Саша Черный. Собрание сочинений в 5 томах. Т.3 - Саша Черный
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Н-да. Ну, как знаешь. Не плюй, брат, в колодезь, авось он и не высох. На фронт ты вернешься, а, может, я б тебе слово какое наговорное против пули бы вражеской дал.
— Спасибо, папаша. Да мне оно ни к чему. Я там, в окопах сидючи, так приспособился, что германские пули голой рукой ловлю, да им же обратно и посылаю…
Видит знахарь, что солдат ложку свою крепко держит. Голос он переменил, да этак жалостливо к солдату и подсыпается.
— Ну, да ладно… Натурально кажный свой секрет про себя держит. А не мог ли бы ты, друг, беде моей пособить, — уж я отслужу, будь покоен. Тело у меня после того случая все синими бобами пошло. Средствия у тебя нет ли какого, оченно уж обидно.
Поиграл солдат сапогом, плечом передернул.
— Средствия и без меня найдется. Слыхал я тут, что ты к солдатке одной не путем, сладкий старичок, подкатываешься. Так вот, как ейному мужу Бог приведет невредимо с фронта воротиться, — отполосует он тебя, рябого кота, кнутом, — вот весь ты синий и станешь. В ровную, стало быть, краску войдешь.
Вскочил Ерофеич, горькую слюнку проглотил, — аж портки у него затряслись. А солдату что ж. Чурбашку из-за пазухи вынул да и принялся из нее командира полка вырезать. Разве с таким сговоришься?
1932
МУРАВЬИНАЯ КУЧА*
1Призывает король своего единственного сына.
— Что ж, Вася, девятнадцатый тебе год, а никаких поступков от тебя не видно. Либо зайцев травишь, либо на золотой балалайке играешь. Ни с чем несообразно. Проехался бы ты по чужеземным королевствам, посмотрел, как люди живут, где какие распорядки. Авось пригодится… Я уж сутулиться стал, твое время подходит. Поезжай в партикулярном виде, будто ты обыкновенный купеческий сын, по торговой части к делам принюхиваешься. А то если королевичем заявишься, прием известный: балы да охота, — все та же позолота. Ничего настоящего и не увидишь… Слугу себе выбери из дворцовой стражи, — там народ дошлый. А для направления ума дам тебе генерала. Есть у меня один на примете, до того умный, что и вакансии для него у меня в королевстве не нашлось. В штатской форме с тобой и поедет. Поди в баню, попарься перед дорогой, да и с Богом…
Королевич отцу не перечит. В караульное помещение побежал, на ноге повернулся, солдата, который для забавы котенка в подсумок запихивал, в сад поманил.
— Глаза у тебя, Левонтий, с искрой… Я веселых очень обожаю. Папаша меня в заморские страны в вояж спосылает. Хочешь со мной?
— Так точно, ваше королевское высочество. Как лист перед травой.
— Ты, — говорит королевич, — насчет листа брось. По службе передо мной не тянись, я тебе воспрещаю. Поедем мы в вольном платье, стало, и разговор промеж нас вольный должен быть. Я — будто купеческий сын, ты — слуга закадычный. И генерал при нас ученый будет состоять. Сбоку-припеку для умственного намеку. Кислый, черт, не приведи Бог, — один бы я с ним нипочем не поехал.
— Ничего, — отвечает солдат. — Они, как пожилые, по своей части орудовать будут. А мы свой интерес везде найдем, будьте покойны-с. В коляске поедем, альбо верхом?
— Верхом, само собой, веселее. Да, кажись, по купечеству все больше в колясках ездят. Ты уж там собери, что надо, а я пойду в баню помыться. Приходи после меня, я тебе с полкотла оставлю…
Управились быстро. Смазал Левонтий колеса, чемоданы сзади прикрутил. Караульному начальнику доложился: еду, мол, в командировку по казенной надобности, заморских воробьев считать. Счастливо оставаться.
Выехали они под вечер потаенно, чтобы лишней огласки не было. Левонтий на козлах сидит, тройкой правит, кнутом над головой свищет — «эх вы, симпатичные!». Да тишком от генерала собачью ножку из рукава потягивает.
Выкатились они за приграничный шлагбаум. Генерал мягкий вяземский пряник покусывает, королевичу мораль читает.
— Первым делом, ваше высочество, насчет напитков — ни-ни. Потому в пьяном виде человек главную суть проморгает, весь мир ему вроде питейного заведения представляется, — с рюмкой спознаться, себя потерять. Напиться и в своем королевстве можно… Опять же и по женской части не очень озоруйте. Папаша вас для государственной выучки спосылает, а не то, чтобы бабьи хвосты раздувать. Я уж давно с этой позиции отошедши, и ничего, ума прибавил, чего и вам желаю. Примечайте, что к чему надлежит: какое на войсках обмундирование, почем хлеб на базаре, какие ваши товары идут, какие зря по лавкам преют. Кажинный вечер в полевую книжку на постоялом дворе рапортички свои заносите, я проверку сделаю. Опять же…
Прислушался генерал, — храпит с правого боку королевич, аж кони шарахаются. Растолкал он его деликатно, замечание ему сделал:
— Я вам, ваше высочество, линию поведения разъясняю, а вы, например, храпите. Хоть я и в штатском, однако ж, неудобно.
Извиняется королевич:
— Дорога тряская, слова усыпительные. Как не вздремнуть… Вином я, между прочим, не занимаюсь, бабами пока что не интересуюсь, млад еще, — что ж вы меня только зря растравляете…
Перемигнулся он тут с Левонтием:
— Гони, Левонтий! Что ты там на козлах вожжи доишь. Вишь, город чужеземный под горой показался… Во тьме ни лысого беса не увидим, — что ж я тогда в полевую книжку запишу?
Загремели колеса. Генералу и крышка: на полном ходу не больно поговоришь, — либо язык прикусишь, либо слюной подавишься. Нутренности свои на толчках придерживает, в угол притулился, — вылетишь на косогоре, ложками не соберешь.
2Покрутились в одном городе, завернули в другой. Пиявит генерал королевича, смотреть тошно. То на площадь водит для наблюдения, как казенного вора березовой лапшой кормят, то кирпичи на постройке колупает: снаружи красота, а в середке песок трухлявый, — «у нас не в пример чище». На парад из толпы глазели. Эка невидаль! Равнение держат, а смотреть скучно. Девушки тут некоторые на королевича в вольном платье засматриваться стали, — генерал его плечом заслонил. В полевую книжку и записать нечего.
А Левонтий все при конях, да при коляске. С лица посерел — ни уйти, ни напиться, — потому неизвестно, когда генерал с королевичем на постоялый двор с проходки вернутся. Вот тебе и заморские края, — будто с завязанной мордой в тиатре сидишь…
В третье королевство переметнулись. Проснулся это генерал ни свет ни заря, — двужильный пес был, — кликнул Левонтия: «подавай кофий». А королевич из своего номера знак сделал — «затормозись на минутку».
Задержался Левонтий около койки, смотрит на королевича, а у того голубые невинные глаза в синий стальной цвет ударяют, до того у него сердце кипит.
— Что ж, Левонтий… Так с им тут и возжаться, кирпичи да парады, тетку его в негашеную известь! Придумай, брат, чего-нибудь, как бы нам хочь один день без него позаняться.
— Дело не хитрое, — отвечает солдат, — разрешите безвредный сонный порошок им в кофий бухнуть. В сон их ударит, хочь все бакенбарды по волоску выщипи, до самой полночи не прочухается. Будто судак литаргический!..
— Сыпь! Ты мне подчинен, я тебе приказываю. А то, ежели без передышки терпеть, как бы я его всурьез не ухлопал.
Раз-два, вваливается Левонтий к генералу, чашка на отлете, пар штопором.
Хлебнул тот, по лицу легкий туман прошел. «Горчит чтой-то»…
— Никак нет. Кофий самый генеральский, казанского размолу. Извольте выкушать. — Опростал генерал чашку, хотел было губу обшлагом утереть, да так на диван и запрокинулся. Хрюкнул — и готов. Хочь на блюдо клади…
Стрепенулся королевич:
— Куда ж мы с тобой, Левонтий, закатимся?
— Перво-наперво в лес. Двустволки прихватим, пташек постреляем. В речке искупаемся, умственность-то эту надо вам с себя смыть. Да генеральскую фляжку дозвольте в ягдташ сунуть. Они хоть и пожилые, а насчет рому мастаки. Выпьем, закусим, а там — что Бог пошлет.
Прикрыли они генерала скатеркой, чтоб мухи его не заели, — и ходу. Лесная глушь тут за постоялым двором и простиралась.
* * *Шли они, шли, зеленая мгла глаза застилает, дух ядреный. Ни пташки, ни зверя. Заместо зайцев друг за дружкой гоняли, кровь в них взыграла, — из-под генеральской опеки на целый день ушли. Сполоснулись в ручье, выпили, закусили, — тронулись дальше. В какую сторону ни сунутся, конца-краю лесу не видно. Стали они сумлеваться, откуль пришли, куда на постоялый двор направление держать? Плутали, плутали, ан тут и лес оборвался, вдалеке в два яруса голубые холмы маячат, по скату то ли туман белеет, то ли овцы пасутся. Глянул королевич в подзор-трубу: по углам, будто сахарные головы, башни стоят, промеж их стена в зубцах белой змеей вьется.
— Эва! Никак крепость, Левонтий? Авось там и дорогу укажут и коней дадут… Чего зря кружить… Время не раннее. Айда!
Сказать просто, да не так-то и шагнешь. Кругом топь, на зеленый мох ступишь, так по брюхо в болото, как в простоквашу, и влипнешь. Выдрались они на пенек, пообсохли. Экая досада. Ни тропы, ни дорожки. Что ж за крепость такая без подходу?