Георгий Жуков: Последний довод короля - Алексей Исаев

Если бы Жуков взялся реализовывать приписываемые ему безумные идеи с бегом наперегонки к Берлину, он бы выбрал участок прорыва где-нибудь на правом фланге своего фронта. Например, южнее Штеттина, где фронт стабилизировался только в конце марта 1945 г. Далее последовал бы прорыв наспех построенной обороны и бег к Берлину вдоль железной дороги Штеттин – Берлин. В этом случае расстояние, которое надо было бы покрыть танковыми армиями, было бы меньше, чем у Конева, и исход соревнования был бы очевиден. Загвоздка была бы только в том, что на внешний обвод Берлина отошли бы полнокровные соединения, в реальности разгромленные в «котле» или засыпанные снарядами на Зееловских высотах. Прорвавшиеся к Берлину танковые армии умылись бы кровью. Но Жуков был гораздо умнее своих критиков и знал, что нужно сделать для эффективного выполнения задачи захвата немецкой столицы.

Поэтому слова о том, как умный И. С. Конев обошелся без кунстштюков с прожекторами и успешно прорвал оборону, звучат крайне неубедительно. Прорыв обороны Коневым не означал выхода в тыл группировке противника на Зееловских высотах, как это утверждает Б. Соколов. Строго говоря, для выхода в тыл группировке противника на Зееловских высотах Коневу нужно было взять Берлин.

Помимо обеспечения окружения защитников Берлина на подступах к городу, выбор Зееловских высот как направления главного удара диктовался также соображениями обеспечения безопасности северного фланга наступления. Сам Г. К. Жуков описывает это так: «А так как сосед справа, 2-й Белорусский фронт, начинал наступление на четверо суток позже нас, всякая задержка с прорывом обороны противника могла создать для [388] фронта очень невыгодную оперативную обстановку. Чтобы гарантировать фронт от всяких случайностей, мы приняли решение поставить 1-ю гвардейскую танковую армию генерала М. Е. Катукова в исходное положение за 8-й гвардейской армией В. И. Чуйкова, с тем чтобы в случае необходимости немедленно ввести ее в дело в полосе 8-й гвардейской армии»{190}. Георгий Константинович напрасно не объяснил прямым текстом, о каких «случайностях» может идти речь. Он опасался получить удар во фланг со стороны немецких войск в полосе 2-го Белорусского фронта К. К. Рокоссовского.

Опасность представляла 3-я танковая армия Хассо фон Мантойфеля, входившая в состав группы армий «Висла» (Weichel). Она целиком находилась в полосе фронта К. К. Рокоссовского и в первые дни наступления не подвергалась ударам войск Жукова. Армия Мантойфеля была достаточно сильной и имела в своем составе не так мало подвижных соединений. В частности, в 3-й танковой армии находилась 11-я танкогренадерская дивизия «Нордланд», являвшаяся в апреле 1945 г. абсолютным рекордсменом среди эсэсовских дивизий по числу боеготовых танков. Она насчитывала боеготовыми на 8 апреля 24 САУ «Штурмгешюц», 10 танков Pz.IV и 10 тяжелых танков «Королевский тигр». Причем подвижные соединения III танкового корпуса СС находились не в первой линии, а в резерве, что развязывало немецкому командованию руки в плане их оперативного использования. В условиях высоких плотностей войск и небольших расстояний в Германии 1945 г. немцы могли собрать пехоту и танки и атаковать наступающие в обход Берлина с севера советские войска во фланг. Это они впоследствии попытались сделать. Отсутствие нажима с фронта в лице задерживающихся с [389] наступлением войск К. К. Рокоссовского могло позволить немцам объединить в ударный кулак сравнительно крупные силы. В этом случае Зееловские высоты стали бы наковальней, об которую немцы могли попробовать разбить ударами «молота» подвижных соединений советские танковые армии. Конечно, наголову разбить танковые армии Катукова и Богданова таким контрударом вряд ли получилось бы. Однако задержка на отражение контрудара могла позволить немцам выиграть время и отвести в Берлин крупные и боеспособные силы.

Несколько позднее Г. К. Жуков в «Воспоминаниях и размышлениях» дает подтверждение своим решениям:

«Впоследствии на Нюрнбергском процессе генерал Йодль показал:

– Для генерального штаба было понятно, что битва за Берлин будет решаться на Одере, поэтому основная масса войск 9-й армии, оборонявшая Берлин, была введена на передний край. Срочно формировавшиеся резервы предполагалось сосредоточить севернее Берлина, чтобы впоследствии нанести контрудар во фланг войскам маршала Жукова»{191}.

Напомню, что Альфред Йодль с 1938 г. был бессменным руководителем Штаба оперативного руководства Верховного командования вермахта. В его словах видим оба фактора, которые привели командующего 1-м Белорусским фронтом к решению ударить с Кюстринского плацдарма прямо через Зеелов. Судьба Берлина решается на Одере, там концентрируются основные силы обороны города, следовательно, их нужно отрезать от Берлина и уничтожить ударами двух фронтов по сходящимся направлениям. Группировка резервов для контрудара севернее Берлина также ожидаемый ход. Жуков решил ударить так, чтобы избежать контрудара [390] во фланг и как можно быстрее замкнуть окружение за спиной немецких войск на Одере.

Резюмируя вышесказанное, следует сделать вывод, что штурм Зееловских высот был неизбежным злом. Этот опорный пункт был ключом к Берлину: взяв его, советские войска выходили в тыл 4-й танковой и 9-й армий, отсекая их от немецкой столицы. Жуков сделал обычный для полководца, но трудный для человека выбор. Он сознательно пошел на большие потери в штурме высот ради снижения потерь и быстрого выполнения задач в Берлинской операции в целом.

Вообще говоря, о боях за Зееловские высоты нужно помнить две вещи. Во-первых, на высоты опиралась не первая, а вторая полоса обороны. Соответственно, ее огневое поражение в первой артиллерийской подготовке было слабее. Получасовая артиллерийская подготовка на 1-м Белорусском фронте была лишь прелюдией к артиллерийскому сражению первого дня операции. Метать бисер перед первой полосой обороны было совершенно ненужно. Когда в атаку поднялась пехота, то ее поддержал огневой вал. Затем артиллерия перешла к поддержке методом последовательного сосредоточения огня. Также артиллерия работала по заявкам тактических командиров. Поэтому, несмотря на кажущуюся слабость артподготовки (30 минут), 1-й Белорусский фронт израсходовал в первый день операции 1 236 000 снарядов, на 100 000 снарядов больше, чем было запланировано. То, что В. Сафир назвал «абсолютно неподавленной обороной», на самом деле было частями и соединениями, на которых обрушили больше миллиона снарядов, или 17 тыс. тонн металла. К этим тоннам прибавила 1514 тонн авиация фронта, выполнившая 6550 самолетовылетов. Бои за высоты продолжались не неделю, а всего два дня. Взломать обе полосы обороны немцев, готовившиеся с февраля 1945 г., за один день было бы большой удачей. [391]

Ввод танковых армий в бой за вторую полосу обороны не был каким-то исключительным событием. Значительная часть операций с участием танковых армий проходила именно с вводом в бой, а не в прорыв. Например, в ходе наступления на харьковском направлении в августе 1943 г. 1-я танковая армия М. Е. Катукова (тогда еще не гвардейская) была введена в бой за вторую полосу обороны, а не в чистый прорыв. Заметим, что Г. К. Жуков был сторонником ввода эшелона развития успеха в лице танковых армий в чистый прорыв. Однако [392] в Берлинской операции буквально в первые часы наступления отказался от такой схемы.

Второе, что необходимо помнить о Зееловских высотах, – это высокая плотность обороны и близко расположенные резервы. Фактически они были «Курском наоборот», причем аналогом не южного, а северного фаса дуги. По иронии судьбы, та же немецкая 9-я армия летом 1943 г. наступала на северный фас курского выступа. Если в ходе боев на территории СССР имел место широкий фронт от Ладожского озера до Черного моря, на котором всегда можно было найти уязвимую точку, то в 1945 г. в Германии фронт сузился, а плотности обороны значительно повысились. В 1943 г. был коридор между крупными лесными массивами на северном фасе Курской дуги, позволивший войскам Центрального фронта нарастить плотность войск. Так же как под Курском, имел место довольно долгий период стабилизации фронта перед Зееловскими высотами, позволивший противнику усилить оборону.

Оперативная плотность войск в 175-километровой полосе 1-го Белорусского фронта составляла 7 км на дивизию, а на 44-километровом фронте Кюстринского плацдарма доходила до 3 км на дивизию. Для сравнения: оперативная плотность немецких войск в полосе 1-го Украинского фронта составляла 13 км. При этом многие дивизии на берлинском направлении к началу советского наступления были пополнены до высокого уровня комплектности. Так, например, 9-я воздушно-десантная дивизия генерала Бруно Брэуера насчитывала на 8 апреля 11 600 человек. Ее «боевая численность»{192} составляла 6758 человек, что было наилучшим показателем среди немецких соединений 9-й армии. [393]