В постели с тираном 2. Опасные связи - Диан Дюкре

Благоговейность, к которой располагает паломничество в Мекку, и вид множества погибших в ходе беспорядков людей вызывают у супруги Хомейни желание ослабить распри, разобщающие ее родственников и близких знакомых. Она отправляет из Мекки послание Банисадру, который находится в изгнании во Франции. «Она просила меня простить и не держать зла на ее мужа за то, что произошло. Она призывала меня к примирению во имя Ирана. Я подумал, что это обман», – вспоминает Банисадр.

Рухолла, дожидающийся Хадижу в Тегеране, очень болен: рак в последней стадии, сердце слабеет. Зрение резко ухудшилось, и аятолла почти не участвует в управлении страной. Он отказывается показываться на людях в очках, опасаясь выдать свою слабость, это стало бы для него концом его политической карьеры. После ужасного покушения, которое было совершено на Хомейни 28 июня 1981 года и после которого были казнены 70 высокопоставленных функционеров Партии исламской республики (в том числе 10 членов правительства), он живет как в монастыре в квартале Джамаран, в котором один из его последователей подарил ему дом.

Видя, что новый политический режим в Иране ослаб, Ирак – давнишний враг Ирана, управляемый Саддамом Хусейном – начинает вести боевые действия гораздо более активно и оказывает беспрецедентное давление на Тегеран. Жители квартала Джамаран постепенно выдворяются из своих домов бойцами Корпуса стражей исламской революции, и в 1984 году в нем не остается уже никого, кроме имама и близких к нему людей. Квартал отныне предназначен только для Хомейни, который живет в нем, словно пленник: он никогда его не покидает.

Хадижа благополучно возвращается из своего путешествия. Рухолла ее наконец дождался. Однако для обоих эта разлука была серьезным испытанием, которое оставило свои следы. Когда в 1988 году война с Ираком прекращается, Хомейни воспринимает такой мир как ужасное унижение, потому что после восьми лет сражений стороны вернулись к тому же положению, в котором они находились на момент начала боевых действий. Давая согласие на заключение соглашения о перемирии, аятолла подумывает о том, чтобы покончить с собой, приняв яд[208]. В очередной раз лишь присутствие рядом Хадижи утешает его и позволяет побороть уныние.

Состояние здоровья этого «ниспровергателя авторитетов» становится безнадежным. Хомейни медленно угасает в кругу близких людей – и от болезни, и от старости. Выходя из бессознательного состояния, в которое он время от времени впадает из-за мучающей его боли, он тут же задает какой-нибудь вопрос о своей дорогой Хадиже. «Каждый раз, когда открывал глаза, он, если мог говорить, спрашивал у нас: “Как себя чувствует ваша мама?”» – вспоминает одна из дочерей четы Хомейни.

– Она чувствует себя хорошо. Вы хотите, чтобы мы позвали ее?

– Нет, у нее болит спина. Пусть она отдыхает, – вот и все, что он говорит в ответ.

Третьего июня 1989 года родственники аятоллы собрались у постели имама. Он умирает. Атмосфера в комнате напряженная, все молчат. Некоторые из присутствующих едва сдерживают слезы. Рухолла, хотя очень ослабел, заставляет себя улыбнуться в последний раз и затем, медленно произнося слова, дает последние рекомендации. Его невестка Фатеме вспоминает, что он сказал следующее: «Я уже не поправлюсь. Я не хочу, чтобы вы выказывали горе или страх, и я прошу Бога, чтобы он дал вам терпение. Постарайтесь не плакать и не причитать». Последний диалог состоится между ним и женщиной, на которой женился его сын Ахмад и к которой он питает особое расположение.

– Вы, если этого возжелает Аллах, выздоровеете, – пытается она его подбодрить.

– Я уже не поправлюсь… Позвольте мне сказать вам вот это: переход в иной мир очень труден… Переход в иной мир очень труден.

– Если вы будете говорить так, мы утратим всякую надежду […]. Если он труден для вас, то как же быть нам? Мы испытываем страх и замешательство.

– Я не сделал ни одного доброго дела, которому мог бы порадоваться. Я надеюсь только на милость Аллаха, и поскольку я не сделал ни одного доброго дела, я чувствую себя неуверенно. […] Переходить в иной мир трудно. Переходить в иной мир трудно, – говорит он, а затем врачи просят всех покинуть комнату, чтобы никто не мешал имаму делать свои последние шаги по «узкой дороге».

Хадижа в очередной раз надевает траур. Она, провозглашенная «матерью революции», после смерти мужа напомнит всем свое настоящее имя. Когда Хомейни пришел к власти, все стали называть ее «Батул», что означает «Дева». Ее дочь Захра вспоминает, что причиной этому стало недоразумение, достойное бульварной комедии: «Как-то раз кто-то по ошибке написал, что ее зовут Батул, хотя в действительности так звали ее служанку. Моя мать ненавидела это имя»67. Тем не менее имя прижилось, так как аятолла не хотел привлекать внимания к своей жене, а потому не стал требовать исправить эту ошибку.

Вдова

По иронии судьбы супруга Рухоллы Хомейни лишь в возрасте 73 года предстает перед народом под своим настоящим именем – Хадижа Сагафи, – причем происходит это тогда, когда она становится вдовой. Она больше не красит волосы хной, и с каждым новым месяцем, который она проводит в одиночестве, без своего покойного мужа, седые участки волос у корней становятся все более длинными. В том же доме, в котором они раньше жили вместе, Хадижа продолжает принимать тех, кто хочет с ней увидеться: вдова аятоллы хочет играть роль супруги духовного лидера Ирана до самой своей смерти.

Позабыв о своем аристократическом происхождении, она воссоздает ту обстановку бедности и аскетизма, в которой некогда жил ее супруг. Посетителям дают странные пластиковые тарелки, украшенные утками. На эти тарелки она кладет финики и ломтики арбуза – кушанья, которые обожал Рухолла. «Мне жаль, что я принимаю вас вот так по-простецки, – оправдывается она, – но в течение восьмидесяти семи лет своей жизни мой муж всегда отдавал предпочтение простоте».

Политика снова настигнет ее в этой новой ипостаси, которая вроде бы должна обеспечить ей покой. Ее младший сын Ахмад, полагаясь на тот опыт, который он получил на посту начальника канцелярии при своем отце, через несколько месяцев после его смерти пытается стать президентом Ирана. Однако на этот пост выбирают не его, а его соперника Рафсанджани. Ахмад продолжает борьбу против могущественного аятоллы, но у него нет той поддержки со стороны народных масс и того авторитета, которые имелись у отца. В 1995 году он неожиданно умирает от сердечного приступа в возрасте чуть более пятидесяти лет. Хадижа теряет своего второго и последнего сына и впадает от этого в глубокую апатию. «Она не смогла ничего сказать. Рафсанджани настоятельно порекомендовал ей и ее близким родственникам не устраивать широкомасштабного траура, чтобы не причинить вред существующему режиму»68, – вспоминает Фируза Банисадр.