Следователь - Александр Н. Александров
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Врача», билась мысль в голове у Фигаро. «Мне срочно нужен врач… Нет, врач не поможет. Нужен алхимик, нужен Сальдо… Дьявол, почему здесь нет алхимика? Где же…»
— Помогите мне.
Следователь медленно поднял глаза.
Марина Флер, на бегу срывая с рук перчатки, упала перед Вивальди на колени рядом со следователем. Рванула воротничок рубашки псионика — в снег полетели оторванные пуговицы.
— Дайте Вашу руку.
Плохо понимая, что делает, Фигаро протянул девушке ладонь. Та сжала ее с такой силой, что едва не переломала следователю пальцы. Другая ладонь Марины слабо засветилась, окутываясь мягким жемчужным облачком.
Она действовала быстро и сосредоточенно. Без лишних эмоций, без слез, полностью отдавшись работе, точно военная медсестра. Ее рука коснулась груди Вивальди, пальцы заскользили по коже, вливая жизнь в умирающее тело, замирая в местах «вита-средоточий», отдавая целебный свет — не истерически и без разбору, но напротив: расчетливо и умело.
Фигаро почувствовал, как волоски на его руках встали дыбом. Зашипели, затрещали маленькие шарики молний, срываясь с его ресниц, бровей, с ворсинок на шляпе. Эфир пришел в движение, завихрился, сплетаясь в узоры колдовских формул. Как прутиком по снегу, как пальцами по губам, как ноты в новую симфонию. Марина не забирала у следователя силу — такого рода навыки присущи лишь Легким Вампирам, а только использовала его как трансформатор для своих врожденный способностей. Девушка как бы просила Фигаро поддержать ее под руку на очень крутой лестнице.
Следователь помогал.
Марина работала.
— Фигаро… Вы можете мне помочь опустится глубже основных центров? Я не успеваю…
— Марина…
— Надо перезапустить главный вита-центр и…
— Марина… Все кончено.
— Нет…
— Марина… — Фигаро мягко вынул свою ладонь из ее руки и аккуратно сжал плечо девушки. — Это яд. Он умер.
— Нет, — ее глаза потемнели; одинокая слезинка сорвалась с ресниц и упала на ладонь Вивальди. — Я могу… Я…
Следователь, молча, покачал головой.
И тут внезапно глаза Виктора Вивальди открылись.
Во взгляде псионика не было боли, только одинокая искра жизни, угасающая на глазах. Он улыбнулся и что-то прошептал. Следователь не расслышал, что именно сказал Вивальди, но Марина, похоже, поняла. Слезы в два ручья хлынули из ее глаз и девушка, протянувшись, коснулась руки Вивальди.
Фигаро почувствовал пси-волну — слабую, но необычайно глубокую, похожую на отдаленный удар колокола. Она эхом прокатилась по закоулкам его памяти, и на какой-то миг следователь почти понял, что именно сделал Вивальди.
А затем взгляд псионика застыл.
Фигаро медленно встал с колен, снял с головы котелок и посмотрел в небо. Очень красивое небо, в котором таяли последние клочья снежных туч и одна за другой загорались первые вечерние звезды.
«Раньше мы думали, что умирая, отправляемся туда», подумал он. «Но потом поняли, что это не так. И это правильно. Если бы люди, что нам дороги, действительно улетали в эту синюю высоту, это было бы, как минимум, несправедливо. Все равно, что сбежать за день до свадьбы. Подлость…»
А по переулку к ним уже бежали люди.
Главная допросная комната Центрального Инквизитория была абсолютно лишена той хмурой однозначности, которую подразумевало ее название. И если обитые сталью стены, привинченная к полу мебель и решетка водостока на полу еще как-то могли поддержать некое подобие мрачной атмосферы, то мягкие диванчики в велюровых цветочках, алхимическая лампа в стиле «модерн» на столе, веселые занавески на окнах с коваными решетками и канонический фикус в горшке разносили эту самую атмосферу вдребезги. Трех минут, проведенных в допросной, было достаточно для того чтобы понять: пыточных дел мастера сюда заходят, разве что, случайно, а в водосток на полу сливают не кровь, а грязную воду после влажной уборки.
Младший следователь Департамента Других Дел Фигаро и начальник тудымской жандармерии Винсент Смайл сидели у стола в удобных кожаных креслах с мягкими подголовниками, и пили крепкий английский чай из чашечек тончайшего венского фарфора. При задержании на них даже не надели наручники и, хотя у обоих отобрали оружие, а на Фигаро нацепили блокирующие вериги, колдовская «заглушка» на запястье у следователя абсолютно не стесняла движений и больше походила на ювелирное украшение, безвкусное и по-мещански аляповатое.
Старший инквизитор Френн сидел на крышке стола скрестив ноги, курил вонючие французские папиросы, и время от времени черкал что-то в маленьком блокноте, который, в нужные моменты с ловкостью фокусника, извлекал из воздуха. Инквизитор успел переодеться в коричневую клетчатую пару, что тоже не добавило ему внушительности: в таком наряде он больше напоминал пинкертоновского сыщика, измученного работой, семьей и больными почками.
Френн говорил уже минут двадцать. Сначала Фигаро слушал его краем уха, потом — подавшись вперед и открыв рот от изумления, и, наконец, недоверчиво-ошарашено, чувствуя, как мозг начинает потихоньку закипать.
-… Вот так обстоят дела, если рассказывать вкратце. — Инквизитор стряхнул пепел в чернильницу и хмуро посмотрел на жандарма. — Вообще, вся эта история — наглядный пример того, как из несогласованности действий двух ведомств и дурацкой самодеятельности получается всякая чепуха. Трагическая чепуха, Винсент! И не надо делать мину аки у невинного агнца — ты виноват не меньше остальных болванов!
— И давно вы «пасли» Вивальди? — Смайл сделал вид, что не услышал последней фразы инквизитора.
— Не больше двух недель. Вот его отцом мы занимались более двадцати лет. Черт, мы были почти на сто процентов уверенны, что Вивальди-старший — псионик! И сильный псионик! К сожалению, наша уверенность юридической силы не имела, а сам Вивальди был очень, очень осторожным. Кто бы мог подумать, что его сын… Такого просто не бывает!
— И как же вы узнали?
— Случайно. Через пару недель после похорон отца Вивальди. Двое пьяных грузчиков приставали на улице к девушке. Вивальди-младший ввязался в драку, но не рассчитал сил. Грузчики оказались дебелыми ребятами и уже собирались всадить нашему псионику нож под ребра. Ему пришлось сопротивляться, и он… слегка перестарался. Один из насильников помер на месте, а второй попал в больницу с тяжелыми побоями. Которые, надо понимать, сам себе и нанес. Когда наши агенты выяснили, что это работа псионика… В общем, они растерялись. Ведь псионик-то к этому времени, по идее, должен мирно лежать в
