Зарубежный детектив - Димитр Пеев

— Нечего здесь искать. В последнее время он работал меньше обычного, — сказала хозяйка, мадам Протопопеску.

Армашу внимательно прислушался, затем приступил к осмотру комнаты. Вскоре он, однако, отказался от этой затеи, решив отложить ее, и спросил:

— Сударыня, можно немного побеседовать с вами?

— Конечно! — горячо ответила мадам Протопопеску. — Я так была потрясена этим ужасным известием. В тот день я с утра до вечера ничего не могла делать, ходила как неприкаянная. Но знаете... знаете... — она подбирала слова, — вряд ли я могу вам сообщить что-нибудь важное.

— Посмотрим... — сказал Армашу.

— Пожалуйста, в салон, — пригласила мадам.

Они вышли в коридор и прошли в маленькое помещение, заваленное старой мебелью.

Хозяйка предложила гостям присесть, и Алек попросил разрешения закурить, мгновенно получив любезное согласие.

Армашу глубоко затягивался табачным дымом. Протопопеску не спускала с него глаз.

Через некоторое время, когда даже Дину начал проявлять признаки нервозности, Алек в расчете на случайную удачу сказал:

— Здесь можно работать хорошо. Спокойный квартал. Я даже не заметил, на чем к вам добираются из центра?

Пожилая дама растерянно посмотрела на него. Она думала, что ей придется рассказать все, что ей известно о Флореску, и вдруг... Протопопеску почти не скрывала своего разочарования.

— Не удивляйтесь. Я знаю, что б вы мне сказали. — И Алек монотонно повторил все, что узнал из приобщенных к делу свидетельских показаний: «Это спокойный человек, способный работать днями и ночами, здесь, в мастерской, он принимал гостей редко, был заядлым курильщиком — обожал сигареты «Литорал», даже выпивал, предпочитая коньяк, был малоразговорчив...»

— Да. Больше мне ничего не известно, — согласилась Протопопеску, — если только... Может, я не припоминаю чего-нибудь, что могло бы вас заинтересовать?

— Да нет же, уважаемая сударыня. Но, может, что-либо вспомнится? Попытайтесь, пожалуйста.

— Уж не имеете ли вы в виду те небольшие беседы, которые мы вели раз или два в дни, когда его посещала девица Агата Милковяну?

— Абсолютно верно!

— Да, эти встречи меня не устраивали. Особенно потому, что происходили в неподходящее время. Я почтенная женщина из хорошей семьи, сударь, меня все соседи знают. Моя репутация! О чем заговорили бы люди, если б... Вы меня понимаете?

— Превосходно. Оживленные были беседы?

— Видите ли... После первой беседы он сразу ушел в мастерскую, а во второй раз сухо ответил, что за комнату платит, что он совершеннолетний, и что в моем доме нет малолетних, кого могли бы развратить визиты девицы Агаты. Он казался даже слегка раздраженным.

— А вы спокойно себя вели во время этих бесед?

— Довольно спокойно. Впрочем... кто знает... Мы не всегда можем контролировать тон своей речи, если ссоримся с кем-нибудь. Не скажу, что разговаривала с ним как всегда...

Армашу помолчал, а затем спросил:

— Хотелось бы уточнить, не вы ли обусловили прекращение визитов девицы Агаты?

— Я не смогла бы точно ответить.

— Вернее, не расстались ли они по иной причине?

— Возможно, — ответила Протопопеску. — В последний раз я слышала более резкий, нежели обычно, голос Агаты. Ушла она потом одна. Но такое случалось и раньше.

— Стало быть, вы не исключаете возможности ссоры между ними?

— Нет.

— Вы сказали, что в последнее время Флореску работал меньше. Когда вы это заметили?

— Два или три месяца тому назад, когда он стал приходить реже и мало находиться дома.

— Вы не замечали каких-либо странностей в его поведении в этот период?

— Нет. Он вел себя вполне нормально.

Алек вскочил, словно обожженный:

— Опять это слово: «Нормально!»

— Почему вы сердитесь, сударь?

— Нет. Я не сержусь. Но хотелось бы знать, что вызывало его более продолжительные отлучки из мастерской? Почему он работал меньше, чем раньше?

— Однажды, месяца три тому назад, он сказал мне, что после открытия выставки своих картин некоторое время отдохнет. Флореску был очень загружен организацией выставки, поэтому небрежно относился и к живописи.

— Другой причины или иного занятия, которое отвлекало бы его, вы не знаете?

— Нет! Не знаю.

— Может быть, девица Агата...

— Нет. Она же навещала его довольно редко. И потом девица приходила больше к вечеру, когда он не работал.

— Благодарю вас, сударыня. Я еще приду осмотреть мастерскую. Может, вы припомните и другие вещи.

Скучая, майор сказал Алеку по дороге:

— Убедились: ничего нового.

— Кто это вам сказал, что я сейчас не знаю ничего нового? — Алек таинственно улыбнулся и умолк.

— Но скажите мне наконец... — вспылил майор Дину. — Вы когда прибыли сюда, чтоб произвести допрос?

— Вечером того же дня к хозяйке зашел лейтенант и сообщил ей, что Флореску мертв. Ему были нужны некоторые сведения. Потом я пригласил Протопопеску, чтоб она подробнее изложила свои показания.

— И еще кое-что меня интересует, — сказал Алек. — В каком часу вы были извещены о преступлении?

— Труп Флореску был обнаружен около девяти часов утра. Один из обитателей виллы позвонил нам примерно в девять десять, а в девять двадцать пять оперативная группа уже прибыла на место. Около десяти часов утра я принял дело к производству.

— Прекрасно, — с удовлетворением произнес Армашу, прикуривая на ходу сигарету. — Вот что означает дать людям возможность болтать и при этом не допрашивать.

— Стало быть...

— Протопопеску лгала и с большим хладнокровием.

Майор посмотрел на Алека с удивлением.

— Как... лгала?

— Она утверждала, — я цитирую вам почти дословно, — что «так была потрясена этим ужасным известием, что в тот день с утра до вечера — повторяю: с утра до вечера — ничего не могла делать и ходила как неприкаянная». Понимаете? Стало быть, она от кого-то узнала утром. Кто этот человек? Почему он не пришел к нам? И почему Протопопеску скрывает, что о смерти своего квартиранта узнала утром?

ГЛАВА V

Алек предложил завернуть на виллу, где жил Флореску, поскольку уже перевалило за пять и жильцы возвратились с работы.

— Вы меня им представите, — сказал он майору. — Возможно, я некоторое время поживу здесь.

— Да, кстати... Почему вы не спросили Протопопеску, откуда она узнала о преступлении еще утром? — поинтересовался майор.

— Это было б ошибкой. Обращать ее внимание на то, что ее уличили во лжи? Даже если б она со страху выдала какие-то дополнительные сведения, мы б лишились источника. А так завтра зайду туда, может, кое-что выужу. И лишь потом преподнесу ей сюрприз. По-моему, она многое знает, но отчего-то молчит.

— Думаете, замешана?

— Пока не ведаю. Надо терпение. Поспешим — сами отрежем себе все дороги.

— Согласно имеющимся сведениям, причины желать смерти Флореску у нее не было. И потом разве она способна совершить преступление?

— Это совсем другой вопрос, — сказал Алек. — Сейчас важнее другое: кого она скрывает и почему. Ведь что странно: неизвестный о совершившемся знал еще утром. У него нашлось время обо всем проинформировать Протопопеску, что он и поторопился сделать. С чего бы это? Почему о смерти художника тут же ставят в известность мадам, а мадам об этом — молчок? Не много ли вопросов в столь простом деле?

Алек и Дину вошли в комнату Флореску и закурили.

— По очереди пригласим жильцов сюда или сами зайдем к ним? — обратился майор к Армашу.

— Лучше сюда, на место происшествия. Вдруг преступник, оказавшись тут снова, допустит оплошность, пусть маленькую, но и ее хватит.

— Если он глуп... — сказал майор.

— И на старуху бывает проруха. Знаете, людей допрашивать каждый день вредно. Запоминают, что говорили накануне, а повторив несколько раз свои показания, непроизвольно заучивают их наизусть как стихотворение. Если ж их оставить в покое хотя бы дней на пять и после вызвать еще раз, можно узнать поразительные вещи. Вы же видели, что произошло с хозяйкой дома, где Флореску имел мастерскую. Мне просто повезло, что вы ею не занимались, решив, что она не представляет для вас интереса.

— Если человек лжет, его легко изобличить... но если...

— Дело не во лжи, — заметил Алек. — Сказываются и забывчивость, и настроение, и усталость. Самый примитивный анекдот всякий раз рассказывается иначе. Даже интонация различается. А если говорят о чем-то виденном или пережитом? Иногда узнаешь потрясающие вещи от человека, который, казалось, уже выложил вам все, что было ему известно. Ну! Приступим.

— Предлагаю принцип отсеивания. Тех, кто нас не очень интересует, вызывать не будем совсем или пригласим их вначале, чтоб быстрее с ними закончить.

— Смотрите, как бы не отсеять убийцу, — рассмеялся Алек.

— Да нет. Речь о тех, кого не было в тот день в Бухаресте.

Майор взял дело и начал:

— Матаке Наталия. Уехала из Бухареста за три дня до совершения преступления. Находится в Сучаве у своей дочери и пока еще не вернулась. Вдова 70 лет. Гадает на картах...