Противостояние.Том I - Стивен Кинг

— Но он тоже не болен, — сказал Ларри, — в отличие от подавляющего большинства других.

— Швейцар в моем доме производит впечатление вполне здорового человека, — проговорила Рита. — По-прежнему дежурит. Сегодня, выходя из дома, я дала ему пять долларов чаевых. Не знаю, то ли потому, что он не болен, то ли потому, что он продолжает работать. А вы как думаете?

— Я вас совсем не знаю, чтобы ответить.

— В самом деле. — Она убрала сигареты в сумочку, и он заметил внутри револьвер. Она поймала его взгляд. — Он принадлежал моему мужу, который был ответственным работником одного из крупных банков Нью-Йорка, как он представлялся, когда его спрашивали, чем он занимается. Я-ответственный-работник-одного-из-крупных-банков-Нью-Йорка. Он умер два года назад от сильнейшего удара во время делового обеда с одним из тех арабов с лоснящейся кожей, словно до блеска натертой каким-нибудь кремом. Он умер с галстуком на шее. Как вы считаете, не может ли эта фраза быть современным эквивалентом старого выражения «умер в ботинках», то есть на посту? Гарри Блейкмур умер с галстуком на шее. По-моему, здорово, Ларри.

Перед ними на дорожку села птичка и стала что-то клевать на земле.

— Он безумно боялся грабителей и потому купил этот револьвер. Ларри, револьверы всегда дергаются и создают ужасный грохот, когда из них стреляют?

Ларри, которому никогда в жизни не приходилось стрелять, ответил:

— Не думаю, что у такого револьвера сильная отдача. Он тридцать восьмого калибра?

— По-моему, тридцать второго. — Она вынула револьвер из сумочки, и он увидел, что в ней полным-полно пузырьков с таблетками. На этот раз она не следила за его взглядом. Она смотрела на карликовую китайскую вишню в пятнадцати шагах от них.

— Хочу проверить его. Как вы думаете, смогу я попасть в это дерево?

— Не знаю, сказал он встревоженно. — Не уверен, что…

Она нажала на курок, и раздался оглушительный выстрел. В дереве появилась маленькая дырочка.

— Точное попадание, — констатировала она и выдула дым из ствола, как бывалый стрелок.

— И правда здорово, — сказал Ларри, и, когда она положила револьвер назад в сумочку, его сердце снова забилось ровно.

— Я бы не смогла убить человека. Я в этом совершенно уверена. Да скоро тут и не в кого будет стрелять, ведь так?

— Я не знаю.

— Вы смотрели на мои кольца. Хотите какое-нибудь?

— Что? Нет! — Он снова покраснел.

— Как банкир, мой муж верил в бриллианты. Он верил в них так же, как баптисты верят в конец света. У меня очень много бриллиантов, и все они застрахованы. Иногда у меня возникало такое ощущение, что мы, я и мой Гарри, не просто владеем частью алмазных запасов, а держим под залогом их все. Но если кому-нибудь понадобились бы мои бриллианты, я с легкостью бы их отдала. В конце концов, они ведь, по сути, всего лишь камни, верно?

— Пожалуй, вы правы.

— Конечно, — сказала она, и мышцы ее шеи вновь задергались в тике. — И если бы за ними явился грабитель, я не только отдала бы свои, но также сообщила бы ему адрес Картье, чья коллекция этих камушков намного лучше моей.

— Что вы собираетесь сейчас делать? — спросил ее Ларри.

— А вы бы что предложили?

— Я просто не знаю, — со вздохом ответил он.

— И у меня в точности такой же ответ.

— Знаете что? Я сегодня утром встретил одного парня, который сказал, что собирается пойти на стадион «Янки» и дро… и заняться мастурбацией в центре поля. — Он почувствовал, что опять краснеет.

— Далеко же ему пришлось шагать, — сказала она. — Вы бы не могли подыскать что-нибудь поближе? — Она вздохнула, и вздох сменился дрожью. Она открыла сумочку, достала пузырек с таблетками и бросила в рот желатиновую капсулу.

— Что это? — поинтересовался Ларри.

— Витамин Е, — ответила она с ослепительной, фальшивой улыбкой. Шея еще пару раз дернулась, и тик прекратился. К ней снова вернулось спокойствие.

— В барах сейчас никого нет, — неожиданно сказал Ларри. — Я заглянул к Пэту на Сорок третью, внутри не было ни души. У них там великолепная, огромная стойка из красного дерева. Я зашел за нее и налил себе полный стакан «Джонни Уокера», но потом мне расхотелось оставаться там. Так что я поставил стакан и вышел.

Они одновременно вздохнули.

— С вами очень приятно проводить время, — проговорила она. — Вы мне очень нравитесь. И так чудесно, что вы не сумасшедший.

— Спасибо, миссис Блейкмур. — Он был удивлен и обрадован.

— Рита. Меня зовут Рита.

— Хорошо.

— Вы голодны, Ларри?

— Если честно, да.

— Может быть, вы пригласите леди на ленч?

— С удовольствием.

Она поднялась и протянула ему руку, как-то слегка просительно улыбаясь. Когда он взял ее под локоть, то уловил легкий аромат ее саше, одновременно успокаивающий и тревожащий, напоминающий о чем-то давно минувшем. Такими духами пользовалась его мать, отправляясь с ним в кино.

Но он забыл об этом, когда они вышли из парка и двинулись вверх по Пятой авеню, прочь от мертвой обезьянки, провозвестника монстров, зловещего сладкого лакомства, недвижно восседающего в общественном туалете возле перекрестка № 1. Она непрерывно болтала, и позже он не мог вспомнить ничего из ее щебета (разве что одну вещь: по ее словам, она всегда мечтала пройтись по Пятой авеню под руку с красивым молодым человеком, который по возрасту годился бы ей в сыновья, но сыном бы ей отнюдь не был), но в памяти часто воскресали, особенно после того как Рита стала распадаться как скверно сделанная кукла, ее прекрасная улыбка, легкая, откровенная, беспечная болтовня, шелест одежды.

Они зашли в кафе, и Ларри приготовил еду. И, хотя обед получился не слишком изысканным, Рита была в восторге от каждого блюда: бифштекса, жареного картофеля, растворимого кофе и пирога с клубникой и ревенем.

Глава 28

В холодильнике лежал клубничный пирог в фирменной обертке. Посмотрев на него некоторое время тоскливым, остолбеневшим взглядом, Фрэнни вынула его и, положив на стол, отрезала кусочек. Одна клубничка шлепнулась на стол, когда Фрэнни перекладывала отрезанный ломтик на тарелку. Она подобрала ягодку и съела. Салфеткой она вытерла оставшееся на столе маленькое пятнышко сока, затем накрыла оберткой пирог и снова положила его в холодильник.

Когда она поворачивалась, чтобы взять свой кусок пирога, ее внимание случайно привлек держатель для ножей рядом с буфетом. Его сделал отец из двух намагниченных пластинок. Ножи висели на них лезвиями вниз, сверкая на утреннем солнце. Она долго смотрела на ножи унылым, почти безучастным взглядом, беспрестанно разглаживая руками складки повязанного вокруг талии передника.

Наконец, минут пятнадцать спустя, она вспомнила, что собиралась что-то сделать. Но что? В памяти без всякой видимой причины всплыла парафраза библейского изречения: «Прежде чем вынуть сучок из глаза брата твоего, извлеки бревно из собственного». Она задумалась. Сучок? Бревно? Ее всегда особенно волновало последнее. Что за бревно? Столп лунного света? Деревянный столб? А еще есть огненный столп и остолбеневший взгляд, не говоря уже о песне, которую она когда-то выучила в церковной воскресной школе: «Я стану веры столпом».

«Прежде чем вынуть сучок из глаза брата твоего…»

Но это не сучок, а пирог. Она обернулась и увидела ползающую по нему муху. Фрэнни взмахнула рукой. До свидания, леди Муха, а не то схвачу за брюхо.

И она снова замерла, глядя на пирог. Ее мать и отец умерли. Мать — в санфордской больнице, а отец, чья мастерская всегда была гостеприимно открыта для одной маленькой девочки, лежал мертвый в кровати своей прямо над ней. Почему ее мысли складываются в рифму? Формулируются в виде каких-то безвкусных, дешевых рифмованных фраз вроде тех дурацких упражнений на тренировку памяти, напоминающих бред: у моего пса вошки, они кусают его за ножки…

Неожиданно она вышла из оцепенения, и ее охватил страх. Она почувствовала запах чада. Что-то горело.

Фрэнни судорожно огляделась и на включенной плите увидела сковородку, на которой жарила себе картофель в масле. Она совсем про него забыла. Над сковородкой вонючим облаком клубился дым. Масло с сердитым шипением выплескивалось на конфорку и разлеталось вокруг яркими, сверкающими брызгами, словно невидимая рука размахивала невидимой бутановой зажигалкой. Сковорода была вся черная.

Фрэнни дотронулась до ее ручки и, вскрикнув, отдернула пальцы. Слишком горячо. Она схватила кухонное полотенце, обернула им ручку, быстро вынесла шипевшую, как дракон, сковородку через заднюю дверь и поставила ее на верхнюю ступеньку крыльца. Со двора долетал запах жимолости и гудение слетевшихся на нее пчел, но Фрэнни этого почти не замечала. На мгновение в плотной, глухой пелене, окутывавшей последние четыре дня ее эмоциональное восприятие мира, образовалась брешь, и Фрэнни почувствовала острый страх. Страх? Нет — невероятный ужас, почти панику.