Пуля нашла героя (География одиночного выстрела - 3) - Андрей Курков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
"Надо что-то сделать... - думал Добрынин. - Если б это город был так хоть улицу можно было бы назвать... А так... Хоть памятник нужно поставить".
Казалось, что эта мысль сама себя развивает, а Добрынин только следит за ней, готовый прислушаться к любому ее совету или решению.
"Надо памятник поставить", - повторила мысль.
И Добрынин охотно согласился.
"Нельзя отсюда уехать до того, как появится памятник майору Никифорову", решительно заявила мысль.
Добрынин, приняв решение мысли за свое собственное, выглянул в окно, на глаз проверяя время вечера по сочности заоконной темноты. Было, видимо, около одиннадцати.
Встал, вышел из домика. На площадке было пронизывающе холодно.
В окошке общежития второго этажа, там, где жили рабочие, горел свет.
Поднялся к ним, механически стукнув в двери, зашел.
Но в комнате никого не было. Только записка на столе:
"Хлеб, соль и масло в тумбочке. Отдохните. Света".
Теперь Добрынин знал, где искать глухонемых. Конечно, они были в цеху. И почему забыл он вдруг после чтения рассказа о том, что работают они теперь и по ночам?
Они действительно были в цеху. Трудились, видно, только-только начали доводить новые заготовки.
Добрынин увидел на верстаке одного из рабочих карандаш и бумагу.
Взял и написал: "Давайте после успешного запуска памятник Никифорову построим".
Показал Севе - он стоял и работал напильником ближе всех к народному контролеру.
Сева прочитал, передал записку Григорию. Постепенно она обошла всех. Они, отвлекшись от многогранных заготовок, переговорили. Потом Сева перевел взгляд на Добрынина и кивнул.
Добрынин счастливо улыбнулся. Помахал рукой и вышел на холодную темную площадку Высоты Н. На душе у него было спокойно. Постояв минутку и бросив один незначительный взгляд на затянутое тучами небо, пошел Добрынин к себе. Организм требовал сна, как голова требует мысли.
В ночь с четверга на пятницу капитан Медведев неожиданно разбудил Добрынина. Без стука он ворвался в комнату, включил свет и, подойдя к кровати, принялся тормошить спящего народного контролера, пока тот не подпрыгнул на кровати, испуганно мигая глазами и не понимая, что происходит.
- Пал Алексаныч! Пал Алексаныч! - Медведев перестал дергать Добрынина и, наклонившись над ним, смотрел радостным взглядом прямо в глаза народному контролеру. - Мы победили!
- Кого? - спросил ошарашенный, все еще не пришедший в себя Добрынин.
- Америку, Америку! - говорил счастливый Медведев. - Метеорит наш долетел! Слышите!
Добрынин поднялся и сел на кровати. Гудело в голове что-то, видно, из-за столь резкого пробуждения. Он подавил себе на виски пальцами.
- Долетел? - переспросил капитана. - Да?
- Долетел! - подтвердил капитан. - Только что американское радио передало. Сказали, что подробности будут позже. Они почему-то думают, что этот метеорит прилетел к ним из космоса, как письмо с другой планеты! Просто смешно, такая большая страна и в сказки верит!.. Пойдемте к радиостанции, будем ждать подробностей, а потом можно будет и в Москву радировать.
Добрынин не спеша оделся.
В маленькой комнате, где находилась радиостанция, они устроились на двух жестких стульях. Американский голос негромко журчал в эфире.
- Это они про кино сейчас рассказывают. Следующие новости будут через двадцать минут, - сообщил капитан.
Двадцать минут спустя капитан уже сидел перед радиостанцией, зажав в руке карандаш и открыв перед собой тетрадь. Ждал информации.
Наконец прозвучал музыкальный аккорд, и после него запипикали сигналы точного американского времени.
- У них только вечер начинается, - сказал капитан.
- Как это, какой вечер?
- Еще вчерашний, - пояснил Медведев. - Они ж на полдня позже нас живут.
Добрынин удивился, покачал головой, пытаясь это понять, но бросил, так и не поняв до конца.
Снова зажурчал знакомый непонятный голос.
Добрынин следил за дрожавшим в руке капитана карандашом, и вдруг карандаш опустился на тетрадный лист и пошел выписывать что-то мелким прыгающим почерком.
Потянулись напряженные секунды, потом минуты. Добрынин видел, как изменяется выражение лица капитана, как он вдруг улыбается, потом становится серьезным и задумчивым, и снова улыбается.
Наконец карандаш опустился на стол, и капитан размял уставшие пальцы правой руки.
- Ну что там? Точно наш? - спросил Добрынин.
- Наш, - капитан кивнул. - Граненый. Надо же - упал на офицерскую столовую авиабазы в штате Кентукки. Трое убитых и восьмеро раненых офицеров. Но самое смешное-то, самое смешное! Значит, так: они говорят, что научное значение этого метеорита важнее погибших и раненых, так как им уже ясно, что этот метеорит им из космоса прислали и он содержит какую-то записку что ли... - и тут капитан задумался. - Там же ничего не могло быть написано?
- Нет, - ответил Добрынин. - А они не сказали, что там написано?
- Сказали - больше подробностей будет в следующих новостях. Через час. Подождем?
- Надо подождать, - поддержал Добрынин и тут же зевнул, а следом за ним зевнул и Медведев.
- Крепкий чай надо сделать, - сказал капитан. - Я сейчас сделаю, а вы. Пал Алексаныч, посидите...
Оставшись один на один с приглушенным, почти "выкрученным" радиоголосом, Добрынин уперся локтями в поверхность стола, а подбородком в ладони. Его снова клонило в дрему, и какой-то пока негромкий, но назойливый шум возник в голове. Но в то же время замедленные, но живые мысли шевелились, порождая друг друга, и думал народный контролер, что подходит к концу его, может быть, последнее серьезное задание, и что скоро, конечно, после того, как поставят они с рабочими памятник майору Никифорову (почему-то не хотелось Добрынину в мыслях называть Никифорова подполковником или даже посмертным подполковником), поедет он сначала в Москву, чтобы отрапортовать своему другу генералу Волчанову, а потом уже в Киев, где его ждет встреча с дочерью и ее семьей. Может, тогда он и останется в Киеве, будет возиться с внуками или правнуками, получит там где-нибудь недалеко от дочери маленькую квартирку - разве не заслужил? - и станет доживать свой век, рассказывая своим и чужим внукам о таком богатом и героическом прошлом, не только о своем, конечно.
Мысли текли неспешно, плавно. А глаза закрывались, и, находясь на грани двух состояний, Добрынин пощипывал себе щеки, чтобы не провалиться в тяжелый сидячий сон, после которого, как он знал из прошлого, обязательно наступает головная боль.
К счастью, вскоре вернулся с чайником и двумя кружками Медведев. И народный контролер ожил.
Медведев покрутил ручку громкости - голос опять зазвучал уверенно и четко. Но тут же капитан приглушил его, кивнул сам себе.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});