Тот, кто следит за тобой. Книга 1 (СИ) - Новикова Наталья
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
- Да, Эван научил меня. – покачав головой я ухмыльнулась, глядя на Эвана.
- А ты Эван, кого хочешь? – спросила я, наивно полагая, что Эван так же обрадовался этой новости.
- Никого не хочу! У меня уже есть Рина, другой сестры или брата мне не нужно. – по лицу Амита было видно, что он едва сдерживается, чтобы не прибить мальчишку. Прикосновение к руке подействовало на него успокаивающе, и он сдержался от резких слов.
Позже в комнате Нарин шли баталии по поводу скорого появления нового члена семьи. Нарин ужасно обрадовалась и делилась своей радостью с Эваном, но отклика в нем не находила, тогда она спросила почему он не хочет, чтобы у них появился братик и вновь тот же ответ, ни с кем не хочет ее делить. Эван знал, что появление нового члена семьи может отдалить их друг от друга и не хотел этого, для него было невыносимо потерять Нарин. Эта его детская преданность, собственнические наклонности, похожие на манию настораживали, но я ничего не могла поделать с волнением, охватывавшем все мое естество, когда думала об этом. Поэтому я решила перестать замечать чувства, которые, возможно, подталкивали меня к чему-то важному, не лишенному смысла.
Записки Амита
Я был доволен своей жизнью, наконец со мной рядом те, кого я любил. У меня была Анетт и наша дочь, в которых я видел счастье и покой. Они были моим островком спокойствия в этом мире. Даже лицо Нарин, ее имя – ничто, по сравнению с той радостью, какую она приносила в мою жизнь. Я добился того, чего хотел: моя мать, в лице Нарин, наконец приняла меня и полюбила. Я чувствовал это, когда она радостно встречала меня с работы, как крепко обнимала по утрам и как счастливо со мной разговаривала. И каждый раз мы менялись с ней ролями, я становился маленьким мальчиком, а она взрослой женщиной – моей мамой. Оставаясь наедине с собой, я осознавал, что Нарин не мама и это не она меня любит и признает, моя мама никогда бы меня не признала, она ненавидела мое существование, ненавидела всего меня и даже умирая, с ненавистью глядела в мои глаза. Вновь возвращалась щемящая боль, отчаяние, рвущее изнутри, желание выпустить на волю монстра и избавиться от этой боли, переложив ее на другие плечи, наслаждаясь, что кому-то также больно, как и мне. Это помогало, боль отступала на время, но возвращалась вновь, стоило мне остаться одному и вновь вспомнить мать. Дома почти всегда со мной была Анетт или Нарин с Эваном, - они занимали все мои мысли, наполняя позитивными эмоциями и счастьем, отгоняя всю черноту и непрошенную боль. Но приходя на работу, закрываясь ото всех в своем кабинете с кипами документов – я все чаще ощущал, как погружаюсь во тьму.
Анетт с каждым днем делала меня все счастливей, находясь рядом с ней и играя свою роль, я забывал обо всех проблемах своей жизни. О своей тайной жизни, которую я вел вне стен дома. Она и понятия не имеет с кем живет под одной крышей. Монстр, что спит с ней рядом, притаившись каждый день ищет новой крови, новой жертвы. Ласковые руки, которые она так любит, сжимают чью-то шею, душат, наносят удары и купаются в чьей-то крови. А глаза, что с такой любовью и нежностью глядят на нее, наслаждаются страхом, предсмертными муками, ловя чьи-то последние вдохи. В этом был весь я и мой неотделимый монстр, который пресыщался только убийствами, затихал во мне не на долго.
Больница немного помогла облегчить мое состояние. Психиатр и работа с подсознанием избавили меня от обиды на мать, вытеснив болезненный опыт из сознания. Долгое время я думал, что полностью здоров. Убивать совсем не хотелось и все прошлые убийства – вспоминал с грустью и сожалением. Мой монстр ушел или скорее крепко спал, чтобы резко проснуться, когда в мою жизнь вошла Нарин. Именно она стала спусковым крючком, который запустил череду убийств в моей жизни. Она или вернее ее ассоциация с матерью вернула всю глубинную боль, от которой казалось, я успел избавиться за время лечения. И эта боль толкала меня на убийства, заставляя терять голову от наслаждения…
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})Я понимал свое состояние, понимал, что желание убивать возникает у меня только когда ходил на работу и оставался наедине с собой, дома у меня даже мыслей дурных не было. Поэтому я решил больше времени проводить с семьей. Это моя семья, я любил ее больше жизни. Даже Эван стал неотделимой ее частью, хотя любви к этому мальчику у меня совсем не было. Он слишком напоминал мне меня… а себя я ненавидел. Его поведение, манера разговаривать – я тоже был таким и его зависимость Нарин, это моя зависимость к Анетт. Его увлечение борьбой было поистине похвальным, я видел, что ему нравятся тренировки и то, как он с легкостью одерживал свои победы над противниками, говорило мне, что он получает от этого удовольствие. Но я слишком хорошо знал себя, а он моя копия, его увлечение несло за собой выгоду. И я уверен, что Эван набирается опыта, силы, выжидает, чтобы отомстить посильней своим обидчикам. Я видел в нем маленького себя, свою замену и чей-то ночной страх.
Я наблюдал за его взаимоотношениями с Нарин и вновь увидел в нем свою одержимость к Анетт. Эван бредил ею, умело манипулировал и направлял так, как ему хотелось. Нарин мягкая, податливая и покорная, она последует за ним куда угодно. По характеру она такая же, как и моя Анетт. Видимо я больной урод, если отдаю свою любимую дочь больному ублюдку подобному себе, но так уж вышло, в своем воспаленном мозгу Эван и Нарин были нами с Анетт, а я болел за нашу пару.
Однажды, увидев, как Нарин гуляет с Кайлом на улице, а Эван сидит в своей комнате и с ненавистью глядит в окно, я подошел к нему. Мы никогда не контактировали, как отец и сын, в основном я ругал его за что-то или игнорировал, но в этот первый раз я подошел к нему с интересом. Я опустился перед ним на корточки и спросил:
- Почему ты сидишь здесь, вместо того чтобы быть с ней там?
- Я не хочу видеть, как она играет с кем-то кроме меня.
- Так борись за нее! Не позволяй какому-то уроду увести ее из-под твоего носа. – Глаза Эвана расширились, и он потерял дар речи. – Устраняй любую угрозу, какая будет стоять перед тобой. Только так Нарин будет твоей… - пока Эван думал, что мне ответить я поднялся с места, развернулся и пошел к двери.
- Как бы ты поступил на моем месте? – я остановился, не оборачиваясь ответил:
- Убил бы его. – и вышел из комнаты.
Наверное, в тот момент мир пацана перевернулся с ног на голову, и он понял, что не одинок в своих мыслях, что его поддерживает кто-то, от кого он никогда не ждал поддержки. Конечно, сидя в своей комнате и злясь на того мальчишку - он мечтал его убить. Уже сейчас, в столь юном возрасте, у него было злое сердце, унаследованное от меня. Мы одного поля ягода. Отец и сын… Наверное в тот момент я впервые почувствовал симпатию к Эвану и все чаще стал наблюдать за ним с интересом.
Так проходили мои дни, пока однажды я не испугался настолько сильно, что едва не потерял голову. Я наблюдал за своей Анетт и видел в ней изменения. Ее вид был болезненным, она уставала от малейшей физической активности, голова кружилась и несколько раз я ловил ее прежде, чем она могла упасть на пол. Я боялся за нее, мне казалось, что Анетт умирает и больше мы не сможем быть с ней вместе. Уверен, это было все из-за того, что я так много убивал, Бог решил наказать меня за мои злодеяния, забрав самое ценное, что у меня было – мою Анетт. Тогда я решил еще больше времени находиться с ней, быть каждую минуту рядом. Анетт отказывалась от больницы, говорила, что с ней все в порядке, но я видел, что ее тело слабеет, а жизнь угасает. Я боялся представить мир без нее. Моя жизнь без нее кончена. Нет смысла жить, если ее не будет рядом.
Все-таки она согласилась пойти в больницу. Пока она находилась в кабинете, я едва не вырвал на себе все волосы, не сгрыз ногти и не убил каждого, кто подходил ко мне с успокоительными речами. В миг, когда Анетт вышла из кабинета с обреченным выражением на лице, я все понял. Анетт осталось недолго жить на этом свете и скоро она покинет меня. Я шел за ней, как обреченный идет на гильотину, ожидая, когда она преподнесет мне страшную весть, но она молчала. Лишь смешинки закрались в уголках ее глаз. В этом вся Анетт, даже на смертном одре ее что-то смешит. И она сказала мне то, что я никак не ожидал услышать. Ее слабость, тошнота и головокружения – это естественная реакция организма на беременность, а я глупый себе уже на придумал. Моей радости не было предела, я стал любить ее еще больше теперь, зная, что мог ее потерять.