Из киевских воспоминаний (1917-1921 гг.) - Алексей Александрович Гольденвейзер

Проехав шлагбаум, он остановился у ворот железнодорожного дома. Я быстро раскрыл их и впустил его во двор. Мешки с нашими пожитками в минуту оказались на возу, и Захарко погнал лошадей по направлению к лесу. Мы шли за ним пешком и уселись только на самой опушке.

Тогда началась бешеная гонка по лесу. Мы делали глубокий объезд местечка, выбирая наиболее глухие места. Мы неслись без всякой дороги, ломая ветки, переезжая через молодые деревья. Несколько раз пришлось пересекать шоссе, и эти моменты были наиболее опасны, так как по шоссе разъезжали дозоры… Мы никого не встретили.

После двух часов такой скачки Захарко привез нас в условленное место, где нас дожидались его двуногие и четвероногие спутники. Нашего возчика сопровождал из Польши его младший брат, а из местечка он захватил еще одного юношу в качестве погонщика.

В том облюбованном уголке, в который привез нас Захарко, он чувствовал себя совершенно спокойным. Он распряг лошадей и выпустил их на пастбище. Мы провели там несколько часов, пока, наконец, не спустилась ночь.

С наступлением полной темноты мы двинулись дальше. Мы образовали целую кавалькаду: спереди наш воз, затем двое верховых, коровы, телята. Эта процессия двигалась медленным шагом по лесу. На душе стало как-то беспричинно спокойно: видно, так действовала окружающая обстановка — тишина летней ночи, лесная темень и медленное, мерное продвижение вперед.

Только однажды мы немного испугались. Мы увидели впереди себя костер и сидящего подле огня человека. Наш караван остановился. Послали кого-то на разведку, давшую успокоительные сведения: у костра сидел крестьянин, также переводивший через границу какую-то скотину.

Наше шествие возобновилось.

Часа в два ночи мы подошли к роковой черте границы. В том месте, в котором нам пришлось переходить ее, русско-польская граница представляла собой остроугольный треугольник, составленный из двух сходящихся дорог. Чтобы попасть на польскую территорию, приходилось либо ехать по дороге и огибать угол, либо пройти напрямик лесом. Для всей нашей громоздкой компании выбора не было: приходилось избрать первый путь, т. е. ехать дорогой, по которой от времени до времени разъезжали патрули красноармейцев. Но сами мы могли сойти с воза и пройти через лес пешком.

Однако, наш «ризикант» Захарко уговорил нас остаться на возу и ехать с ним. Мы доверились судьбе.

Когда мы выехали на пограничную дорогу, нас сразу обдал лунный свет, показавшийся нам особенно ярким после черноты леса. Мы взглянули в обе стороны; насколько достигал глаз, перед нами стелилась широкая, гладкая, освещённая луной дорога; патруля не было. Захарко резко повернул лошадей и погнал их во весь дух. Доехали до угла, снова завернули и помчались в обратном направлении. Достигнув какого-то пункта, нырнули опять в лесную чащу.

Захарко сбавил ходу и облегченно вздохнул. Мы были в Польше, и сюда не мог уже прийти ни один красноармеец или чекист.

Захарко обернулся к нам и протянул руку. Мы поздравили друг друга. Впрочем, наш возница окончательно успокоился только, когда пересчитал головы привезённого с собой «товара». Его спутники, из менее храброго десятка, были бледны как полотно. И только тяжеловесные коровы отнеслись ко всему происшедшему с большой флегмой.

Двинувшись дальше, мы вскоре выехали в открытое поле. Луна зашла, и нас окутал предрассветный туман. Заxарко как будто внезапно потерял свой дар ориентировки и начал часами плутать по кочкам и рвам.

В одном месте мы даже чуть не попали в беду. Наши лошади, продвигаясь вперёд, стали каждым своим шагом выбивать из земли искры. Присмотревшись, мы увидели, что вся земля кругом покрыта тлеющими искорками, и что поднимающийся с нее пар не похож на обыкновенный туман.

Оказалось, что мы наскочили на горящее торфяное болото…

Уже приближаясь к деревне и различая во мгле неясные контуры изб, мы услышали позади нас какие-то странные, никогда еще не слышанные звуки. Где-то, далеко-далеко, раздавался как будто женский плач, жалкий и протяжный. Лошади наши заржали и бросились вперед.

— Волки воют, сказал Захарко.

Этот жалобный вой стаи голодных волков был последним звуком, донесшимся к нам из России.

II. На польской стороне.

В Польше. — Беспаспортность. — Сарны. — «Полицейская демократия» — На выездной сессии. — Ровенское великолепие. — В газетном киоске. — Та же ли Европа? — Отъезд в Варшаву. — На германской границе.

Село N. — наш первый этап на польской территории — было небольшим, захолустным украинским селом. Как все кругом, оно жило под знаком нашего времени — жило воспоминаниями, сравнениями и сожалениями. Прежде была школа — теперь закрыта, прежде был врач и больница — теперь нет и фельдшера, прежде пили чай с сахаром — теперь ничего горячего не пьют. Неизменной осталась в селе с прежних времен только его единственная, но зато широчайшая улица, по которой, вздымая облака пыли, проходили на пастбище стада.

Наш перевозчик Захарко приютил нас в своей хате. Мы провели в ней два дня, ночуя на узеньких лавках, вделанных в стену. Хозяева наши спали тут же на более поместительных полатях.

Общий вид intérieur’а[156] Захаркиной хаты и все отдельные попадавшиеся нам на глаза вещи были необыкновенно стильны. Огромная русская печь, самодельные горшки, деревянная посуда кустарного производства — по всему было видно, что начала менового хозяйства и не прикоснулись к этому обзаведению. Захарко был молодожен, и все вещи его были новые; но все они, по своему облику, имели такой стильный, подлинно-столетний вид, какого не удается достигнуть в своих городских квартирах самым изысканным любителям антиквариатов.

От каждой вещицы веяло настоящей стариной. Чувствовалось, что смастеривший ее человек не задавался нарочитой целью подражать образцам, изученным по книжкам, но что весь он и все его мастерство еще полны тех же линий и форм, какие выливались из-под рук его предков в XVII веке.

— Мы здесь как будто в Грановитой Палате, — подумали мы, вглядываясь в эту непривычную, своеобразно-привлекательную обстановку.

* * *

Как большинство выезжавших в ту эпоху из России беженцев, мы были глубоко убеждены, что все опасности, неприятности и испытания кончаются для нас в момент перехода границы. Переехав в Польшу, — казалось нам, — мы будем свободными гражданами; в случае каких-либо сомнений в нашей личности, — снесемся по телеграфу с друзьями и родными за границей, и все мигом уладится.

Как и всех, нас ожидало разочарование. Паспортные страхи и полицейские затруднения начались у нас с первого же дня перехода через границу. Нас встретили не