Военные мемуары. Том 3. Спасение. 1944-1946 - Шарль де Голль

Наша страна в состоянии достичь этих целей при условии, что она останется сплоченной и будет действовать под четким руководством государства. Иначе как же она сможет добиться их, будучи разъединенной и неуправляемой? Но по мере того, как она становится свободной, я с горечью отмечаю, что различные политические силы стремятся отдалиться от меня и осуществлять свою политическую программу. Казалось бы, мне вполне дозволено продлить своего рода монархическое правление, которое я некогда взял на себя и которое затем получило единодушное одобрение. Но французский народ таков, какой он есть, и иным быть не может. Если он не захочет этого, никто не сможет ему навязать свое решение. На какие потрясения я обреку его, навязывая ему на неопределенное время свою абсолютную власть уже после того, как исчезла опасность, которая и вызвала потребность в ней? Во время войны все мои заявления, и я делал это намеренно, никогда не давали повода для сомнений в моем желании передать право решать этот вопрос народу, как только обстоятельства позволят организовать выборы. Если моя власть была постепенно признана, то в большой степени благодаря этому обязательству. Теперь же отказаться выполнить его означало бы поставить на моем деле печать мошенничества. Это также восстановило бы против меня страну, которую уже не интересовали бы благие причины такого самоуправства. Коммунисты, находившиеся на вершине популярности и своего влияния на народные массы, встали бы во главе оппозиции и одновременно назначили бы себя моими преемниками.

Тем более, что, за исключением периодов угрозы государству, не может быть диктатуры, которая продержалась бы длительное время, если только какая-нибудь фракция в парламенте, нацеленная на подавление других, не поддержала бы ее. Кроме того, являясь руководителем Франции, а не какого-либо класса или партии, я не стану возбуждать ненависть к кому бы то ни было, и у меня нет окружения, которое служило бы мне, чтобы я служил ему. Даже многие представители Сопротивления, хотя и остаются сентиментально верными идеалам, объединившим их, в области политики уже отошли от меня и каждый действует уже сам по себе. Одна армия могла бы предоставить мне средства для поддержания порядка в стране и заставить упорствующих смириться. Но такое военное всемогущество, установленное силой в мирное время, было бы неоправданным в глазах всех.

По сути, на чем всегда держалась и может держаться диктатура, если не на великой национальной амбиции или же боязни народа, которому угрожают? Франция пережила две империи. Она приветствовала первую в то время, когда чувствовала себя способной покорить Европу и когда больше не могла выносить беспорядки и смуту. Она согласилась на вторую, желая забыть унижение договоров, закрепивших ее поражение, и тревогу недавних социальных потрясений. И чем же закончили эти режимы, напоминавшие о временах правления Цезаря? Сегодня ни завоевания, ни реванш больше не привлекают граждан; массы не боятся ни вторжений, ни революций. Временную диктатуру, которую я осуществлял во время войны и которую я не побоюсь продлить или восстановить, если родина окажется в опасности, сейчас я не хочу поддерживать, поскольку спасение государства уже свершившийся факт. Итак, как я это и обещал, я передам право решения народу путем всеобщих выборов.

Но, отклоняя мысли о моем собственном правлении, я тем не менее остаюсь в убеждении, что нация нуждается в режиме, при котором власть будет сильной и прочной. Существующие партии неспособны дать ей такую власть, исключая коммунистов, правительство которых при необходимости опиралось бы на уже готовую организацию и которые нашли бы внутри страны решительную поддержку части населения, не считая помощи Советов, но при этом поставили бы Францию в зависимое положение. Я считаю, что ни одна из политических группировок сейчас не в состоянии руководить страной и государством. Хотя некоторые из них и могут получить на выборах значительное количество голосов, нет ни одной, которая, как она заявляет, представляла бы всеобщие интересы. Впрочем, каждая из них соберет лишь меньшинство голосов. Кроме того, многие избиратели отдадут в пользу какой-то из них свои бюллетени не потому, что голосуют за нее, а потому, что голосуют против других. Короче говоря, ни одна организация не располагает ни достаточным количеством членов, ни доверием народа, которые позволили бы ей претендовать на влияние в национальном масштабе.

За лозунгами еще пока не видна в полной мере тенденция к упадку этих партий. Страсть к созданию доктрин, бывшая когда-то крайне привлекательной стороной партийной деятельности, в эпоху материализма, равнодушную к идеалам, уже не приносит прежних дивидендов. Не вдохновляясь более принципами, не горя желанием привлекать все новых сторонников, современные партии неизбежно опустятся и сократятся до групп, представляющих интересы какой-либо категории населения. Если же власть вновь окажется в их распоряжении, то можно быть уверенным, что их руководители, делегаты, их партийный актив превратятся в политиков-профессионалов, делающих карьеру во власти. Борьба за государственные посты, влиятельные должности, места в администрации поглотит правящую партию до такой степени, что ее деятельность будет проходить в области, которую политики называют тактикой, но которая является лишь практикой компромисса, а иногда и отказа от своих принципов. Будучи партиями меньшинства, они будут вынуждены для обеспечения доступа к командным постам делить их со своими противниками. Отсюда вытекает двойное следствие: перед гражданами они будут противоречить сами себе, лишаясь их поддержки и элементарного самоуважения, при этом постоянное противостояние внутри правительства представителей оппозиционно настроенных групп приведет лишь к немощи власти.

Я же, зная нынешнюю политическую реальность во Франции и, с другой стороны, осознавая весь размах и сложность задач, стоящих перед государством, составил себе ясное представление о том, какими должны быть его институты. Чтобы прийти к такому плану, я учитывал, естественно, урок, полученный во время народного бедствия, последствия которого были исправлены с таким огромным трудом, свое знание людей и дел, понимание той роли, которую мне во многом диктовали обстоятельства в установлении Четвертой Республики.

По моему мнению, необходимо, чтобы у государства был глава, то есть руководитель, в котором нация могла бы видеть человека, ответственного за основу государства и гаранта ее судьбы. Необходимо также, чтобы осуществление исполнительной власти, служащей исключительно интересам всего сообщества, не происходило от парламента, объединяющего представителей разных партий, выражающих интересы узких групп. Эти условия требуют, чтобы глава государства не принадлежал ни к одной партии, назначался народом, сам назначал министров и имел право консультироваться со страной, либо путем референдума, либо путем учреждения ассамблей, и, наконец, чтобы он имел полномочия в случае опасности для Франции обеспечить целостность и независимость страны. Помимо обстоятельств, при которых президент обязан вмешаться, правительство и парламент должны сотрудничать, парламент имеет право контролировать правительство и смещать его, но при этом высшее должностное лицо страны является третейским судьей и имеет возможность прибегнуть к суду народа.

Я ясно понимал, что мой план столкнется с единой оппозицией большинства партий. Некоторые из них, по убеждению или из предосторожности, еще не решились выступить против де Голля. Другие, высказывая критику и предостережения, еще удерживаются от открытой борьбы. Даже коммунисты при всем изобилии мелких выпадов с их стороны остерегаются скрестить шпаги. Но очевидно, что в глобальной дискуссии, которая скоро разразится, раскол неизбежен. Под различными предлогами все партии на деле стремятся к тому, чтобы будущая конституция благословила режим, где властные структуры будут зависеть непосредственно и исключительно от них и где де Голлю или ему подобным не будет места, если только они не согласятся стать статистами. В этом плане уроки прошлого, существующая реальность, угроза будущего абсолютно ничего не меняют в их видении мира и в их требованиях.

Хотя Третья Республика постоянно находилась в состоянии полной неуравновешенности и закончила тем, что рухнула в пропасть, политические партии видят в этом удобную возможность сваливать вину на других, а вовсе не необходимость отказаться от своих прежних заблуждений. Хотя Франция не может воспрянуть без единения всего народа и без главенства признанной и прочной власти, эти принципы совершенно чужды их кругу. Для них, наоборот, речь идет о борьбе с конкурентами, возбуждении тех страстей и требований, в которых они находят поддержку, захвате власти не для того, чтобы служить стране в целом, но для осуществления своей частной программы во благо поддерживающей их группировке. Мысль о том, чтобы де Голль, преуспевший в объединении нации и руководстве ее спасением, продолжал оставаться во главе страны, их не устраивает. Да, они стараются расточать ему похвалы. Сегодня из привязанности, а завтра из предусмотрительности они допускают, что его уход потребует перемен. Они даже пытаются представить себе, на какой бы декоративный пост его можно было отодвинуть. Но никто из них не предусматривает того, чтобы управление делами оставалось долгое время в руках лица, одно присутствие которого было бы несовместимо с их представлениями о власти.