Пещеры Красной реки. Листы каменной книги(Исторические повести) - Сенак Клод
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Вот почему и дети и взрослые задолго до этого времени уже начинали собирать в лесу хворост и валежник, ломать еловые ветви и складывать в большие кучи вокруг селения. Еще осенью, не жалея сил; вытащили на берег подмытые рекой деревья, теперь их тоже приволокли к стойбищу. Наконец все было готово. Сложенные костры, которые оставалось только поджечь, опоясывали селение. Ждали лишь слова Главной колдуньи, чтобы начать празднество «помощи солнцу».
Вновь выбранная Главная колдунья не была такой мудрой, как Лисья Лапа. Та знала все приметы не хуже опытного охотника. Каждый год, когда наступали короткие дни, Лисья Лапа в звездные ночи приходила к сосне с расщепленной верхушкой и, стоя на одном и том же месте, у самого толстого корня, подолгу смотрела в небо. Старуха тут же у сосны делала зачем-то зарубки и выцарапывала какие-то значки на своем рябиновом батоге.
Много знала Лисья Лапа. Подобно охотникам, по стуку дятла о сухостой она могла угадать, какая завтра будет погода. Нередко, присев на корточки, она рассматривала, по-весеннему ли плотно слежался снег или он еще по-зимнему рыхл и пушист. Ее сгорбленная фигура встречалась охотникам и на морском берегу, и в лесной чаще. Вещая колдунья медленно бродила повсюду, опираясь на батог, и зорко приглядывалась и прислушивалась ко всему, что делалось в лесу и на море. Сам Главный охотник, старый Кремень, советовался с ней, с какого времени и с какого места начинать охоту.
Накануне празднества «помощи солнцу» охотники всегда собирались у землянки Лисьей Лапы, и она предсказывала им, какой промысел в этом году будет удачным, каких снастей побольше готовить зимой к весне и каких бед следует опасаться.
Лисьей Лапы не стало, одна за другой заменявшие ее старухи не знали ее мудрых примет. Когда охотники их о чем-нибудь спрашивали, они вместо ответа принимались жаловаться, что Льок отнял у них священную скалу и им негде гадать. Что они могут теперь знать, раз им негде советоваться со своими духами?
Вот почему, когда Главная колдунья наконец объявила, что сегодня настала пора зажечь костры, старый Нюк пришел к Льоку и сказал:
— Вещая говорит, если ты хозяин священной скалы, то и должен узнать, что ждет нас в этом году. Спроси твоих духов и к вечеру передай их ответ.
Пока Ау был Главным охотником, Льока никто не заставлял беседовать с духами и ему не приходилось хитрить и изворачиваться. Он вспомнил, как Ау выбросил в воду корешки, насылающие болезнь, и крикнул: «Не могу петлять, как заяц!» Льоку сейчас тоже хотелось крикнуть Нюку, что никаких духов он никогда не видел и не слышал, что они не приходят к нему, сколько бы он их ни звал, и ничего ему не говорят. Хотелось крикнуть, что ему надоело быть колдуном и обманывать сородичей. Но Льок промолчал. Как мог он признаться?! За обман сородичей покарают смертью не только его, но и Бэя и других братьев.
…Молодой колдун ушел в землянку, бросился на шкуру и долго-долго лежал без движения, невольно прислушиваясь к веселым голосам подростков, накладывающих еловые ветки поверх хвороста, чтобы, когда зажгут костры, огонь давал искры.
Значит, опять Льоку надо было что-то придумывать и говорить за духов, никогда им не виденных и никогда не слышанных. Опять надо всех обманывать, даже тех, кого он горячо любил. Ведь Бэй верил, что он передает волю духов! Где же они, эти духи? Ни во сне, ни наяву не показывался ни один из них.
Льоку хотелось убежать подальше от стойбища, от братьев, от охотников. Но куда уйдешь с дротиком в руках? Разве человек, как сыч, может жить совсем один? Льоку припомнилось, как лет пять назад во время промысла за гусями заблудился его сверстник. Когда его нашли поздней осенью, он не узнавал никого из сородичей, бросался на них, пытаясь, как зверь, искусать людей. Ему связали руки и ноги, закопали в яму и завалили ее камнями. Такая же участь ждет и того, кто посмеет обмануть сородичей.
Чувствуя, как озноб леденит спину и теснит грудь, Льок забрался под оленьи шкуры и, пригревшись, незаметно уснул. Страшные сны мучили его, он стонал, метался в узкой колоде, молил кого-то о пощаде.
Под вечер Льока разбудили голоса, кто-то настойчиво звал его выйти наружу.
В темноте, пошатываясь после тяжелого сна, Льок добрался до выхода. Откинув полог, он долго жмурился, пока не рассмотрел, что сумрачный и тихий день был уже на исходе. Мутные тучи затягивали небо, и в воздухе бесшумно падали редкие снежинки. Перед землянкой сидели на корточках охотники, впереди стоял Нюк.
— Что тебе сказали духи? — спросил Главный охотник, озабоченно глядя на колдуна. — Каков будет год?
Льока охватила оторопь: он проспал то время, что ему дали для беседы с духами, и ничего не успел придумать! Но охотники ждали ответа, что-то надо было говорить.
— Они сказали многое, — начал Льок и, чувствуя, что от страха подгибаются ноги, присел на пороге землянки. — Они велели тебе задавать вопросы.
— Какой промысел будет удачлив? — тотчас спросил старик.
«Ты-то сам любишь больше всего покачиваться на лодке в безопасном проливе у „Кучи островов“», — подумал Льок и потому ответил:
— В этом году охотники убьют много «пестрых мышей».
По довольному лицу старого Нюка было видно, что ответ ему понравился.
— Удастся ли добыть новую «гору жира и мяса»? — нетерпеливо выкрикнул Тибу.
Льок посмотрел на старчески сгорбленную спину Нюка.
«Где такому метнуть гарпун в стремительного кита!» — решил он.
— Нет, в этом году не надо ее даже искать.
— Это правда, никогда «гора жира и мяса» не попадается два лета подряд, — одобрительно кивнув головой, подтвердил Нюк.
Один за другим задавали охотники вопросы, и колдун старался каждому дать ответ. Выходило, что предстоящий год не многим будет отличаться от прошедшего. Но это не показалось никому странным — жизнь людей стойбища и на самом деле была однообразной.
Льок уже радовался, что тягостное испытание кончилось, как вдруг Бэй спросил его:
— Не придется ли кому-нибудь из охотников схватиться с медведем?
Лгать и горячо любимому брату Льок не хотел.
— Надо остерегаться, — сказал он уклончиво.
Но Бэй стал расспрашивать: не сердятся ли на них «лесные люди» и где они собираются подстеречь охотников?
— Духи не велят больше говорить. Уходите, — крикнул Льок и, повернувшись, ушел в землянку.
Пробиваясь сквозь меховой полог, до Льока стали доноситься странные звуки: это колдуньи ударяли колотушками по гулко звучащей коже нагретого у огня бубна. В нетопленую землянку колдуна прополз сладковатый запах дыма, издали слышались веселые голоса.
В стойбище началось празднество. Размахивая пылающими сосновыми сучьями, люди разом со всех сторон подожгли заготовленный хворост. Огненное кольцо охватило селение.
Взрослые и дети прыгали через дымящие костры: считалось, что дым очищает человека от всего злого. Все, у кого в сырую погоду ломило кости, ныла натруженная спина, кого мучили другие недуги, надев вывороченную наизнанку одежду, становились в клубы дыма, чтобы он выгнал злых духов, притаившихся в складках.
Самая долгая ночь в году для людей стойбища проходила незаметно. Белесой пеленой дыма затянуло селение. Чтобы дым стал еще гуще, дети бросали в огонь пригоршни снега и пучки смоченных водою веток. Все забыли свои горести, плясали и пели, кричали на разные голоса, подражая то реву зверей, то крику птиц, перебегали от костра к костру. Землянки стояли пустые, даже самые маленькие дети не спали и веселились со старшими.
Только в одной землянке теплился огонь очага, и подле него одиноко сидела женщина. Это была Искра. Она прислушивалась к шумному веселью, но ей самой не было весело. Уж очень тяжелым был для нее прошедший год — еще не забылся ни Ау, ни ребенок, брошенный в кипящий поток Шойрукши.
Празднество кончилось только с наступлением утра. Весь день и следующую ночь люди отсыпались, а потом взялись за обычные дела. Женщины скребли и мяли добытые за год шкуры, выделывали из жил крепкие нити, чтобы к новым промыслам нашить достаточно одежды. Мужчины готовили охотничьи снасти, вытачивали костяные крючки для подледного лова. Хотя зима еще лютовала над стойбищем, но солнце уже звало весну и потому все дольше и дольше оставалось каждый день на небе.