возвышен разумом, и, как бы с высокой какой башни, простирает око на отдаленные предметы, тот видит, в чем состоит разность порока и добродетели, а именно, что суд о них совершается не по настоящему, но по последнему….

А приобретающий блага небесные вслед за тем присовокупляет: мне же прилеплятися Богови благо есть, полагати на Господа упование мое (28), показывая, что, некоторым образом, тот входит в единение с Богом, кто прилепляется к Нему упованием и делается с Ним едино.

IV. Итак, в третьем отделе, по совершении такого восхождения в высоту, до такой меры вознесенный мыслью и вступив ещё на высшую степень, человек делается сам себя больше и выше в четвертой части, как бы подобно Павлу, вошедши на третье некое небо и став выше пройденных дотоле высот; потому что вступает туда не как простой человек, но как прилепившийся уже к Богу и вступивший с Ним в единение. Слово же, начиная следующую часть, говорит так: молитва Моисею, человеку Божию (Пс. 89,1).

Он-то служит начало вождем в четвертом восхождении и вместе с собою возносит того, кто, пройдя уже три указанные прежде ступени, соделался великим. Ибо кто на сей высоте, тот, некоторым образом, стоит на общем пределе изменяемого и Неизменяемого естества, соответственно сему посредствует между крайностями, Богу принося моления за изменившихся по причине греха, помилование же передавая от Превысшей власти имеющим нужду в помиловании. Почему и из сего можем дознать, что, чем более далек кто от перстного и земного, тем паче приближается к Естеству, превосходящему всякий ум, и благотворностью уподобляется Божеству, делая то, что свойственно Естеству Божественному; свойственным же называю благотворить всякому, имеющему нужду в благотворении, в той именно мере, в какой то для него потребно.

Так Пророк разумение восходящих с ним вместе возносит на четвертую степень псаломского восхождения и поставляет выше всякой суеты, о какой заботятся многие в настоящей жизни, показывая им, что, подобная паутине и несостоятельная вещественной жизни обольстительность, приводит осуетившихся ни к какому доброму концу.

V. Вслед за сим, способного идти за ним до высоты и твердым крылом расторгшего сплетения житейских паутин, Пророк в пятой части псалмов возводит как бы на какую вершину, на высочайшую степень созерцания. Едва опушившиеся и неокрепшие при слабом и не быстром полете, подобно мухам, лакомясь липкостями настоящей жизни, как мрежами какими, оплетаются и опутываются сетью таковых нитей, разумею, забавы, почести, славу и различные пожелания и, как бы обернутые паутинными какими тканями, делаются добычею и пищею этого зверя, уловляющего их такими вещами. А если кто по естеству быстр, как орел, неуклонным оком души взирает на луч света и, простираясь в высоту, приблизится к таким паутинным тканям; то при одном взмахе крыл в стремительности полета уничтожает все, сему подобное, что ни приблизилось бы к крылам.

И такового возвышенный Пророк, восхитив с собою, ведет на вершину пятого восхождения, в котором заключается как бы вся полнота и главизна человеческого спасения, ибо в объясненном выше псалме словами Моисеевыми изложив пространно любомудрое учение об изменяемом и неизменяемом, и именно, что одно всегда пребывает тем, что оно есть, а другое непрестанно делается тем, чем оно не есть; потому что изменение есть переход из того, каким есть, в то, каким не есть, и, показав, что естество наше свободно одною и тою же силою, как ниспадает во зло, так через обращение снова возводится к добру, и потому возможно светлости Божией снова воссиять в жизни человеческой, теперь открывает в слове всю благодать, подаваемую нам Богом, многообразно представляя ее взору тех, которые с высоты смотрят на чудеса Божии. Ибо не удовольствовался тем, чтобы в одном виде показать благодать, а напротив того, в различных видах изображает бедствия, в какие впали мы, по наклонности к злу, и многообразно описывает оказываемое нам Богом содействие в добре, чтобы преизбыточествовали поводы к благодарению, когда по мере благ избыточествует благодарность к Богу.