Призрачный театр - Мэт Осман
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Ты знаешь стих о заблудшей овце?[27] – спросил он.
Она кивнула. По этой притче придумали колыбельную песенку: ее все знали.
– После какой реплики мне начинать? – спросила она.
– Сама поймешь.
Ни костюмов, ни реквизита, ни декораций. Бесподобный присел на мокрую траву и сказал:
– Я жил когда-то в ваших краях. Может, милях в пяти отсюда. Только вот не могу вспомнить название деревни… Правда, может, по бедности она и вовсе не имела его, – зритель в первом ряду рассмеялся, – недолго жил. Может, месяца три. Во всяком случае, их хватило, чтобы появилось стремление еще разок вернуться в Брекнок, – новые вспышки смеха.
– Мой отец был пожирателем грехов, – продолжил он, и старик из задних рядов испуганно перекрестился, – хотя времена тогда были мирными. В Брекноке умирало не так много грешников. И ваша вина в том, что в детстве мне пришлось поголодать. Вы, валлийцы, слишком честны и благонравны, чтобы поддерживать приличный доход пожирателя грехов. И я тогда мечтал: «Вот если бы мой папаша стал пожирателем грехов в Лондоне! Тогда его брюхо вдоволь наполнялось бы грешным хлебом и элем столичных убийц, а я мог бы вволю наесться мясом», – за это он получил еще один легкий смешок.
– Итак, в вашем безгрешном мире мы, понятное дело, жили как бездомные бродяги. Вот нам и приходилось искать подножный корм, – по толпе прокатилась волна сочувственных возгласов. – Однажды мы собирали грибы. Вернее, я лично собирал грибы. Мои родители продержались около четверти часа, а потом их призвал разгульный шум открывшейся таверны. В лучших местах на опушках грибочки уже собрали, потому что мои родители любили подольше поспать, так что мне пришлось углубиться в лес. Все вы знаете, как магически леса затягивают грибников, – он доверительно подался вперед, – уже в десяти ярдах от опушки вы попадаете в другой мир, словно Иона – во чрево кита[28]. Грибы ведь любят расти во влажных и сумрачных местах, с них я и решил начать. Искал болотистые дебри, хотя сами вы таких обычно избегаете. Но я ведь был еще мальчонкой, понимаете? Мои тряпичные чуни почти сразу промокли. Но я обладал чутьем на грибы, своего рода врожденным даром, – голос его ослабел, – редкие блики света пестрели на мокрых листьях, пахло гнилой прелью, и слышался звук капающей где-то воды. Слушайте и смотрите, вот же они растут, – говоря, он жестикулировал, изображая в воздухе разные грибные формы.
И Шэй живо все представила. Она видела, как белые символы плодородия прорывают лиственный ковер.
– И вот набрал я целую кучу. Моя корзина едва не переполнилась, и я с трудом тащил ее обеими руками, – его голос теперь стал по-мальчишески звонким, с легким оттенком гордости, – но тогда, конечно, я поднял глаза и понял, что заблудился. Прошло уже много времени, а я оказался совсем один в лесной чащобе.
Ребенок в толпе испуганно ойкнул, и видение в голове Шэй потемнело. Теперь верхушки деревьев устремились в ночное небо, а ее окружил густой подлесок. В тишине не слышалось ни дуновения ветра, ни голосов птиц.
– Поначалу я пытался вернуться по своим следам, но бог знает, откуда я пришел. Я принялся кричать и плакать, – он скрестил руки на груди, как ребенок в постели, – я понимал, что разумнее всего подождать, но… – его голос стал еле слышным, – боялся, что никто не пойдет искать меня.
Непроизвольно Шэй подняла глаза, глянув, не кружит ли поблизости Девана. Бесподобный продолжил:
– И я побрел, куда глаза глядят, стараясь никуда не сворачивать. – Он вытянул руку вперед. – Шел только прямо, как стрела, а под моими ногами чавкала и потрескивала земля.
– И что тогда случилось? – спросила девочка из первого ряда.
Он взял ее руку.
– В конце концов меня нашли. Оказалось, что я блуждал не так далеко от деревни, – он сжал ее руку. – Даже тогда, в свои шесть или семь лет, я страшно удивился, что родители не поленились пойти искать меня.
– Вероятно, побоялись, что пропадет их корзина, – вдруг в тишине резко прозвучал его отрывистый смех, и после паузы он заговорил таким странным голосом, какого Шэй еще не слышала от него раньше. Вялым и невыразительным, как топкое болото, голосом.
– Порой мне кажется, что тот мальчик все еще блуждает. Под этими древними деревьями. За несколько минут до сна, или сразу после представления, или сидя на корме лодки я мысленно вижу его. В глубине леса, и с каждым шагом он уходит все дальше. Но на сей раз некому идти искать его.
Он откашлялся и начал петь:
– Каждый заблудший агнец найдет путь…
Шэй присоединилась к нему со второй строчки. Она вторила ему, взяв на октаву выше. Простая мелодия этой песни повышалась и понижалась с легкими интервалами, привычными, как старые ступеньки давно знакомой лестницы. Их голоса следовали друг за другом, но не сливались. И ей вспомнился первый день их знакомства, когда они бежали по разным крышам. Но потом из толпы раздался крик.
Со всех сторон из леса начали появляться деревенские дети с корзинками грибов, все они тоже пели. Поначалу их песни звучали по-разному, отличаясь высотой и ритмом, но по мере приближения детей все исполнители запели в унисон. Общий радостный хор пел: «Каждый заблудший агнец», хотя, когда дети добежали до сцены, пение гордых собой грибников сменилось безудержным смехом. Голос Бесподобного заглушил громкий хохот, песня постепенно сошла на нет, и теперь Шэй слышала лишь звон сыпавшихся в шляпу монет.
В тот вечер, в палатке, Шэй оседлала его, прижав к земле.
– Ну и была ли хоть доля правды в твоей сегодняшней истории? Вы действительно жили здесь?
Он пытался сбросить ее и потерпел неудачу. Его лицо выглядело как пустой лист бумаги.
– Не знаю. Вероятно. В этих краях все поселения выглядят одинаково.
Она не видела выражения его глаз в темноте. Ее руки сжимали его запястья. А губы прижались к его лбу.
– Если ты когда-нибудь снова потеряешься, я найду тебя, – сказала она, – буду искать до тех пор, пока не найду.
32
На следующий день они потеряли последнего мальчика из труппы Блэкфрайерса. Пейви еще в Херефорде познакомился с одной девушкой и потом всю дорогу по Уэльсу тосковал по
