Категории
Самые читаемые
RUSBOOK.SU » Религия и духовность » Эзотерика » История сношений человека с дьяволом - Михаил Орлов

История сношений человека с дьяволом - Михаил Орлов

Читать онлайн История сношений человека с дьяволом - Михаил Орлов

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 ... 62 63 64 65 66 67 68 69 70 ... 118
Перейти на страницу:

Таким образом круг заподозренных расширялся, дело принимало чересчур уже обширные размеры, и судьи испугались. Заместители отсутствующего епископа решили было даже выпустить всех арестованных. Но энергичный Жак Дюбуа сейчас же вошел в сношение с местным (бургундским) герцогом Филиппом Добрым и добился от него указа о том, чтобы делу был дан законный ход. Тогда принялись снова за всех оговоренных Лавиттом. Прежде всего обратились к упомянутым шести арестованным в Аррасе. В числе их было четыре женщины из простонародья. Они под пыткой сейчас же признались в том, что они ведьмы и посещали шабаши. На приглашение указать других посетителей шабашей они в свою очередь оговорили несколько человек. Упомянутые заместители и помощники епископа: Тибо, Пошон и братья Гамель, оказались людьми совершенно неопытными в судопроизводстве и, вдобавок, робкими и нерешительными. Они растерялись. Не смея взять на себя ответственность, они передали дело на заключение двум знатокам канонического права: Карлье и Николаи. Те дали отзыв в том смысле, что если обвиняемые попадались в первый раз и притом от своих заблуждений отрекались и в то же время не учинили никакого злодейства и не изобличаются ни надругательстве над святыми таинствами, то нет основания осуждать их на смерть. Но это были взгляды старой инквизиционной школы. Что же касается до Дюбуа, то он был представитель новой школы, по которой ведьмовство рассматривалось как преступление гораздо более тяжкое, чем ересь, и потому во всяком случае должно было влечь за собой осуждение на смерть. Так и на этот раз он настаивал на том, чтобы всех осужденных сожгли. Но он шел еще дальше. Он кричал, что все, кто заступается за колдунов и ведьм и хлопочет о смягчении их участи, должны рассматриваться, как их пособники. Словом, он ставил вопрос чрезвычайно широко. Он утверждал, что дело идет ни более, ни менее, как об участи всего христианства; что в числе людей, номинально считающихся христианами, найдется добрая треть таких, которые преданы колдовству, и что в числе этих тайных колдунов нетрудно отыскать даже самых высших лиц: епископов, кардиналов, герцогов; что, наконец, если все эти лица вступят между собой в дружный союз, и во главе этого союза встанет умелый руководитель, то миру христианскому грозят неисчислимые бедствия. Надо думать, что эти мрачные взгляды Дюбуа разделялись в то время и другими духовными лицами, потому что в Брюссельской библиотеке Чарльз Лие нашел любопытную книгу неизвестного автора, священника, написанную как раз в те годы, когда разразилось аррасское дело, и в которой высказаны как раз такие самые взгляды, какие высказывал Дюбуа. Таким образом, выходило, что из вынужденных пыткой показаний несчастной проститутки и «аббата недальнего разума»  возник целый общественный вопрос колоссальной важности; ставилась на карту судьба всего христианства. В XV столетии в Германии свирепствовал знаменитый Конрад Марбургский, один из самых деятельных истребителей еретиков. У него был подручный и помощник, по имени тоже Конрад, а по фамилии Торс. Этот Торс обладал чудовищной внешностью, к которой присоединялся еще один удивительный талант: Торс хвастал, что он обладает способностью с одного взгляда отличать еретика. Нечего и говорить о том, до какой степени ценны была услуги такого помощника. Заметим здесь мимоходом, ради характеристики деятельности инквизиторов, что талант Торса в распознавании еретиков обрушивался исключительно на людей богатых. При этом не надо забывать, что имущество осужденного еретика конфисковалось и что щедрая доля его шла в карман тех, усердию кого высшее правосудие было обязано изобличением грешника. Значит, Торсу было из-за чего постараться. И вот совершенно таким же талантом распознавания ведьмы с первого взгляда отличался и упомянутый выше доминиканец Иоанн, заместитель отсутствующего епископа аррасского. Он, как мы видели, вместе с Дюбуа был главным воротилой в аррасском деле. По его настоянию, граф Дестамп, приближенное лицо Филиппа Доброго, созвал на совет всех высших аррасских духовных сановников (в мае 1460 года). Этот совет и составил собой судилище для разбора дела. Разбор произошел самый энергичный и быстрый, и все арестованные были присуждены к смертной казни. Все дело закончилось в один день, а на другой же день всех осужденных привели на площадь перед епископским дворцом. Предстоящее зрелище привлекло громадную массу зрителей; сохранилось предание, что в этот день в Аррасе собралось все население местности, лежащей на пятьдесят верст вокруг города. В числе осужденных один предстал на место казни, если можно так выразиться, упредив события; ему удалось повеситься у себя в тюрьме, так что к месту казни приволокли его труп. Всем осужденным на голову одели какие-то колпаки, на которых они были изображены воздающими поклонение дьяволу. Инквизитор громким голосом прочел речь. В ней, между прочим, он сделал очень картинное описание шабаша. При этом он тщательно перечислил все визиты на шабаши, сдеданные каждым из осужденных, упомянул о том, что каждый делал на шабаше, и при этом каждого опрашивал, так ли это, признает ли он все сказанное о нем, и осужденные один за другим подтверждали взведенные на них обвинения. После того все они были переданы в руки светских властей. Тогда среди осужденных поднялись ужасающие крики. Все в один голос они завопили о том, что их бессовестно обманули, что им обещали полное помилование, если они покаются, и грозили смертной казнью, если не покаются. А теперь, когда они покаялись, их хотят предать смерти. В то же время они кричали, что ни в каком колдовстве и ведьмовстве они неповинны, что ни в каких шабашах они не участвовали, и что призвание у них было вынуждено угрозой смерти, пыткой и обманными обещаниями помилования. Но все их вопли были напрасны. Их взвели на костры и костры зажгли. Скоро их отчаянные, протестующие голоса были задушены огнем и дымом. В своих последних воплях они умоляли родных и друзей молиться за спасение их душ. Их проклятия больше всего обрушивались на юриста Жиля Фламана, который рядом с Дюбуа выступал добровольцем в этом деле и подал мысль сломить упорство обвиняемых при посредстве этого подлого обещания помилования.

Это был первый успех старателей-добровольцев, который разжег их зверские аппетиты. Едва успели сжечь первую партию осужденных, как вновь уже было арестовано тринадцать ведьм, и в том числе опять добрая полудюжина проституток, а все остальные были тоже люди из простонародья. Это однообразие добычи, ее тщедушность и ничтожность скоро наскучили старателям. От сжигания несчастных мещанок и деревенских баб нажива была совершено ничтожная. Инквизиторы же, очевидно, желали, подобно упомянутому Торсу, вознаградить себя за свое усердие чем-нибудь посущественнее отвратительного зрелища сжигания живых существ. И вот вдруг в один прекрасный день среди пораженных несказанным изумлением граждан Арраса разнеслась весть о тои, что по обвинению в колдовстве арестовали одного из богатейших обывателей города — Жана Такэ. Этот человек был не только богат, но и знатен; он был одним из самых влиятельных членов городской управы. Не успели жители очувствоваться от этого первого удара, как над ними разразился новый — арестовали Пьера Карие, тоже богача. Не прошло и суток, как схватили знатного дворянина Пайен де Бофора. Это был почтеннейший семидесятилетний старец, глава одной из богатейших аррасских дворянских фамилий, человек, доказавший свое глубокое благочестие тем, что на собственные средства основал три новых монастыря. Говорят, что когда старик узнал о том, что он попал в число подозрительных лиц, то он будто бы воскликнул, что если бы он в ту минуту находился за несколько тысяч верст от Арраса, то и в таком бы случае немедленно поспешил предстать перед своими обвинителями, чтобы опровергнуть их обвинения. Он и в самом деле немедленно приехал в город из своего отдаленного имения. Испуганные водворившимся в городе террором его дети, родственники и друзья настойчиво советовали ему немедленно бежать, если он за собой знает что-нибудь такое, что могло бы подать хоть малейший повод к обвинению. Но старец давал самые торжественные клятвы, что он ни в чем невиновен и что боятся ему нечего. Инквизиторы опасались арестовать его собственной властью, но сумели добиться указа о его аресте, исходившего от имени Филиппа Доброго. Для ареста явился в Аррас самолично герцог Дестамп. Старик Бофор просил позволения повидаться с герцогом, но тот от этого свидания уклонился. Старик был-таки арестован и заточен в тюрьму. Тем временем из тринадцати упомянутых арестованных уже успели осудить и сжечь на костре семерых. Все они, как и первые сожженные, кричали на кострах о том, что их обманули ложными обещаниями. Эго дело стало сильно возбуждать публику и поднимало негодование против бессовестных палачей. Сам Филипп Добрый тоже беспокоился. До него доходили слухи, будто его обвиняют в том, что он нарочно истребляет богатых людей, своих подданных, для того, чтобы конфисковать их имущество в свою пользу. Она понял, что эти слухи возникли на почве свирепостей, которые учинялись в Аррасе инквизиторами от его имени. Надо было, значит, наблюдать за этими ревностными борцами против дьявола и козней его. С этой целью он командировал в Аррас своего исповедника-доминиканца и дворянина Балдуина де Нуайель. Вместе с тем послал в Аррас депутатов и герцог Дестамп. Он избрал со своей стороны своего секретаря Форма, а затем еще Савёза, Кревкёра и Берри. Но у всех этих господ, очевидно, была на уме одна лишь забота: поделиться добычей с отцами-инквизиторами, а если можно, то наловить новых жертв, уже прямо собственным иждивением, а воспользоваться от них добычей уже без всякого дележа. Так, Балдуин де Нуайель арестовал некоего Антуана Сакестэ. Это был один из богатейших членов городской управы. Друзья этого последнего, как и друзья упомянутого выше Бофора, давно уже чуяли беду, висевшую над головой их друга, и умоляли его бежать; но он, как и Бофор, легкомысленно надеялся на свою невинность. Вслед за ним арестовали другого богача — Жоссэ, за ним третьего — Руавиля. Предстоял арест еще трех тузов городской управы, но те в спасительном припадке предусмотрительности пустились в бегство. За ними было погнались, но, по счастью, не успели их настигнуть. Между тем, все эти новые аресты вызвали в городе уже настоящую панику, потому что никому из жителей, особенно богатых, невозможно было оставаться спокойным за свою безопасность. Притом никто не смел отлучиться из города из опасения, что его отлучка будет сочтена за бегство. Если бежать, то надо было бежать уже подальше, так как в пределах Бургундии обыватели боялись принимать к себе кого бы то ни было, прибывшего из Арраса. В то же время и никто из иногородних не решался приезжать в Аррас. Все это повлекло за собой полное расстройство не только общественной, но и экономической жизни города, который в те времена был одним из важнейших торгово-промышленных центров на севере Франции. Дела остановились, купцы прекратили платежи, богатые люди старались скрыть свое имущество, ибо очень хорошо понимали, что вся ересь, в которой могли их обвинить, в сущности, только в том и состояла, что их богатство служило жирной приманкой для инквизиторов. Наконец, и сами инквизиторы спохватились и начали успокаивать публику, что ни один невинный человек не может быть арестован, что будут арестовывать только тех, кого видели на шабашах не менее восьми или десяти свидетелей. А между тем, было известно, что многих осудили на основании показаний одного или много двух доносчиков. Однако, ввиду того, что герцог интересовался процессом, протоколы признаний подсудимых были отправлены к нему на рассмотрение. Герцог собрал целую комиссию ученейших докторов и поручил ей рассмотреть эти протоколы. Но доктора подняли между собой бесконечные споры и не пришли ни к какому единогласному решению. Главным пунктом раздора между ними стад вопрос о шабашах. Вся суть показаний подсудимых состояла в том, что они участвовали в шабашах. Вот и Возняк вопрос: что такое шабаш? Представляет ли он собой нечто реальное, т. е. путешествуют ли в самом деле люди верхом на метлах к месту дьявольского сборища, или же это только один отвод глаз, галлюцинация, наконец, просто сновидение, напускаемое на человека дьяволом? Вопрос остался открытым. Герцог распустил комиссию, а протоколы отправил обратно в Аррас и приказал дать делу дальнейший ход. Дело было рассмотрено, и главные обвиняемые, т. е. самая жирная добыча, были приговорены к следующим возмездиям. Старец Бофор, который так торжественно заявлял о своей невинности, внезапно оказался, якобы по его собственному призванию, усердным посетителем шабашей. Он был на них три раза: два раза ходил туда пешком, а в третий раз путешествовал на палке, намазанной каким-то волшебным составом. Дьявол, как водится, требовал от него продажи души, но старик на это не согласился. Тогда дьявол пошел на уступки и в конце концов удовольствовался четырьмя волосами с головы Бофора. Инквизитор его тщательно выспрашивал, правда ли все то, что он показывает, и Бофор подтвердил, что правда, и молил судей о снисхождении. Было решено, ввиду добровольного признания, освободить его от пытки. Равным образом он не был подвергнут унизительному надеванию колпака с надписями. Инквизитор был так милостив, что приговорил его только к бичеванию, да и то через одежду. Однако все-таки его присудили к семи годам тюремного заключения, а главное, к денежному взысканию. Официально, т. е. по приговору, он должен был уплатить 8 200 ливров (т. е. франков); из этой суммы 1 500 ливров обращались непосредственно в карман инквизиторов. Но этим дело не ограничилось. Эти 8 000 представляли собой гласный штраф, а кроме их Бофору пришлось уплатить еще 4.000 герцогу Бургундскому, 2 000 графу Дестампу, 1 000 — депутату герцога Кревкёру и еще разные мелкие суммы разным лицам, а всего, следовательно, более 15 000 ливров. На наши деньги и по нашим современным понятиям эта сумма может вмазаться совершенно ничтожной, но по тогдашнему времени сумма была громадной. Бофор считался богачом, а между тем весь его ежегодный доход, как видно из дела, не превышал 500 ливров. Вообще первейшие богачи Арраса исчисляли свои ежегодные доходы в пределах сумм от 400 до 500 франков. Затем судили Жана Такэ. Этот тоже признался в своих путешествиях на шабаши, которые он посещал не менее десяти раз. Он, по его словам, всеми силами сопротивлялся сатане, но тот хлестал его воловьими жилами и принуждал повиноваться. Такэ тоже присудили к бичеванию и десятилетнему тюремному заключению. Деньгами с него взяли 1 400 ливров, из которых 200 приходилось на долю инквизиции. И опять-таки кроме этого гласного штрафа с него получили еще изрядную негласную добавку. Третий осужденный был Пьер Карие. Этот участвовал в шабашных пиршествах несчетное число раз. На шабашах он, держа в руке зажженную свечу, воздавал лобзание дьяволу тем особенным способом, о котором мы уже не раз упоминали. Душу свою он продал дьяволу по всей форме, т. е. по договору, написанному его собственной кровью. Несколько раз он скрывал во рту причастную облатку и употреблял ее потом на разные волшебные операции. Он готовил какое-то адское снадобье, в состав которого должны были входить: причастная облатка, кость повешенного и кровь невинного младенца. Младенцев он лично убивал и истребил таким путем четырех. Однако когда его потом на суде приглашали подтвердить эти показания, то он начисто от них отперся, потому что они были у него исторгнуты пыткой. Тогда его, по инквизиционному обычаю, передали в руки светских властей, и он был в тот же день сожжен на костре. Четвертый осужденный, Гюго Обри, был настоящий богатырь, человек железной воли и крепости духа. Пытали его бесконечно и бесчеловечно, но он, что называется, даже и не пикнул. От него не удалось добиться никакого признания ни в чем. Пробовали его пронять обещаниями полного помилования, если признается, но он твердо отвечал, что ни о каком колдовстве и ни о каких шабашах не имеет понятия. Его приговорили к 20 годам тюремного заключения, на хлебе и воде, и такой приговор, с тогдашней точки зрения, был даже неправилен, ибо упрямый Обри решительно подлежал сожжению. Надо полагать, что у него нашлись очень сильные заступники. На этом аррасское дело и покончилось. Всех арестованных по этому делу было более 80 человек, но из них судили только 12, а остальных постепенно и понемногу одного за другим выпустили на свободу. Однако, с каждого из них, под видом судебных издержек, вытягивали штрафы в таком размере, в каком только было возможно. Иным так прямо и объявляли, что их до тех пор не выпустят, пока родственники не внесут за них такой-то суммы. Все это дело, если на него бросить общий взгляд, представляется простым заговором весьма небольшой кучки совершенно бессовестных мошенников, принявших решение поживиться за счет своих богатых сограждан. Пользуясь той громадной властью, какая в го время сосредоточилась в руках инквизиции, можно было кого угодно хватать и в чем угодно обвинять. Как бы ни было чудовищно нелепо обвинение, инквизитор мог быть вполне спокоен, что обвиняемый, если его подвергнуть пытке, непременно признается во всем, что угодно инквизитору. Так было, очевидно, и в настоящем деле. Возьмем, например, старика Бофора. Этот человек клялся всеми святыми перед своими родственниками, перед самыми близкими ему людьми, что он ни в чем неповинен. Его предыдущая жизнь, например, хотя бы тот факт, что он основал три монастыря, прямо указывала на его благочестие и набожность. Не было никакого сомнения в том, что человек в самом деле ни в чем неповинен, и вот вдруг, после того, как он побывал в руках инквизиции, является на сцену его собственное признание в том, что он бывал на шабашах. Ясное дело, что его к этому призванию вынудили. Перед ним поставили безвыходную альтернативу: либо признавайся в том, что на тебя возводят, либо мы тебя отправим на костер. Эта догадка почти вполне подтверждается последующим ходом дела. Сыновья несчастного старика Бофора путем чрезвычайных усилий добились того, что его дело было перенесено в парижский парламент. И, как только этот перенос состоялся, вся шайка его истязателей выказала самый подлый страх. Главный воротило Дюбуа даже помешался со страха. В парламенте это дело тянулось очень долго. Большинство осужденных, бывших уже пожилыми людьми, успели за это время умереть, и в живых остался один неукротимый Обри. Ему одному и удалось воспользоваться оправданием по решению парламента. Теперь мы рассмотрим несколько случаев, когда колдовство и ведьмовство принимали размеры настоящих эпидемий. Такие случаи были в самом исходе Средних веков, во второй половине XV столетия. Первой из таких эпидемий можно считать ту, которая возникла в Нормандии в 1453 году. Здесь ведьмы назывались «скобасами»  (БСоЬасеБ). Это слово происходит от латинского БСоЬа, т. е. метла; тут очевидный намек на обычный способ путешествия ведьм на шабаши. В упомянутом году возникло дело Вильгельма Эделина, возбудившее великое изумление в публике, потому что этот Эделин пользовался славой великого ученого в, вдобавок, занимал должность настоятеля в большом монастыре Клерво, в Франш-Контэ. Эделин сделал очень интересное призвание. У него вышла ссора с одним могучим и влиятельным соседом, который мог причинить ему много зла. Это сознание, что он живет под вечной угрозой мести со стороны могучего врага, не давало ему покоя и довело несчастного человека почти до умоисступления. Терзаемый своим страхом, он и обратился к дьяволу, а тот пригласил его к участию в шабаше, буде он желает войти в дальнейшее знакомство и имеет в виду пользоваться добрыми услугами адовых сил. Несчастный Эделин сразу пошел на все уступки, согласился на все требования. Надо было отречься от Бога и христианской веры — он отрекся. Дьявол внял его усердию и явился к нему самолично в человеческом образе; он принял вид человека очень высокого роста. В другой раз он, впрочем, явился уже в образе козла, и Эделин был вынужден воздать ему обычное нецензурное лобзание. Как лицо духовное, Эделин представлял очень ценную добычу для дьявола. Он должен был доказывать свое отступническое усердие тем, чтобы во время проповедей церковных уверять паству, что все рассказы о колдунах и ведьмах — одни праздные выдумки. Такая проповедь, конечно, должна была содействовать страшному возрастанию числа колдунов и ведьм, и этим, в свою очередь, затруднялась борьба с ними духовенства. Эделина схватили, и он предстал перед судом епископа Эвресского Гильома Дефлока и инквизитора Ролана Лекози. Эделин прибег к защите университета в Ване, но епископ, со своей стороны, прибег к содействию Парижского университета, и Эделин был осужден; его, однако, не сожгли, а приговорили лишь к вечному тюремному заключению на хлебе и воде. Он четыре года выжил в каком-то смрадном подземелье и найден был в нем в один прекрасный день мертвым, в молитвенном положении тела. С легкой руки этого грешника колдовство и ведьмовство, за которые он так горячо и талантливо заступался в своих проповедях, быстро разрослись и приняли вид настоящей эпидемии, которая распространилась по Франции, а потом проникла и в Германию. В Гейдельберге в 1446 г. сожгли несколько ведьм; в следующем году ревностный инквизитор, спаливший этих ведьм, к своему несказанному удовлетворению захватил и ту старую ведьму, которая была совратительницей и учительницей тех ведьм. Однако, все это были лишь первые шаги; преследование ведьм еще не было введено в правильную систему, потому что, например, в том же 1447 г. изловили колдунью, злодейства которой были блистательно изобличены, а между тем, вместо того, чтобы ее сжечь, ее только выслали из пределов области, где она злодействовала. Во Франции около того же времени шла оживленная травля ведьм в Тулузе. Здесь инквизиторы осудили и сожгли множество ведьм, изловленных в Дофинэ и Гаскони. Когда именно произошли эти процессы и сколько в них попало жертв фанатического недоумения, об этом записи не осталось; но остался другой след от этих процессов, о котором упоминает испанский историограф инквизиции, Алонсо де Спина. Он посетил Тулузу и видел на стенах местной инквизиции множество картин, написанных по рассказам ведьм, т. е. по показаниям, данным ими на суде. Картины эти изображают сцены шабашей, поклонения дьяволу, представленному в виде козла, и т. п. Есть указания, что в то же самое время, когда неистовствовали тулузские отцы-инквизиторы, их южно-французские и северно-итальянские братья тоже не коснели в праздности; так, в Комо шли многочисленные процессы ведьм. Светские властители старались не отстать от духовенства; бретанский герцог Артур III после своей смерти (| 1457) удостоился известности, как ревнитель веры, спаливший наибольшее число ведьм и колдунов в Бретани, Франции и Пуато, — своего рода рекорд, как выражаются нынешние спортсмены. Таким образом можно считать, что во второй половине XV столетия ведьмовство по всей Западной Европе приняло эпидемический характер. Появились целые поколения ведьм, ведьмовские роды и семьи. Так, из одного процесса, веденного в Нормандии в 1455 году, явствует, что в одной из тамошних общин, Торси, обнаружена была семья, давшая в течение 40 лет подряд несколько поколений ведьм и колдунов. Родоначальником этой дьявольской семьи был некто Югенен; он сам, его жена и потомки — все были колдуны и ведьмы. Очень долгое время о подвигах этой семьи местное население не доводило до сведения инквизиции, предпочитая расправляться с ведьмами самосудом. Дело обычно шло таким порядком. Какой-нибудь мужичек высказывает подозрение, что в гибели павшей у него скотины виноват упомянутый Югенен или его жена. Эта баба, жена, Югенена, Жанна, встретив жену мужика, у которого пал скот, говорит ей: «Напрасно твой муж на меня клепает, что я извела вашу скотину; скажи ему, что это ему так не пройдет» . И в ту же ночь эта баба вдруг внезапно заболевает так, что возникает опасение за ее жизнь. Тогда ее муж идет к Югенену и объявляет ему и его жене, что если его баба умрет, то он вздует их обоих так, что они свету не взвидят. И на другой же день его жена выздоравливает. Понятно, что, владея таким прекрасным средством к обузданию злодейства ведьм, крестьяне не спешили доносить на них инквизиции. Мы уже не раз упоминали о том, что служило главным толчком для распространения ведьмовства. Его блестящий успех и эпидемические размеры зависели, главным образом, от широкой его популяризации самим духовенством. Инквизиция, истребляя ведьм, тем самым открыто и публично, во всеуслышание, признавала их, т. е. утверждала, что человек, буде на то явилась его добрая воля, может без всякого затруднения войти в сношения с дьяволом я получать от него сверхъестественную мощь, власть, силу, и средства творить чудеса. Что же удивительного, что такая перспектива соблазняла множество народа. Иному нищему мужику, бабе, поденщику было и лестно, и в то же время выгодно сделаться, т. е. прослыть колдуном или ведьмой; он становился предметом боязни, его старались задобрить, с его услугам прибегали в болезнях, пропажах, при разделке с недругами, при затруднениях по любовной части, а все это хорошо оплачивалось. А народ обращался к колдунам с величайшей охотой во всяком таком случае, где, по его представлению, пахло чертовщиной, зная, что духовенство в этих случаях далеко не располагает всегда и во всех случаях действительными средствами для борьбы со злом. В этом смысле мощным толчком с развитию эпидемии ведьмовства можно считать, например, папские буллы против ведьм, вроде опубликованной папой Иннокентием VIII в декабре 1484 г. В этой булле («Summis desiderantis» ; папские буллы, по принятому обычаю озаглавливаются и обозначаются первыми словами их текста) папа сокрушается о том, что колдовство и ведьмовство распространились повсюду, а особенно в Германии, и, главное, подробнейше перечислены все злодейства ведьм: шабаши, поклонение дьяволу, напуск ведьмами бурь, засух и т. д. По этой одной булле народ мог всесторонне ознакомиться со всей областью ведьмовства, а главное, убеждался в том, что сам наместник Христов нисколько не сомневается во всем этом, открыто признает полную возможность и реальность всего этого. После подобного папского послания уже становилось невозможно даже и голос поднимать в опровержение ведьмовства. Вооружившись этой буллой, ревнители благочестия, инквизиторы Шпренгер и Инститорис начали без стеснения хозяйничать по всей Германии, возводя на костры тысячи жертв. В одном лишь крошечном городке Равенсбурге Шпренгер, по его собственным словам, сжег сорок восемь ведьм. Под крылом могучей защиты папы инквизиторы орудовали без удержу. Надо было обладать величайшим гражданским мужеством, чтобы выступать против них, становясь на защиту их жертв. В числе таких борцов надо, между прочим, отметить «муниципального оратора»  (существовала такая должность), адвоката и врача, славившегося своей ученостью, Корнелия Агриппы. Он пытался было вырвать из когтей инквизитора Николая Савена, орудовавшего в Меце, одну несчастную женщину, обвинявшуюся в колдовстве. Но инквизиция живо осадила его усердие. В то время уже было установлено твердым правилом, что каждый, так или иначе вступавшийся за еретика, колдуна, ведьму, вообще за подсудимого инквизиции, считался сообщником и пособником и рисковал даже вполне разделить участь подсудимого. Этого отчасти не миновал и Агриппа; его, положим, на костре не сожгли, но он все же лишился должности и даже должен был покинуть Мец. Едва ли не единственный случай заступничества за ведьм со стороны светских властей представляет пример Венеции. Около того времени, к которому относится наш рассказ, т. е. в XV–XVI вв., в Венеции уже утвердилась ее олигархическая республика, с советом Десяти во главе. В это время римская курия усердно хлопотала о насаждении ведьмовства в северной Италии. Позволяем себе так выразиться, потому что папы своими вечными натравливаниями на ведьм самых ярых старателей-инквизиторов, которых она снабжала почти безграничными полномочиями, успели, наконец, убедить ломбардское население в полнейшей реальности ведьмовства, так что, благодаря этим благочестивым стараниям, Ломбардия сделалась настоящей областью ведьм. Инквизиция работала, что называется, не покладая рук, отправляя на костры сотни жертв. В Бретани в 1510 г. сожгли 140 колдунов и ведьм, в Комо, в 1514 году, — 300. И вот, в 1518 году правительство республики было извещено о том, что в Валькамонике инквизитор уже сжег 70 ведьм, да столько же у него их сидит в тюрьме, в ожидании суда, да сверх того уже заподозрено еще 5 000 человек, т, е. почти четверть всего населения той местности Сенат и совет были прямо-таки встревожены этой компанией истребления граждан республики и вступились за жертвы. Инквизитор сейчас же нажаловался папе, и тот сделал совету Десяти строгое внушение — не соваться, куда не спрашивают. А т. к. совет не очень испугался этой острастки, то папа (Лев X) в феврале 1521 г. дал инквизиторам полномочие отлучать от церкви, гуртом и поодиночке, смотря но ходу дел, всех и каждого, кто будет заступаться за ведьм и вообще «мешать»  инквизиции. Но и булла папская не проняла совета Десяти. В марте он преспокойно издал особый наказ для судопроизводства по делам о колдовстве, причем мимоходом отменил все уже состоявшиеся решения по этим делам. На угрозы же папского легата совет твердо и спокойно отвечал, что население Валькамоники так бедно и невежественно, так не твердо в истинной вере, что ему гораздо нужнее хорошие проповедники, нежели преследователи, судьи и палачи.

1 ... 62 63 64 65 66 67 68 69 70 ... 118
Перейти на страницу:
На этой странице вы можете бесплатно скачать История сношений человека с дьяволом - Михаил Орлов торрент бесплатно.
Комментарии
Открыть боковую панель
Комментарии
Сергій
Сергій 25.01.2024 - 17:17
"Убийство миссис Спэнлоу" от Агаты Кристи – это великолепный детектив, который завораживает с первой страницы и держит в напряжении до последнего момента. Кристи, как всегда, мастерски строит