Белое, черное, алое… - Елена Топильская

А в этот дом нога мужчины давно не ступала, я в этом уверена. Кстати, Горчаков давно обещал мне кой-чего разузнать про мадам Редничук, надо его потрясти, напомнить. Блин, мне же еще надо доктора Балабаева допросить о причинах его повышенного интереса к телу больного. Хотя мой внутренний голос меня редко обманывает, а тут он говорит, что интерес у Балабаева чисто научный, просто реализует он его нецивилизованно. Конечно, случай интересный и наверняка первый в его практике, вот он и выпрыгивает из штанов.

А завтра я возьму у Кузьмича машину и оперов и съезжу на обыск в квартиру к Вертолету. Обыск — это если вдова настроена неласково, а вообще лучше обойтись осмотром. Там я не рассчитываю найти предметы, изъятые из гражданского оборота, типа противотанковых мин, пистолетов-пулеметов или летательных аппаратов, меня интересуют фотографии. Эти ребята обожают себя запечатлевать, с чувством, с толком, с расстановкой; жанровые картинки, изымаемые мешками на обысках, могли бы называться: «Я и моя баба», «Я и моя собака», «Моя тачка», «Я с братанами», «Я ем», «Я пью» и тому подобное… Один опер на обыске у члена организованной преступной группы, умаявшись паковать и опечатывать бесконечные фотоальбомы, в сердцах сказал: «Они специально для нас, что ли, это делают?

Знают же, что мы когда-нибудь придем и все отнимем…»

А не устроить ли нам сегодня с Сашкой ужин при свечах?

Ночью, после ужина при свечах, мне пришло в голову соломоново решение: пусть съездит «на сутки» и допросит доктора Кораблев. Не барское это дело.

Организовывать опознание обгоревшего трупа пришлось через генерала Голицына. Поскольку жил Бурдейко один, соседей его решили не беспокоить, в морг приехали его начальник и сослуживец. Тягостная это была процедура. Хоть санитары и постарались, готовя труп к опознанию, огонь и гнилостные изменения сделали свое дело, и герои «ужастиков» могли отдыхать. Начальник отдела старательно от меня отворачивался; хотелось верить, что ему стыдно за вранье в прокуратуре: прикрыл, называется, работника. Я бы не хотела оказаться на его месте.

— Похороны мы организуем, — наконец мрачно сказал начальник отдела, впервые за время пребывания в морге обратившись ко мне, но смотрел все равно в сторону.

По иронии судьбы, похороны они организовали очень быстро, и назначены они были на тот же день, когда хоронили Вертолета. Гробы с потерпевшим и виновником смерти стояли в соседних залах в одно и то же время, большие группы желающих проститься с тем и с другим смешивались в узком коридоре морга, и мне это напоминало процесс по делам частного обвинения, когда избитый или оклеветанный человек может обратиться в суд, минуя стадию предварительного следствия; суд возбудит дело, и он будет потерпевшим, а тот, на кого он жалуется, — подсудимым; но если подсудимый подаст встречную жалобу, то стороны будут именоваться: «подсудимый, он же потерпевший». Сам черт не разберет, кого из этих покойников правильнее назвать потерпевшим, а кого убийцей; наверное, каждый из них был бы «подсудимый, он же потерпевший». Что называется, не рой яму другому…

Я не стала торопиться с обыском до похорон. Все равно то, что мне было нужно, никуда не денется, а остальное, то, за чем мы не удосужились приехать сразу после смерти хозяина, уже давно вынесено и перепрятано. Прокол.

Как только я появилась в прокуратуре, меня сразу вызвал шеф и попросил активизироваться по взрыву в доме Бисягина.

— Чем вы сейчас занимаетесь?

— Чвановым, Владимир Иванович.

— Мария Сергеевна, Чванов подождет. Займитесь взрывом, вы же видите, нам руки выкручивают именно по Бисягину.

— Владимир Иванович! Вы же знаете, получается, что Чванов и Бисягин…

Тьфу, я имею в виду взрыв, связаны. Наоборот, надо по Чванову активизироваться.

И по Денщикову. Его же клеврет на чердаке сидел.

Шеф тут же перевел глаза на экран стоявшего в углу его кабинета телевизора, по которому в программе новостей без звука шел репортаж с похорон сотрудника уголовного розыска. Горчаков мне сказал, что в главке уже вывешен его портрет с подписью: «Герой России», и пол под портретом завален цветами.

— Мария Сергеевна… — Прокурор помолчал. — Может, по Чванову не будем продлеваться? Приостановим, и все. На Пруткина прекратите дело за недоказанностью, а убийство заглухарим.

— Если это указание, то я бы хотела получить его в письменном виде, дерзко сказала я, хотя мне было очень жалко шефа: не в его стиле давать такие указания, сейчас он скажет, что такой вариант ему посоветовал прокурор города.

— Это не указание. Это предложение прокурора города.

— От которого мы не в силах будем отказаться? Владимир Иванович, а заглухарить дело о гибели депутата Госдумы он не предлагал?

— Мария Сергеевна, ну что вы ерничаете?

И мне еще больше стало жалко шефа. Все-таки он уже старый человек, и зачем ему эта хроническая нервотрепка? Валидол у него на столе на видном месте, а в ящике стола еще и корвалол, неотложку только за этот год два раза вызывали.

Я-то по своему невысокому должностному положению могу на политес плюнуть и взбрыкнуть, а он вынужден вести себя так, чтобы всем нравиться…

— Но это же одно и то же! Владимир Иванович, если уж заниматься делом, то мне надо ехать в Москву.

— Это еще зачем?

— Работать по версии об убийстве Ивановых из-за личных отношений.

— Мария Сергеевна! Уймитесь наконец! — шеф даже прикрикнул. — Вы же слышали, что сказал по этому поводу прокурор города, я уж не говорю про генерала Голицына. Это чушь. Займитесь вплотную взрывом!

— В Москву не отпускаете?

— Да вы что? Забудьте и думать. И денег нет на командировки. Вы же знаете, в Москву — только по вызову Генеральной.

— Ну, давайте, я позвоню в Генеральную и скажу, что срочно нужна командировка по убийству депутата Госдумы.

— Звоните.

Шеф подвинул ко мне телефон, и даже сам набрал по межгороду номер нашего зонального в прокуратуре России, и, услышав ответ, передал мне трубку.

— Валентин Яковлевич? Здравствуйте. Это Швецова из Санкт-Петербурга…

Я витиевато изложила ему суть проблемы, используя цитаты из речи прокурора города на методсовете о необходимости раскрытия общественно-значимых преступлений в кратчайшие сроки, для чего требуется провести следственные действия в Москве.

— У вас когда срок по делу? — деловито спросил зональный.

— Срок? — я растерялась. — Сейчас соображу: через полтора месяца.

— Ну что ж, времени у вас достаточно, направляйте отдельное поручение, это же прямо предусмотрено законом: если требуется выполнить следственные действия на территории другого района, вы вправе послать поручение о их выполнении в территориальный орган прокуратуры. Я проконтролирую, чтобы здесь оно долго не валялось, исполнят по закону, в течение десяти дней.

— Но мне надо лично! — взмолилась я.

— Ничего страшного, — утешил меня зональный по телефону. — Пошлите подробные вопросы, которые необходимо будет выяснить у допрашиваемого.

— Ну что? Вызова не будет? — спросил шеф, впрочем, совсем не злорадно, а даже сочувственно, улыбаясь уголками рта.

— Нет, я понимаю, что можно послать отдельное поручение для непринципиального допроса или если точно известно, о чем надо человека спрашивать, вопрос-ответ. Но в такой ситуации, как у меня, допрашивать отдельным поручением все равно, что жениться по доверенности!

— А вы уверены, что вам надо в Москву, если вы даже не знаете толком, кого и о чем вы там будете спрашивать? — прищурился шеф. — Лучше потратьте это время на расследование взрыва.

Я стиснула зубы.

— Хорошо, Владимир Иванович. А что я должна делать?

— Экспертизы все назначены?

Я про себя усмехнулась. Что покажут экспертизы, и так ясно.

— И дело подшито, и опись документов составлена, и план размечен цветными карандашами. А какие еще действия выполнять по взрыву, я не знаю.

— Подумайте, — шеф усмехнулся.

Я пошла к себе и, заперевшись на ключ, чуть-чуть всплакнула, так, чисто символически. Потом набрала номер Сашкиной поликлиники и, когда доктора Стеценко подозвали к телефону, спросила, какие у него планы на выходные.

— Никаких, а что? — поинтересовался доктор Стеценко на фоне жужжания бормашин.

— Давай в Москву съездим на уик-энд.

— Давай, — с ходу согласился он.

Вот за что люблю своего спутника жизни, так это за здоровый авантюризм; мне кажется, что он исповедует принцип «все вопросы потом», и если завтра я назначу ему встречу у заброшенной часовни на кладбище, попросив предварительно купить пистолет, он с такой же готовностью скажет: «Давай!» — и придет на место встречи с пистолетом…

Получив принципиальное согласие на авантюру, я посчитала денежки в кошельке. Убедилась, что их хватит на дорогу туда и обратно и на дешевую гостиницу. А вот на жизнь до следующей зарплаты не хватит, тем более что вообще неизвестно, когда она будет. Ну и плевать! Я уже увлеклась и не буду ночью спать спокойно, пока я не выясню то, что хочу. А хочу я поговорить с теткой Нателлы Редничук о том, в каких они отношениях, почему умер отец Нателлы, он же брат Алевтины Аркадьевны Богунец, что за семья была у Нателлы, что за семья была у ее сына, — в общем все, что Богунец мне расскажет. Если захочет рассказывать.