Тропа Исполинов - Феликс Эльдемуров
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И вот, однажды вечером он, бережно сжимая в руках папку с самыми лучшими работами, снова постучал в дверь мастерской главы школы.
В ночь перед этим событием его посетил ужасный сон.
Что-то тёмное, напоминавшее гигантскую птицу, огромное как поле, опустилось за городом. Из глубины чудовищного брюха опустилась лестница и все жители города потянулись к этой лестнице.
Они поднимались и там, внутри, в огромном зале, снимали друг с друга одежду. Далее они стадом брели в обширный водный зал, где, смеясь и брызгаясь, отмывали тела от пота и грязи. Ещё далее - столь же огромный зал с бассейном, наполненным жидким тёплым маслом. Окунувшись в масло, люди, оставляя по полу жирные капли, весело спешили в следующий зал, где вываливались в муке. В последнем зале дышали жаром и шипели раскалённые сковородки...
Странно, но до этого ему никогда не снились кошмары. Или... то был не кошмар? Быть может, он действительно перезанимался?
Надо будет рассказать обо всем Хэбруду.
С ним у Тинча в последние дни сложились особенно добрые отношения. Тинч знал, что старина Хэбруд - невысокого роста, бородатый, внешне не особенно заметный, был человеком далеко не простым. При самой первой их встрече Хэбруд спросил:
- А скажи-ка мне, Хромой, ты был хромым всегда или...
- Или, - отрезал Тинч.
- Тебе известно, что на третьем этаже есть гимнастический зал? А может быть, ты решил всю жизнь оставаться хромым?
Тинч не знал, что ответить, а наверное - и как благодарить. Вскоре он, помимо учёбы и работы, под учительством самого Хэбруда, вовсю бегал, занимался приседаниями и прыжками, даже похаживал "гусиным шажком", преодолевая боли в ногах, спине, во всем теле. Лазать по канату Хэбруд заставлял его обязательно с использованием ног - приглядевшись, на что способны крепкие руки молодого Даурадеса.
- Ты не хитри, не хитри! Знаю, твоими ручонками можно орехи давить. Ты давай ногами, ногами!
- Хорошо! А теперь - на перекладину...
Меж щиколоток Тинча, в то время, как он болтался на турнике, вставляли листок бумаги, который надлежало не только не выронить, но главное - не помять.
Однажды Хэбруд, заметив, что начинающий подавать надежды ученик ведет себя как-то скованно, подозвал его к себе:
- Что с тобой сегодня?
Тогда Тинч рассказал ему...
Очень реально, как наяву, он видел туманную горную тропу - хотя сам в настоящих горах не бывал никогда. Тем не менее, он понял, что это именно она, почти заросшая колючим кустарником, узкая, с выпирающими тупыми камнями. По тропе гуськом пробирались нагруженные вещами люди, и среди них была Айхо. Она шла последней и очень боялась - в двух шагах, под обрывом не было ничего, кроме пустоты, в которой клубился туман и глуховато шумела, где-то в самой глубине, невидимая в облаках водной пыли река... И тут внезапно кто-то, шедший впереди, неловко отпустил ветку. Гибкая колючая плеть ударила Олеону по глазам. Тинч с ужасом увидел, что теперь у нее нет глаз... Он видел, как она, стискивая зубы, чтобы не закричать, закрыв лицо ладонями, пытается нащупать дорогу и всё ближе, шаг за шагом, подходит к краю пропасти...
Он проснулся. И весь день прошёл как бы в том самом тумане. Он почему-то знал, что всё оно так и будет.
Некрасивое, в оспинах, сочувственное лицо Хэбруда предстало перед ним.
- А знаешь, Тинч, ведь это может быть вещий сон...
Мог бы не объяснять.
- И что теперь делать? - хмуро спросил он.
- Попробуй... Погоди. Давай-ка, присядь.
Холодные как лёд пальцы касаются его висков.
- Чувствуешь?
Тинч не понял, что именно надо чувствовать, но послушно кивнул головой.
- Хорошо, - продолжает Хэбруд, отнимая руки. - А теперь попробуй восстановить сон с самого начала. Что ты видишь?
- Людей. Их много, нет - их несколько. Несут какие-то вещи... узлы... от кого-то спасаются. С ними... дети.
- Ты видишь Айхо?
- Она идет последней. В лицо ей...
- Стоп! Ты видишь: ветка остановилась, и ты видишь ее как бы висящей в воздухе. Так или нет?
- Так. Вижу... листья - они какие-то странные, круглые, длинные толстые шипы, они пучками по стеблю. Они кожистые и не опадают на зиму... Хэбруд, она начинает двигаться!
- Ладонь, Тинчи! Подставь ладонь!
- Подставил... Ааа!
- Схватил?
- Да-а...
- Держи и не отпускай, пусть даже будет больно! Как там Айхо?
- Она... она успела пригнуться. Ветка прошла... над её головой. Нет, слегка задела... скользнула по лбу... Ей больно! Теперь она... выпрямилась. Прислушивается. Она слышит... она слушает. Она слышала мой крик! Айхо!.. Оглянулась. Вытирает платком кровь. Ничего, это не страшно, до свадьбы... заживёт. Теперь идёт дальше, за всеми...
- Теперь всё в порядке, Тинч? Тинчи! Возвращайся!
И Тинч видит вновь гимнастический зал и учителя, бледного, пристально глядящего ему в глаза.
- Приходи в себя, приходи в себя, - повторяет Хэбруд.
Боль в ладони не проходит...
- Хэбруд!
- Слушаю тебя, мой мальчик.
- Это уже было? Это происходит сейчас? Это...
- Это ещё только будет, Тинчес.
Поверх шрама, который Тинч получил в урсском порту, появилось с десяток странных кровоточащих точек.
Они исчезли через пару дней, однако память о боли от сразу десятка вонзившихся в ладонь колючек преследовала Тинча ещё долго. Хотя... он почему-то верил, что с Олеоной теперь ничего страшного не случится. Что в сравнении с этим могли быть какие-то пустяковые царапины!
- Знаешь, давным-давно, когда мне было столько лет, сколько тебе, со мной произошёл любопытный случай. Я рос в небольшом селении, недалеко от Бодариска. Был мальчиком болезненным. Все говорили: не выживет. И я бы действительно не выжил. Однажды крепко простудился после купания в реке. И вот лежу я на бостати, солнышко светит, небо синее, легкий ветерок... Только что мне до этого, если меня не будет. Боялся смерти, конечно, но и жить, задыхаясь от комьев в горле - тоже не лучшая доля. И вот, как будто задремал я, и вижу: склонилась надо мной прекрасная дева. И ласково вопрошает: "что с тобою, мальчик?" "Как что, - отвечаю. - Умираю я". А её лицо... Никогда не видел ни до, ни после такого лица. "Если ты настоящий мужчина, - говорит она, - ты найдешь в себе силы подняться и пройти на кухню. Твоя мать готовит лепёшки и на печи стоит горшок с кипящим маслом. Ты должен выпить из него - столько, сколько сумеешь..."
Потом я проснулся. Что-то помогло мне подняться... Только прошёл я на кухню, гляжу - а там и действительно мама печёт лепешки. Схватил я с печи горшок, отхлебнул кипящего масла... Конечно, сразу же обжёг страшно горло, закашлялся, выронил горшок, ко мне подбежали, закричали все...
Зато, Тинчи, вся та гадость, вся та дрянь, что сидела в моем горле, оказалась выжженой начисто! С того дня я пошёл на поправку и, как видишь, сейчас стою перед тобой.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});